— Имперское наследство покоя не дает? — хмыкнул я.

— Он становится одержим идеей мира без меня, без магии, — качнула головой та, запуская руку под одеяло. — Мне все сложнее концентрироваться, Кирилл. Я уже начинаю подозревать, что в скором времени не смогу воплотиться даже вот так, через твое сознание. Ты ведь понимаешь, что на самом деле меня здесь не существует?

И она погладила меня рукой по внутренней стороне бедра.

— А я думал, ментальной магии в Эделлоне не бывает, — ответил я, осторожно убирая ее руку. — Или это прерогатива божественных сущностей?

— Нет, я же не могу навязывать тебе мысли и желания, — шепотом ответила она, вновь поворачивая ко мне лицо и при этом снова запуская пальцы под одеяло. — То, что ты чувствуешь — это твои эмоции, твои ощущения. Я могу лишь создать картинку в твоей голове, чтобы мы могли общаться как смертные.

Я кивнул, принимая ее ответ.

— Но знания магии ты мне вложила, — заметил я.

— Это не совсем одно и то же. Ты ведь не изменился после того, как их получил. Как в вашем мире вы записывали данные на носитель — я сделала то же самое. Просто у тебя стало чуть больше информации, а как к ней относится, как ей распорядиться — это все решаешь только ты сам. Так заповедовал Райог, прежде чем покинуть созданный им мир. И эти правила никому не обойти.

— Хм, так он ушел или просто не вмешивается? — уточнил я, чувствуя, как кровь отливает от головы по мере действий богини.

— В нашем с тобой существовании это равнозначно, — ответила она. — Ты запомнил, что я тебе рассказала?

— В течение месяца нужно убить Максимуса Торна, — подтвердил я.

— Вот и правильно, — ответила Мархана, убирая руку. — А теперь — спи.

Фолкбург, комната дознавателя .

Хэммет закончил писать письмо с помощью артефакта и отложил его в сторону. Все, это был последний отчет, который он напишет до того момента, как отправиться в Хоккен. И что бы в итоге не произошло — от ордена уже ничего не будет зависеть.

Когда Киррэл предложил свое оружие, Хэммет сразу понял, что вероятность выжить не просто мала, ее попросту нет. Прорваться через гвардию герцога — это не к беспечному барону подобраться. Придется использовать весь доступный арсенал дознавателя, чтобы только приблизиться к Максимусу Торну.

Но если бы Хэммета останавливала сложность задачи, он никогда бы не стал тем, кем был сегодня. Годы службы ордену наложили свою печать, отражались в седине. И брали свое — уже не так легко было пользоваться даром и тело стареет. А все началось со столицы Катценауге, где дознаватель, скорее всего, попал под влияние магии Хибы. Место, где эфира не существует, казалось, заразило его.

В жизни Хэммета было немало ярких впечатлений, но после слов Шварцмаркта о том, что Торн может уничтожать магию, его пробрала оторопь. Страшно было представить, какой может быть жизнь без чародеев, магии, артефактов. Без ордена.

С одной стороны во многом бы бастард прав — внутренние распри, интриги магистров, подковерная борьба искоренителей за лучшие задания — все это подточило Аркейн. Но никогда орден не сталкивался с ситуацией, когда вся его мощь, основанная на эфирном поле, дарованном Марханой, становилась совершенно бесполезной.

Да, в Эделлоне осталось очень мало чудовищ, за последние годы даже из самых мрачных и опасных мест поступало все меньше добычи для алхимиков. И, случись так на самом деле, все эти монстры останутся лишь в сказках и преданиях. Если, конечно, найдется кому их рассказывать.

В одном Хэммет был уверен — мир без магии будет мрачен, жесток и не заслуживает того, чтобы люди в нем жили. Не сдерживаемые более никакими рамками, простолюдины начнут свергать аристократов, и в итоге власть над миром окажется в руках наиболее безнравственных мерзавцев, которым просто хватит смелости, чтобы взять ее. И не хватит моральных сомнений, чтобы распорядиться правильно.

Вслед за падением аристократии начнут разваливаться сами страны. Кровавая бойня, где на долгие столетия правящую элиту будут нападать со всех сторон, станет только началом нового передела власти. И видеть этого Хэммет не желал.

Время стариков проходит, уже ушли все, с кем он когда-то пришел в орден одновременно. Пали самые старые, казалось бы, вечные магистры. Ушли лучшие и гениальные умы, а на смену им не выросли новые.

Кто допустил ошибку, кто позволил заразе захватить часть Аркейна? Основатели, бежавшие из Катценауге и положившие жизни ради того, чтобы участь их страны никто не повторил? Ведь очернять имя самой магии, но при этом пользоваться ее дарами, умышленно делать ставку на этерний и его добычу — это, по меньшей мере, лицемерие.

С первых своих дней орден ставил во главу угла благополучие всего Эделлона. Но вот, спустя всего несколько столетий, Аркейн сам превратился в угрозу миропорядку. Сам создал чудовищ, воспитав и обучив темных магов, которые при первой же возможности его предали.

Дознаватель стиснул зубы и сжал кулаки. Было больно осознавать, во что превратилось то светлое и прекрасное, что он защищал и берег всю свою сознательную жизнь. Последнее, что он мог сделать — героически погибнуть, отстаивая интересы ордена, которого на самом деле уже и не существует.

На его письма прекратили отвечать. И если раньше, только получив полную свободу, он думал, что так будет только легче… Теперь казалось, будто отвечать уже просто некому.

Каждый может позволить себе минутку слабости. И привыкший к одиночеству дознаватель не был исключением. Позже он вновь соберется с силами и будет смотреть на мир, готовый дать ответ на любой удар. Но сейчас усталость навалилась на плечи и, казалось, по-настоящему может раздавить его.

Но, как бы то ни было, вот он, список нужных материалов. И Хэммет сделает все, чтобы их получить. Потому что если Аркейн и переживет этот новый катаклизм, это уже будет совсем другой орден. А если придется держать ответ перед Райогом, Хэммет не станет сомневаться, достойную ли жизнь прожил.

Сгребая со стола исписанный бастардом листок, Хэммет вздохнул и поднялся со стула в комнате. Убрав бумагу в дорожную сумку, разделся и рухнул на постель. В воздух взметнулось облако пыли — чистота здесь стала понятием относительным. Хотя в прошлый свой визит Хэммет занимал эту же комнату, и за порядком следили как следует.

— Не волнуйся, — обратилась к нему женщина с звериными ушами, облик которой он мог бы опознать в любой ситуации.

Не было смысла задумываться, как она проникла внутрь. Дознаватель прекрасно осознавал, что для Марханы нет нужды ни в заклинаниях, ни в артефактах. Она одной волей может менять саму реальность. Впрочем, правильнее сказать — могла.

— Здравствуй, — произнес Хэммет, испытывая двойственные чувства.

Когда ты узнаешь, что дело твоей жизни было уничтожено теми, кто теперь носит эмблему, и видишь того, с кого она срисована, сложно воздержаться от злости. И хотя сама богиня вряд ли вообще видит разницу между Аркейном и своими последователями — что для такой сущности отдельные люди? — все равно хотелось призвать ее к ответу за содеянное.

— Я тебя прекрасно слышу, Хэммет, — заявила она с улыбкой. — И чувствую твое отчаянье. Но уверяю, верные своему делу члены ордена выживут и пронесут его ценности с собой через десятилетия. Передадут их новым ученикам, и ваши стремления, ваша вера в то, что истинно, а что ложно — будет продолжать существовать.

— Но я этого уже не увижу, — кивнул он, найдя в себе силы говорить с богиней открыто.

— Никто из ныне живущих не увидит, — фыркнула Мархана. — Ты, возможно, считаешь, что только в ордене люди мыслили и действовали правильно. Но на самом деле по всему Эделлону всегда были и будут те, кто мог бы спасти Аркейн от того, что с ним случилось. Но им никогда не доводилось даже о вас слышать.

— Это прозвучало не слишком приятно, — усмехнулся дознаватель.

— Зато это истинная правда, — улыбнулась богиня. — У тебя есть вопросы, Хэммет, и я готова дать на них ответы. Если же хочешь, чтобы я ушла — скажи, и я уйду.