— Прекратите собачью склоку! — приказал Джексон. — Тобиан, Урсула получше тебя знает, кому служит Уилл. Ты уж разберись, кого считать своим врагом. Фредер твой враг? Тогда вставай на сторону Камерута и Иширута. А ты, Урсула, сбавь свой надменный пыл. Привыкла задирать людей, указывать на свою силу, на своё положение в обществе. Сейчас ты не более, чем преданная собака Фредера, засланная ко мне в ряды, чтобы шпионить за мной.
На следующий день Джексон связался с проходящим и отправил Тобиана к Байтеру. Зелий оставалось на полтора месяца, но для встречи со редактором Тобиану пришлось превращаться в Бонтина. Он считал Нейла Байтера своим другом — одним из немногих его друзей — но пока не мог рассказать про своё происхождение. «Любит жизнь играть со мной, — думал Тобиан. — Я лезу из кожи вон, чтобы донести людям правду о убийстве жителей Лилии, а правду о себе продолжаю бессмысленно скрывать». Тобиан попросил Байтера в короткие сроки напечатать карточки в газете и связаться через Уилла с Фредером. «Я верю Уиллу», — сказал он Байтеру. Хотя лгал себе.
Через три дня Зенрут хлестнули словно плеть новостные выпуски, которые выскочили из тайных газет и тайных типографий. Распечатанные и помноженные карточки с переодетыми в иширутчан зенрутскими полковниками проникали в каждый дом, в каждый кабак, в каждый город.
— Зенрут убийца! Королева Эмбер убийца! — кричали на улице недовольные люди.
В Санпаве вновь начались бунты. Джексон отдал приказ местным командирам и вожакам вернуть людей в дома. Он не собирался превращаться в военного лидера, который ведёт людей воевать с Бейли и генералами. По крайней мере сейчас. Джексон сделал вид, что хочет мира. Он отозвал партизан, заставил их на время спрятать оружие.
— Обстановка нагнетается. Бейли тоже это чувствует, — сказал он. — Его надо вывести на переговоры.
— Да, нам нужны переговоры, — поддержал его Тобиан. — Но с тобой Бейли ни словом не обмолвится. Я поговорю с ним. Урсула, достань мне связывающий с Бейли винамиатис.
— Хорошо, я похищу винамиатис у его приближённых, — сразу согласилась Урсула.
Был уже вечер. Все готовились спать, когда Тобиану пришло в голову выйти на переговоры с Джейкобом Бейли. Поужинав в тёмной столовой — окна были плотно зашторены, ставни закрыты, хоть и наполнялась квартира весенней духотой — Тобиан отправился спать. Вот бы отворить окна и вдохнуть весенний вечерний аромат. Ночь удивительно приятно пахнет. Днём никогда не бывает такого свежего запаха. День пахнет цветами, землёй, людьми. Ночь пахнет прозрачным небом, северным дуновением с гор, засыпающей таинственной травой. Шла середина весны, как сильно Тобиан желал ещё зимой побегать босыми ногами по мягкой земле, полежать на поле, окунуться в холодную воду. Зимой всегда скучаешь по весне. И сейчас тоже грустно. Он живёт на чужих квартирах, в вечных прятках, в вечных битвах.
Тобиан задумался и простоял в коридоре полчаса. Когда пришёл в себя, то услышал через дверь в столовой комнате Урсулу.
— Джексон, верь мне! Верь мне! Я никогда больше не присягну Эмбер и Огастусу! Я никогда больше не вставляю тебе нож в спину! Я, наконец, поняла, чего хотела всю свою жизнь. Я не буду армейской крысой! Я оказалась в Санпаве, чтобы представлять своего принца, а не доносить на тебя соколам.
— Я верю тебе. Верю, — не возражал Джексон. — Урсула, отпусти меня. Мне больно. Ты задушишь меня.
Тобиан заглянул через дверную щель. Урсула сидела на коленях перед Джексоном, схватила его за шею и просила прощение.
— На Зимнем восстании я видела тебя своим врагом. Мне казалось, вот моё призвание — быть уважаемым и всеми признанным человеком, руководить завод винамиатиса. А ты преграждал мне путь! Я думала, что я устанавливаю справедливость и побеждаю подлого мятежника. Нет, не так. Я хотела думать, что я творю справедливость! Прости меня, Джексон. Я не знала, что тебя будут пытать, что тебе отрежут пальцы, что тебя казнят за преступление, которое ты не совершал.
— Я верю тебе, Урсула, — Джексон погладил её по голове. — Я простил тебя. Я принял тебя и твои новые цели. Теперь ты служишь принцу Фредеру. Что ж, это твой выбор. Будь ему верной слугой, правой рукой, надёжным советчиком, храбрым защитником и преданным другом. Но я не смогу заставить моих людей поверить тебе. Для них ты предатель. Ты хоть и спасла санпавских солдат, это принесло тебе очень мало почёта. Предателей и перебежчиков не любят. Люди прозвали тебя Двуличницей.
— Я страшный человек. Я ведь руководила процессом выращивания детей на заводе. Я следила, чтобы подросших младенцев отдавали в приют, после которого их ждало только рабство. Если бы я могла всё исправить, я бы осталась верна Грэди и Линде Каньете! Я бы умерла с ними!
— Но ты испугалась за свою жизнь и переметнулась к Огастусу, — снова тот же ласковый жест по голове. — Когда ты вновь испугалась, что тебя арестуют за связь с мятежным Марионом, то ты напала на меня, доказывая на площади, что ты изменилась. Когда ты испугалась за мою без того растоптанную честь и за свою грешную душу, ты стала преступницей, ополченкой. Я бы предал тебя порицанию, но я сам оговорил себя, страшась продолжения пыток.
— Джексон, я люблю тебя. — Урсула расстегнула пуговицы на его пиджаке, взялась за белую рубашку.
Он ухватил её за руку.
— Я полюбил Делию Швин. Между нами ничего не может быть. Пожалуй, мы с ней никогда не увидимся, но я не хочу другой женщины. Урсула, наша любовь в прошлом. И кто мы такие? Я повстанец, тайный лидер Санпавы. Ты — преступница и тайная подручная кронпринца.
Она отвернулась, вытерла глаза рукой и посмотрела на Джексона.
— Какой же я была глупой. Я променяла любовь на славу в чужой стране. Променяла единственных друзей на службу. Я чёрствый человек. Со мной не хотел разговаривать и Уилл. А Тобиан возненавидел. Уилл и Тобиан… Они жили пять лет со мной словно сыновья, но я никогда не стремилась стать им матерью. Теперь я понимаю, почему я тогда вызвалась им помочь и сбежала с ними в Рысь. Я всего лишь хотела заслужить почёт и уважение в глазах мощного отряда освободителей. Мечтала о славе, представляла, как спустя годы люди будут рассказывать про Урсулу Фарар, которая спасла принца и мальчишку раба, раскрыла королевский заговор! Я ни разу не защитила Уилла. Фредер в семь или десять лет намного больше делали для Уилла, чем я за все годы. А Тобиан! Он нуждался в человеке, с которым бы не так больно чувствовал нелюбовь матери Эмбер. Я не стала ему даже тётей. Тётка, не иначе.
Тобиан зашёл в столовую.
— Мне не нужна была вторая мать. Мне хватало одной матери Эмбер. Урсула, я никогда не злился на тебя. Наверное, сам бы слеп и наивен по-мальчишески. Чего не смог забыть — того, как ты попыталась меня вышвырнуть, когда приехали к тебе дамы Элеонора и Нулефер Свалоу. И простить никогда не смогу, что вмешалась в мою судьбу первого просинца. Да, я был слеп, — он протянул Урсуле руку и помог подняться с колен. — Я не задумывался, что ты выращиваешь рабов. Я вообще о чём-то раньше думал? Я даже не знал по фамилии главу завода, как я мог судить про твою службу… Слепой бездельник, вот кто я. А ты эгоистичная хвастунья. У тебя с детства были выдающиеся способности, хотя у тебя не было учителей, а твои родители были простыми фермерами: отец растеневик, мать летунья. Что правда, то правда, ты родилась с гениальными способностями. Вот ты и решила, что ты должна стать великим человеком, должна заслужить звание выдающего человека. Для этого ты стала членом отряда освободителей? В надежде получить славу?
— Да, — вздохнула Урсула.
— Не получилось стать героем и спасителем, ты перескочила к власти и промышленникам. Да и тут тебя в открытую послал Огастус, когда закрыл глаза на твои старания назначил главой завода родича Нулефер. А ты вскоре оказалась с потерянными надеждами на славу, на карьеру. Потеряла учеников и друга. И тогда Фредер дал тебе новое место под солнцем. Всё верно я говорю?
— Всё верно.
Тобиан постоял возле Урсулы с перекрещенными руками и произнёс: