Самый верный способ узнать о своём друге побольше, может, хоть что-то отыскать и про его магию, и обезопасить себя — это рассказать всё родителям, пришла к выводу Нулефер. Несмотря на мрачность, осторожность, неприязнь к её магии, отец и мать всецело выслушивали все детские секреты, что она поведала им, и оказывали любую помощь, на которую сами были способны. Нулефер часто обижалась, когда родители уклонялись от вопросов про своё прошлое, но что поделать, и у взрослых должны быть свои секреты. Быть может, когда-нибудь и посвятят они её в свою жизнь — Нулефер не больно расстраивалась.
И вот, она решила, что вечером за просмотром сказа расскажет про Уилла. Да, она пообещала ему, что будет нема как рыба. Но мама и папа не враги, Элеоноры вечером дома не будет, сестра не начнёт её отчитывать, что заговорила незнакомым мальчишкой. А когда Элеонора узнаёт правду от родителей, то всё равно не причинит вреда Уиллу, просто не захочет терять своё драгоценное время ещё на одного мага. У сестры своих дел хватает, дома почти никогда не бывает, проводя время неизвестно с кем для её семьи.
Но занятая Элеонора вечером вернулась домой. Её возвращение было похоже на полёт. В тот момент, когда Нулефер с родителями уселись на одном диване, в доме послышался грохот. Хлопнула первая дверь, за ней вторая, третья, ярко слышалось, как Элеонора бежит с первого на второй этаж и закрывает дверь своей комнаты. Оделл и Ханна тут же бросились к старшей дочери, Нулефер засеменила за ними, но Элеонора не открывала, лишь доносились громкие пронзительные всхлипы. Вдруг раздался звук падающего стекла, зазвенела посуда.
— Ненавижу! Ненавижу тебя! — кричала Элеонора, схватила что-то тяжёлое и бросила в окно.
— Госпожа Элеонора стульями кидается! — воскликнули рабы со двора.
— Нора, открой дверь! — заорала напуганная Ханна.
— Уйдите прочь! Я не желаю вас видеть! Я сказала — уйдите! Живо! — в окно полетела ваза.
Наконец, Оделл выбил дверь. Его глазам предстала страшная картина. Повсюду на полу лежала разбитая посуда, разорванные платья, окна были повыбиты, а посреди пекла стояла растрёпанная Элеонора с растёкшимся по лицу макияжу из-за слёз.
— Что случилось? — спросила Нулефер.
— Он бросил меня! Он бросил меня! — закричала от отчаяния сестра. — Сказал, что я ему не нужна!
— Кто? — до этого дня никто не слышал, чтобы у Элеоноры был возлюбленный. Она отвергала кавалеров всех возрастов и мастей, отшучиваясь, что хочет стать монахиней у Великих Супругов. Это всё лучше, чем дать себя поцеловать окружающим её дуракам.
— Не твоё дело!
Элеонора рухнула на колени, припав лицом к полу. Её плечи судорожно тряслись, но от Элеоноры не слышно было ни писка. Нулефер робко подошла к сестре, чтобы приобнять её, но Элеонора резко подскочила и оттолкнула её.
— Чтобы про магов не слышала больше в этом доме ничего! — зашипела Элеонора. — Поняла? Ничего! Они все мерзавцы и подонки! Я ненавижу отныне магов и магию! Не прощу его никогда!
Она схватила Нулефер за воротник платья и вытолкнула из двери, а следом за ней родителей. Комнату пробрал пронзительный плач.
— Папа, кто бросил Нору? — потянула Нулефер за штаны Оделла. — У неё ведь парня нет.
— Если бы мы знали, дорогая, если бы знали… — Оделл обнял дочь. — Вот что, пока твоей сестре не полегчает, давай последуем её просьбе и забудем на время про твою магию. Подумать только, что Нора тайно от нас любила мага и встречалась с ним…
Нулефер представила остервеневшую старшую сестру и закусила губу. Да, про магию и магов придётся промолчать, и глупая ей пришла идея — рассказать про Уилла родителям. Мама вон как кивает отцу.
Тем временем она училась основам водной магии у нового друга. Нулефер уже умела рисовать картины на воде. Как объяснил ей юный учитель, вода — всего лишь краска, на которую маг смотрит, но не чувствует. Для художника главное — это не чувствовать краску, а чувствовать и видеть рисунок. Когда он создаёт детские фигурки, он просто изменяет воду. А в настоящем художестве нужно менять поверхность.
— Чувствуй свою мысль, ты работаешь с ней. Вода — всего лишь инструмент, — повторял Уилл.
— Я не могу, — первое время хныкала Нулефер. — Я пыталась раньше, но, когда нарисую одного человека, он разрушался, и я рисовала другого.
Уилл смеялся:
— Я же говорил, что художество это не писанина или фигурки. Нарисовав одного человека, ты должна сосредоточиться на другом, а первого оставить у себя в памяти. Ведь так же ты делаешь на бумаге. Думай о рисунке. Думай о рисунке, — нежно повторял он и показывал на огромном тазу с водой, как рисует он.
Постепенно на воздухе возникали очертания людей, появилась трава, деревья птицы. Нулефер открывала глаза и не верила своим способностям, не забывая совет Уилла, она чертила дома. Над рекой возник настоящий деревенский пейзаж.
— Молодец, ты талантливая! — захлопал в ладоши Уилл. — Как жаль, что я не художник, а мазня, такой шедевр мне вовеки не создать.
— Зато ты прекрасный учитель! — смеялась Нулефер.
— Это Урсула Фарар прекрасный учитель, — краснел от смущения Уилл. — Представляешь, она как-то раз озеро с рыбами подняла выше головы!
Нулефер овладела также способностью «дышать» под водой за две шестицы, за остальную шестицу она научилась испарять воду и высыхать. Ей казалось, что она неудачница, раз за такой длинный срок схватывала азы магии, но Уилл её успокоил, объяснив, что потратил на учёбу время, может, на денёк-два поменьше.
— Ты не спеши, это мне приходится быстро учиться магии, чтобы не пробудили ошейник. У тебя есть куча времени, всё равно нам до Урсулы далеко. На упражнения, которые я осваивал месяцами, она потратила шестицу.
Уилл боготворил свою учительницу, но подруге про неё не рассказывал ничего.
— Почему твоя учительница не даст тебе свободу? — однажды спросила Нулефер.
— А вот неправда, в середине лореамо (3) я стану свободным человеком, — неожиданно прозвучали слова Уилла. Он широко улыбнулся. — Вот тогда мы встретимся, только лицо у меня будет другое. Но ты узнаешь меня по магии.
Наступил первый месяц лета, лореамо, начались летние каникулы. Уилл сильно завидовал Нулефер, что та ходит в школу. Он, раб, никогда не посещал столь дивное заведение.
— Вообще-то я не должна была ходить в школу, — призналась Нулефер, лёжа на кровати. — Детей крупных добытчиков винамиатиса, как мой отец, живущих за городом, обычно обучают дома особые учителя, или родители отправляют их в пансионаты. Но нам с сестрой мама и папа дали право выбора: учиться дома или в школе. Мы выбрали школу и об этом не пожалели. Хорошо, когда рядом с тобой стоят твои ровесники, твои друзья. Плохо только, что нам приходится час на карете ехать до нашей школы.
— Ты права, друзья — вот что главное в жизни любого человека, — вздохнул Уилл. — Вот что идёт сразу на втором месте после семьи.
— А у тебя есть друзья?
— Есть, мне повезло. Если бы не они, я не знаю, кем был бы сейчас, — удручённо произнёс он. — Они меня и спасают. И в учёбе помогают, и так… везде.
— А что вы изучаете? Расскажи! Ну мне очень интересно! — Нулефер закапризничала от любопытства. — У тебя столько книг в твоей комнате, мне бы их! Я тоже люблю читать!
Уилл слабо, но весело усмехнулся.
— Думаю, мои книги не понравятся тебе. Я изучаю разные науки: физику, химию немного, медицину… Половина книжек в моей комнате про болезни, травмы человека и оказание врачебной помощи. А ещё история есть, военные науки, ведение боя… Книжек со сказками мало, а их я тоже люблю.
— Военные науки? Да откуда ты всё это знаешь! — воскликнула Нулефер. — Моей сестре двадцать лет, а ты кажешься умнее её. Ты же раб, ты не должен даже уметь читать! Уилл, да кто ты такой?
— Никто, — он ответил холодно.
Вот уже почти как месяц Нулефер считала Уилла своим близким другом, но она не переставала ему поражаться. Уилл отличался от всех остальных сверстников: он был необычайно умён, трезво рассуждал. Нулефер не понимала, откуда обычный зенрутчанин как она, смог овладеть водной магией, ведь Уилл такая же аномалия, как и Нулефер, никогда не бывавшая в Тенкуни — на родине магов? Кто его хозяин? Почему он скрывает имя хозяина на своём ошейнике от неё?
