— Эй, Люси! А вот и ты!

Люси не заметила, как её окружили подружки. Роберта, курчавая повариха; ещё одна повариха, толстенькая девушка, носящая хозяйское имя Тинаида; смуглая Сэм с короткими волосами, родившаяся в семье шахтёра; Арра, работавшая по дому, такая же рыжая, как Люси, только с кучей веснушек, буквально съевших её бледное тело.

— Люси! — девушки бросились в объятия к ней. — Ой, Люси, как мы скучали по тебе! Люси! Как ты изменилась! А это что? — Роберта задёргала рукав платья. — Никак бархат! Одежда явно не домотканая, дорогая?

— Нет, — призналась Люси, — я не покупаю дорогих себе вещей.

— Это тока? — присвистнула Сэм. — Тебе бы только лицо вуалью закрыть! Красота будет!

Люси засмеялась.

— Мне вуаль не идёт. Девочки, а, девочки, а что вы обо мне да обо мне? Вы как? Я ж приехала, чтобы с вами повидаться! Вы тоже изменилась! — Люси увидела сразу, что подружки стали взрослее, груди у них за год выросли, лицо грубее, но сами они краше. Она так и осталась маленькой девочкой, которой на вид дашь лет четырнадцать.

— Мы ух! — крикнула Роберта и покачала свои груди. — Я и Жак, мы того… Ну мы вместе! Тинаида тоже, родит через пять месяцев.

У толстой Тинаиды гордо заискрились глаза. Но Люси погрустнела, ещё один в мире появится человек, который родится и помрёт вещью. И почему все повторяют ошибки своих родителей, плодя новых рабов? И почему гордятся тем, что подарили не себе дитя, не себе! — а хозяину новую рабочую лошадь, мерина или кобылу, для каждодневной вечной работы. Выращенные невольники вообще в двенадцать лет стремились познавать взрослую жизнь, хотя знали о последствиях, словно кровь их неизвестных вольных отцов руководила разумом и поступками.

— А ты, ты с ним живёшь? — на соседнюю качель влезла Арра. — Я слушала ваш с Оделлом разговор, когда обслуживала вас, — в разговоре с другими рабами Арра всегда называла своих хозяев по имени, не терпя слово «господин». — Ты живёшь с этим… как его… Бонтином?

Люси сильно зарделась.

— Вдвоём просто удобнее за квартиру платить. Девочки, о какой глупой теме вы заговорили, расскажите лучше о себе. Я вас год не видела!

Что тут началось. Девушки загалдели, затрещали, перебивая друг друга. Жизнь, конечно, у рабынь Свалоу не была наполнена невероятными историями, интересными приключениями. О своей однообразной работе говорить не хотелось, оставалось рассказывать про своих родных и про соседей. Да только про родственников посплетничать могли Тинаида и Сэм, Роберта и Арра были выращены и куплены Оделлом, когда им было по шесть лет.

— Сэм, Сэм! — вдруг закричали трое мальчишек, с которыми играл в сторонке Майк. — Мы есть хотим!

— Сэм, почему они тебя зовут? Поварихой тебя Оделл сделал? — спросила Люси.

— Да нет, — Сэм невесело махнула рукой. — Я им просто вместо няньки. Господин Оделл купил выращенных мальчиков для шахт, а в доме нашей семьи они должны жить. Вот, и нянчусь я, отцу с матушкой нет времени до чужих детей. С нами пятеро ребят живёт, эти трое, которых ты видишь, и ещё двое где-то бегают. У господина Оделла, как Нулефер стала освободительницей и как госпожа Ханна ушла, плохо с деньгами стало, — Сэм перешла на шёпот. — Пришлось вместо взрослых мужчин накупить детей по дешёвке. Герцог Огастус обманул господина Оделла. Он дал ему новые земли, приказал разведать местность, заняться сероземельником, заключить контракты на поставку сероземельника, а потом отобрал землю. Герцог обещал господину Оделлу, что даст новых рабов. И дал, но рабы его не годились для тяжёлых работ. Одних детей и калек дал, господину Оделлу поздно было от них отказываться, ему сначала пришлось подписать куплю-продажу, потом только разрешили увидеть людей. Люси, пока мы работали в шахте Огастуса, произошёл взрыв, в шахте не только сероземельник был, но и уголь оказался. Его газы взорвались, семьдесят человек погибло, мой папа едва ноги не лишился, маг-целитель все кости и ткани сращивал. Потом герцог дарованные земли отобрал, но своих покалеченных рабов оставил. Люди из Конории, приехавшие от герцога, сказали, что без шахты, рабов и денег господина Оделла оставила Нулефер.

— Люси, ты-то с Нулефер общалась? Знаешь, что там освободители думают? — с серьёзным лицом спросила Тинаида.

Куда без Нулефер? Люси даже была удивлена, что про неё спросили так поздно. Лица рабов умеют врать, ложь помогаем им выживать. Но сейчас вся гамма чувств появилась у подруг: взволнованны, напуганы, и уж потом, удивлены, что их госпожа стала освободителем.

— К сожалению, не знаю, — соврала Люси.

— Ты сама за них? — спросила Роберта. — Твои родители дружили с Каньете. Но вот их сын, Тимер, не нравится он нам.

Для Люси был задан трудный вопрос. Она пожала плечами, как тут ответить? Она ненавидит убийства и кровь, но свобода, но её отец. Скажи ей, отец или жизнь сотни людей, не задумываясь выбрала бы отца. Она пробовала уже стрелять.

— Я не одобряю действия Кровавого общества, — честно ответила Люси. — Если бы они сражались ради нас, то их можно было понять, но освободители, кажется, сами не понимают, что хотят. Королева Эмбер никогда их не устрашится, никогда… На диалог Кровавое общество не согласно. Я слышала благодарность от бывших рабов Грэди и Линде, которые освободили их. Людей, благодарных Тимеру, пока что не встречала.

Подруги призадумались, через минуту молчания Сэм выпалила:

— Я боюсь, что освободители могут напасть на господина Оделла! Его убьют, а нас, если мы и сбежим, может поймать полиция. Нашей хозяйкой станет госпожа Элеонора, господин Оделл записал всё своё имущество и нас всех на неё одну в своём завещании. Хоть вешайся, если господин Оделл умрёт.

— Почему? Элеонора никогда вам не причинит вреда! — смутилась Люси, обидевшись в душе, что так несправедливо Сэм относится к Элеоноре. — Она никогда не была жестока ко мне, и к вам не будет.

— За Элеонорой теперь Казоквары стоят, — за Сэм ответила Арра. — Элеонора нас защитит? Она не защитила даже свою сестру.

С Аррой Люси не могла спорить. Время меняет людей, Свалоу уже не те. Всё не то, даже подруги стали женщинами. Люси забралась на качели и раскачалась. Воздух ударил в лицо, платье задралось. Люси видела сказочные облака прямо перед глазами. Монстр, с длинными когтями загребал маленькие белые комочки пуха. «Конория сделала беспощадной даже Рысь», — прошептала Люси. Куда они плывут? На север? В Камерут? Скоро там будет их с отцом и Майком дом, когда Зенрут сойдётся в кровавой войне с Камерутом. Там будет их новый очаг, остались считанные дни. Но если что-то пойдёт не так… Люси вспомнила свой первый пробный выстрел из ружья. Запах пороха всё же прекрасен. Она согласна на кровь.

Конория не сломала её. Конория дала ей силы.

***

Голые ветви персикового дерева били в окно, в форточку дул прохладный морской воздух, дети смеялись, бегая друг за дружкой. Внутри стоял запах свежемолотого кофе, чернил и хрустящей новой бумаги. От газетных вырезок, журнальных листов, покоившихся в стопке книг, шёл приятный запах краски.

— Вот, глянь, краснолицые вчерашней ночью в Санпаве повязали аж целую семью, малые дети сидят в родителями в темнице. Своих приятелей с молочными зубами убеждали стоять за Мариона до последнего, — журналист «Голоса», Нейл Байтер, положил перед Тобианом полицейские сводки.

— Не удивлён, — поморщился Тобиан. — Не убили, и то хорошо. В Санпаве каждая, чёрт побери, собака под наблюдением. Чего было ожидать, когда люди на стачки и протесты выходят едва ли не каждую шестицу. В них стреляют, а они только сильнее рвутся. Пока союзники Мариона поджигают дома в Санпаве, Кровавое общество может отдыхать. Для губернатора Бейли одна сейчас задача — не пустить недовольных в Конорию.

— Да и в Конории были возгласы. Вчера я сам проходил по площади Славы, вижу, толпа людей. Ума хватило остаться в стороне, слышу, кричат: «Дайте Мариону жизнь, иначе убьём вас, Афовийские!». Ну, краснолицые не заставили себя ждать, за десять минут повязали всех, — сказал журналист.