Когда Балок Гхош открыл дверь, Самшер уже вскочил из-за стола, широко раскидывая руки в знак приветствия:

– Уважаемая мадам, проходите, проходите, пожалуйста, присаживайтесь, скажите, чем мы можем вам помочь. Эй, Наскар, принеси два чая для особых гостей. Не хотите ли перекусить, мадам? Здесь готовят восхитительную моглай пороту…[29]

Дипа одарила Самшера милой, обезоруживающей улыбкой. У него в голове давно сложился образ так называемого соцработника женского пола. Самшер ненавидел этих дамочек и мог с горечью признаться, что слегка побаивался их. Крикливые, воинственные и незамужние, они так или иначе – Самшер был в этом уверен – разрушали священный институт семьи и общественный порядок. Кто знает, почему? Может, потому что сами не вышли замуж. Словом, кучка уродливых гарпий. Но эта особа казалась другой, и у Самшера не находилось определения для нее. Начать с того, что он не мог угадать ее возраст. Ей могло быть под сорок или сорок с небольшим. Она пленяла красотой и улыбкой и, совершенно очевидно, занимала куда более высокую ступень на социальной лестнице, чем он. В ее одежде не было ничего вычурного, но Самшер знал, сколько стоит такая простота. Видел эти неброские наряды в витринах на фоне антикварной мебели в бутиках с террасами и пальмами в старинных домах ар-деко – язык не поворачивался назвать эти оазисы роскоши грубым словом «магазин».

– Прошу вас, офицер, спасибо за предложение, – Дипа жестом остановила его. – У меня очень мало времени, и я бы хотела сделать официальное заявление. Я так понимаю, эти женщины протестуют против того, что вы не заводите дело по факту совершенного преступления?

Самшер выдавил мученическую улыбку:

– Мадам, вы и ваше окружение – образованные люди, сливки общества. Но мы тоже кое-что понимаем. Какой-то телефонный звонок с непроверенной информацией не может считаться основанием для серьезного расследования, не так ли?

Он бы продолжил, но Дипа перебила его:

– Эти женщины не звонили по телефону, сэр. Они сидят здесь уже четыре дня, добиваясь, чтобы вы сделали хотя бы самый минимум – например, приняли их жалобу в качестве первого официального информационного сообщения в полицию.

Самшер открыл было рот, но Дипа выбросила руку вперед. Он инстинктивно отпрянул, и его плечи слегка опустились, опираясь на жесткую спинку кресла.

– В любом случае я здесь не для того, чтобы спорить с вами о юридических тонкостях. Мои блестящие коллеги из Национальной комиссии по правам человека гораздо лучше справятся с этими дебатами. А друзья в судебной системе, которые нас поддерживают, – вы знаете, как это бывает в наши дни, – фиксируют случаи, когда полиция не принимает заявления о возбуждении дела.

– Но, мадам, мы впервые слышим о подобном происшествии, – сказал Самшер.

– Конечно. Конечно, вы слышите об этом впервые. Потому я и хочу подать заявление в полицию.

– Разумеется, это ваше право. Но вам ли не знать, как это работает.

Он развел руками и слегка пожал плечами, надеясь, что Дипа заполнит пробелы в его обтекаемых формулировках.

Вместо ответа она уставилась на него с непроницаемым выражением лица. Самшер не знал, как реагировать на ее молчание. Женщины такого типа бесили его. Одним своим невозмутимым присутствием она бросала вызов его авторитету. В конце концов, он – мужчина и обладает физическим превосходством, он – офицер полиции, и эта штучка нуждается в нем. Подумать только, сидит напротив него, защищенная коконом своих привилегий, да еще и разговаривает на беглом английском, отчего он чувствовал себя ущербным.

Самшер достал из кармана новенький айфон, повертел его в руке и положил на стол. Краем глаза покосился на Дипу, проверяя, не изменится ли выражение ее лица при виде такой дорогой игрушки. Как бы не так!

Он крутанулся в кресле:

– Мадам, очень трудно отследить такие вещи. Эта… э-э-э… девушка, которая умерла… она убегала раньше, нет? Кажется, я что-то слышал об этом. Что бы с ней ни случилось… тут наверняка замешан бабу. – Самшер театрально вздохнул. – Эти девушки всегда умирают от рук какого-нибудь парня, пообещавшего жениться. – Он игриво погрозил пальцем. – Таким пройдохам нельзя доверять. Как только мужчина говорит: «Я возьму тебя в жены», девушка бросается ему на шею, отдает все свои деньги, а тот исчезает навсегда.

Выдержал паузу, обретая уверенность при очевидном молчании женщины.

– Что мы можем сделать, мадам? Мы не в силах спасти каждую шлюху, которая дает себя одурачить. – На его губах появилась вежливая улыбка.

Дипа пристально смотрела на него, выражение ее лица оставалось нейтральным, и это больше всего нервировало Самшера. Он опустил взгляд на свои ботинки, и тут она снова заговорила:

– Я понимаю. Но что вы можете сделать, офицер, так это принять заявление от меня, Дипы Мархатты, проживающей по адресу: 4B/1, Бэллигандж Серкьюлар Роуд, Калькутта 700019. Я сообщаю о том, что мисс Мохамайя Мондол двадцати восьми лет, близко мне знакомая, была убита неизвестным лицом или лицами в прошлую пятницу, третьего июня, в «Голубом лотосе» в Сонагачи. Ей разбили лицо бутылкой с карболовой кислотой, которую она хранила в своей ванной, а склянку запихнули в горло. Она умерла в результате намеренно нанесенных ран. – Пауза. – А теперь, пожалуйста, соблаговолите записать мои показания и передать мне копию протокола.

Самшер снова крутанулся в кресле, оглядел свой кабинет, как загнанный в угол зверь, поднял руки вверх и сказал:

– Что ж, мадам, мы к вашим услугам. Мы здесь только для того, чтобы защитить вас. – Он слегка приподнялся и, осмотревшись по сторонам, крикнул: – Эй, Балок-да! Отведи мадам к Наскару и примите от нее заявление, хорошо?

Дипа напоследок улыбнулась Самшеру. Он знал, что улыбка неискренняя, льстивая, но при этом еще и снисходительная. Женщина протянула ему руку, что озадачило Самшера, и он замер на мгновение, прежде чем догадался, что от него ждут рукопожатия.

– Рада познакомиться с вами, офицер. Хорошего дня.

Самшер покачался в кресле взад-вперед, словно проверяя на скрипучесть. Настроение было напрочь испорчено этой неприятной встречей. Да, это правда, что в полиции знали об убийстве. Но чего они ожидали лично от него? Что он по собственной воле ринется в бой – спасать общество от разорения и несправедливости? Когда начнут искать виновных, тогда и обратятся к девушкам из квартала красных фонарей. Не зря же их согнали в один анклав, в эти «плавучие города», где они могут жить среди своих и не мешать нормальным людям. «И я должен быть их гребаным хранителем?» – с горечью подумал Самшер.

Он ущипнул себя за переносицу, помассировал виски костяшками пальцев. Вдруг захотелось позвонить жене, послать за ней полицейский джип, отвезти ее в кафе «Митра» на послеобеденный чай и рыбный кобираджи, а потом вместе прокатиться на джипе вдоль Ганга. Он купил бы ей мороженое, и они посидели бы рядышком на берегу, держась за руки. Но у жены не было мобильника – мать запрещала, – и к домашнему телефону ей тоже не разрешали подходить. Мать всегда была начеку, как будто только она одна стояла барьером между нормами морали и полным разрушением домашнего порядка. Самшер вздохнул – вечер с женой не стоил того, чтобы ходить на цыпочках под прицелом молчаливого кипящего гнева матери.

Балок Гхош просунул голову в дверь и спросил, не хочет ли он чашку чая. Самшер кивнул, уставившись на путаницу электрических проводов и ворон за окном.

Лали собирала вещи, аккуратно укладывая одежду на дно больших полиэтиленовых мешков за неимением другой тары. Она подумывала о том, чтобы пойти и попросить у кого-то из девушек чемодан или хотя бы багажную сумку. Но потом решила, что обойдется: не хотела отвечать на вопросы или вызывать любопытство, особенно когда не знала, чего ожидать. Она села на кровать, бросив на пол сложенную блузку, которую держала в руке. По сути, она заключила сделку с мадам Шефали – сделку, не прописанную на бумаге и даже не изложенную в общих чертах.