— Как? Вы проиграли, — скрипнула зубами Нулефер.

— По твоей вине. Не смотри на меня так, я знаю, что это вы разбудили Фарар и Уилла. Я много чего знаю, на свободе осталось масса моих людей. Мы проиграли битву, но не войну.

— Ты тоже на стороне государства? — вопрос прозвучал от бородатого мужчины. Он шагнул к Нулефер. Мужчина смотрел не на девушку, он изучал её руки, волосы, лицо и глаза. Он искал в ней что-то значимое, но что — Нулефер не могла понять.

— Идо, потом будешь выяснять семейные страсти. Не суйся, прошу. А вы, красавицы, подойдите ко мне.

Придерживаясь Карла, Тимер подошёл к стене, на которой висел покрытой плесенью ковёр, и снял его. В стене красовалась большая дыра. Она была заполнена ножами, карабинами, револьверами, динамитом и бочками с порохом.

— Вы собираетесь убивать людей? — воскликнула Нулефер.

— А то. Медленно и постепенно мы превратим общество в стадо перепуганных баранов. Людьми легко управлять. Нулефер, люди боятся не боли или смерти, они боятся страха. Звучит коряво, но вспомни любых рабов у жестоких хозяев. Их не надо бить, угрожать, стоит хозяину посмотреть им в глаза, и они трясутся. Если им сказать «я вас изобью до потери сознания, но вы больше не увидите своего хозяина», они на это согласятся. Лишь бы не вспоминать о страхе, не думать о нём. Боль — первоисточник, страх — неотъемлемое её порождение, преследующее до конца жизни. Свободные люди от рабов не отличаются, покажи им взорванные здания, погибших родственников, и они начнут трястись. Засыпать со страхом, просыпаться с ним. И мечтать о смерти. Они осознают ненависть и найдут врага — не нас, а королеву, что создала освободителей.

— У вас ничего не получится! Взрывчатка закончится, и вы ослабнете! Вам никто в Зенруте не будет поставлять её, военные, имеющие доступ к складам, пойманы.

— Мир не ограничивается одним Зенрутом. Нулефер, потерпи немного, мы возродимся. Мы станем сильнее, у нас теперь есть знамя.

Тимер залез под койку и достал голубое полотно. Среди небесного оттенка сияли два алых, покрытых кровью крыла.

— Крылатое общество умерло, но знамя осталось. Кровь освободителей превратится в кровь зенрутчан.

Тимер положил флаг и присел на койку. Он налил стакан пива и протянул девушкам.

— Вкусное, украденное из лучшего ресторана. Не какой-нибудь самогон. Нулефер, Люси, я прощаю вас за наше поражение. Но хочу, чтобы вы отплатили мне за мою доброту — вступайте в отряд освободителей.

— Ты рехнулся, Тимер, это трусливые девчонки! — Карл бахнул рукой по столу.

Пиво разлилось на карты и на брюки Тимера. Освободитель небрежно вытер его, встал, потрепал соратника по плечу и подошёл к девушкам.

— Они храбрые молодые женщины, Карл. Я вижу это по их глазам, я знаю их прошлое. Джексон рассказывал мне, что Люси не побоялась сразиться с волком. Он рассказывал, что Нулефер решилась похитить выращенную малютку с завода. Надо ещё поискать таких отважных, сильных, неравнодушных женщин! Девушки, присоединяйтесь к нам. Люси, ты отомстишь за родителей и за унижение.

Люси стояла, сжавшись в платье. Возникшее только что счастье мерзко поливал грязью этот человек. Призывал встать на его сторону, отказался от идеалов мамы и папы.

— Я хочу быть с освободителями, — негромко она произнесла, — но с такими, каких возглавляли Грэди и Линда. Ваши мне противны.

— Такая же, как мамочка и папочка. Семья, детишки, любовь и доброта… Ненавижу семьянинов. Из тебя получится хорошая жена. Та, которая приготовит мужу поесть, погладит рубашку и наставит советами для борьбы за справедливость. Но быть женой — не значит быть женщиной. Женщина встанет наравне с мужчиной и вместе с ним, а не за ним, пойдёт к цели. Нулефер, а ты что порешила? Добровольно присоединишься или силой привести?

— Я не буду помогать террористам.

Тимер причмокнул, подошёл к ней и взял плотно за щёки.

— Твои глаза другие. В них сидит ярость, ясное желание отвесить мне пощёчину. О, я вижу злость, она сейчас перерастёт в ненависть. Ты предала однажды семью подруги, для тебя не стоит во второй раз совершить предательство. Дорожишь страной, забавная патриотка, посягнувшая на закон, украв ребёнка? Нулефер, ты из тех людей, кого одолевает злоба и месть. Тебя кто-то обидел, и ты пошла мстить. Через Люси и её семью, но мстить. Ты склонна к порывам страсти. Я вижу всё это по твоим злым глазам, по дрожащим рукам, появившимся складочкам на лбу. Случится момент, когда ты вспомнишь обо мне, о сладком вкусе мести и предательства. И придёшь ко мне. В этот самый дом, и скажешь, что желаешь быть частью отряда. Я вижу, я чувствую. Иди домой, волшебница, и помни, всё реально: маги рождаются там, где не должны родиться, и люди предают бесчисленное количество раз.

Он отпустил Нулефер и сказал Карлу проводить девушек. Люси обернулась ему в след и прошептала: «Мама», Тимер качнул головой. Он не нянька и помогает только своим. Нулефер не оборачивалась, но шагала она быстрее, чем когда входила, хотела поскорее покинуть его логово.

— Ты придёшь ко мне, — прошептал Тимер и сказал громче: — А пока не вздумай сдавать наше укрытие властям, иначе через несколько часов твои родители, сестра и племянница превратятся в окрошку из мяса и крови.

Он присел за стол. При взгляде на бутылку пива стало тошно, одним махом Тимер перевернул стол и приказал подать ему простой воды. Все молчали, затаив дыхание. Тимер поймал на себе осуждающий взор Идо, но только усмехнулся. Спустя десять минут вернулся Карл.

— Лишь из-за уважения к тебе не прирезал их. Мерзкие дети. Тимер, если ты хочешь взять Нулефер и Люси на нашу сторону, надо поторопиться, через шестицу они отправляются в Тенкуни. Я услышал их перешёптывания.

— Прекрасно! — крикнул Тимер. — Идо, я попрошу тебя об одной услуге. Отправляйся-ка ты за Нулефер в Тенкуни и проследи за ней.

— Тимер, мне не нравится твоя идея, она глупа, — громко произнёс Идо, не скрывая отвращения. — Нулефер полезна нам быть не может. Она неопытный маг, заставишь что ли воду греть, чтобы суп сварить? Связей никаких, влияния нет вообще. От собак больше пользы в битве.

— Да, Нулефер пустышка, но в Тенкуни вокруг её дара будут крутиться интересные люди. Может кто-нибудь один, да нужный нам пригодится, — вдруг Тимер снизил голос, послышались слабые нотки сочувствия. — Ирвин, ты как?

Человек, сидящий в углу на койке, дёрнулся. Он закрывал рукой глаза, не смея смотреть на соратника, не смея видеть в них отражение стыда и позора.

— Я пас, Тимер. С меня довольно. Не выношу твои больные речи. Я уезжаю из Зенрута в Иширут.

— Пожалуйста, мы никого не держим силой. Освободители же названные братья любой свободы. Бегство! Прекрасный выбор доблестного военного!

Тимер взял в рот большой кусок хлеба, смачно откусил и сказал про себя: «Люди такие непостоянные создания, быстро, собаки, ломаются под натиском обстоятельств».

***

В комитете по рабам было тихо. Работники разбирали бумаги, проверяли свои кабинеты, опасаясь, что в них могли полазать мародёры — с окон открывался мрачный вид на сгоревшее здание древнего храма, на снесённые колонны больницы. Для обычных посетителей комитет закрыт, в столь хаотичный послемятежный день сюда наведались королева и герцог.

Королева и герцог сидели за столом в центре кабинета, напротив них разместились Тобиан и Уилл. Тобиан нетерпеливо колотил ногой по дощатому полу и не убирал с лица наглую усмешку, телохранитель смотрел на лежащую перед ним перьевую ручку и не знал, куда спрятать свои руки, под столом неудобно, возле чернильницы они кажутся длинными и занимающими много места. В метре возле стола стоял Фредер и молчаливо, изредка кивая, слушал престарелого чиновника, что примостился посередине возле правителей и их рабов. Нудно, неинтересно, но как положено по правилам, он объяснял невольнику Бонтину важность и ответственность понятия «свобода», значение слов «право», «обязанность». Это было обязательно, Тобиан попросил дядю об одной услуге — прибавить год к его возрасту, чтобы стать совершеннолетним сразу же, как получит вольную, не дожидаясь настоящего девятнадцатилетия.