Амайя удовлетворенно улыбнулась, радуясь ощущению, что они с Такер наконец-то говорят на одном языке.
– Должно быть сложно, – продолжала она более энергично, – справиться одновременно с таким количеством народу: вы должны заставить их сдать оружие, обездвижить в одной из комнат и казнить по одному. Белинде Райт удалось сбежать; нечто подобное могло произойти и в других случаях. Уверена, что в какой-то момент ему приходилось совершать ошибку; нападение на семью после стихийного бедствия оставляет слишком много белых пятен, слишком много торчащих нитей или непредвиденных обстоятельств.
Дюпри кивнул, обращаясь к команде:
– Поищите заявления от семей, которым после катастрофы нанесли визит подозрительные типы. Неудачные попытки нападения, случаи, когда агрессору пришлось отступить по каким-либо причинам: сосед, который явился, чтобы помочь, посторонние люди в доме, которых он не брал в расчет, гости, родственники или отсутствие одного или нескольких членов семьи, без которых результат оказался бы неполным.
Амайя кивала на каждое его слово. Дюпри снова повернулся к ней:
– Что еще?
– Я… если бы мне пришлось заняться этим расследованием, я бы хотела узнать все подробности жизни этих семей. Уверена, что их профиль соответствует неким пожеланиям убийцы, о которых мы даже не догадываемся. Причина может быть настолько мелкой и незначительной, что мы упускаем ее из виду. Преступником такого типа движут мотивы, не соответствующие здравому смыслу, которые тем не менее имеют для него огромную значимость. Если мы узнаем об этих семьях побольше, у нас появится информация о том, как убийца до них добрался, как он вычисляет нужный профиль на такой обширной территории, да еще прислушиваясь к метеорологическим сводкам. В первую очередь мы должны заполнить виктимологический профиль.
– Если б вы вели это расследование… – пробормотал Эмерсон, наклонившись так, что его могла услышать только она.
Всего несколько слов, но их оказалось достаточно, чтобы Амайя на мгновение утратила концентрацию.
– Саласар, что еще? – воскликнул Дюпри.
– Географический профиль, – сказала она, пытаясь сосредоточиться. – Я бы рассматривала более широкий ареал.
– Насколько широкий? – настаивал Джонсон.
– Любой уголок страны, где происходили стихийнее бедствия и погибали семьи с указанными характеристиками в последние, скажем, два года. Если найдем хоть какие-то зацепки, займемся ими более тщательно.
– Это безумие! – возразил Джонсон.
– Полагаю, вы не слышали о круге Кантера, – заметил Эмерсон, обращаясь к Джонсону так, словно Амайи рядом не было. – Нельзя применять теорию географического ареала, где действует серийный убийца, не собрав все аналогичные случаи, – это первое положение теории.
– Думаю, Эмерсон имеет в виду, – вмешалась Такер, – что на такой огромной территории невозможно следить за всеми, сближаться с людьми настолько, чтобы узнавать такие подробности: калибр револьвера, который хозяева держат дома, или что в доме живет женщина, которая на самом деле не родная бабушка. Он должен хорошо знать свои жертвы. Видеть их, чтобы выбрать в качестве жертв, видеть, чтобы возненавидеть.
Амайя покачала головой.
– Он не ненавидит их, – возразила она. – По крайней мере, ненавидит не за то, каковы они на самом деле, а за то, что они для него представляют. Он молится за их души, за их покой. Стирает все признаки насилия, устраняет следы от веревок, избавляет их от позора. В какой-то степени молитва за убитых показывает, что обязательно должна быть личная связь преступника с жертвами и какая-то важная причина, но я не думаю, что это ненависть. Он ничего от них не хочет, ничего не берет, ничего у них не отнимает – что можно отнять у тех, кто и так уже все потерял? Мы живем в век информации и эксгибиционизма. Метеорологический центр с точностью чуть ли не до миллиметра сообщает прогнозы стихийных бедствий, торнадо и ураганов и доставляет его в наши мобильные устройства, а интернет позволяет любому проникнуть в нашу частную жизнь. Люди демонстрируют в Сети свою личную жизнь, не задумываясь о том, кто именно за ними наблюдает. Я не говорю, что в нашем случае все именно так, но суть в том, что есть гораздо больше способов получить доступ к человеку или целой семье, чем следить за ними, стоя на лужайке перед их домом.
– С другой стороны, это должен быть человек, чье появление после катастрофы логично, чье присутствие ожидаемо, – заметил Дюпри.
Такер открыла маленький ноутбук, который висел у нее на плече, поставила его на капот и показала несколько схем.
– В первую очередь надо выяснить, откуда он за ними следит. Проверим электрические, телефонные и интернет-компании, техников, монтажников… Любые связи между этими семьями. Из рассказа свидетеля мы знаем, что внешний вид убийцы не вызывает у жертв подозрений или недоверия. Надо проверить полицейских, пожарных, спасательные команды, врачей и фельдшеров, персонал «скорой помощи»… Хотя посреди хаоса любой человек может прикинуться кем-то из них.
– Есть пожарные-добровольцы, они выезжают на крупные катастрофы. Еще я слышал, что существует собачий патруль; он передвигается по всей стране и даже выезжает за границу для спасения людей в горах или во время землетрясений, – заметил Джонсон.
Амайя кивнула.
– Надо учитывать журналистов, репортеров, бригады телевизионщиков, всех тех, кто появляется, когда все прочие убегают.
Джонсон сделал пометку в своем лэптопе и добавил:
– Мы должны распространить поиски и на группы добровольцев, которых набирают через социальные сети, добрых самаритян, появляющихся в местах бедствий, чтобы помочь пострадавшим…
– Церкви, муниципальные ассоциации, благотворительные группы и организации… – добавила Такер.
– Нельзя забывать и о любителях штормов, охотниках за торнадо, псевдоученых и безмозглых идиотах, которые выкладывают видео на «Ютьюб», – сказала Амайя.
– Количество дураков бесконечно, – заметил Джонсон.
– Как и демонов. – Дюпри посмотрел Амайе прямо в глаза.
На этот раз Саласар ответила на его взгляд. Она знала, что нравится мужчинам, и привыкла к таким переглядываниям. В последние дни ей не раз приходилось увиливать от заигрываний Эмерсона. Но Дюпри смотрел на нее иначе. Это был пронизывающий взгляд, полный страсти египтолога, разгадывающего иероглиф. В его темных глазах любопытство сменялось подозрением, восхищение – беспокойством. Амайя не ждала простоты от человека, возглавлявшего одну из лучших полевых команд Подразделения поведенческих наук; к тому же она умела распознавать скрытые намерения других по отношению к себе. Но сигналы, поступавшие от Дюпри, были чем-то вроде белого шума. Саласар анализировала каждую его реакцию, выражения лица, слова, но так и не сумела прийти к выводу, кто перед ней – друг или враг. Однако кое-что она знала наверняка: он слушает ее и то, что она говорит, для него достаточно важно, чтобы закрыть глаза на неприязнь остальной части команды. «Чувствуйте себя уверенно», – сказал он тогда перед домом. Ее уверенность в себе и восприятие себя самой не имели ничего общего с расследованием; Амайя Саласар всегда была одна и привыкла к одиночеству. Но минуту назад, возле машины, впервые за весь день она осознала себя частью целого, почувствовала связь и уважение товарищей.
– У нас полно дел, – сказал Дюпри. – Судмедэксперт дал слово, что немедленно начнет вскрытие. Подразделение проведет здесь ночь. Вы вернетесь в Квантико. Через час вылетает самолет в Вирджинию. Агент Харрис отвезет вас в аэропорт.
Так вот о чем речь… «Мы остаемся, а ты уезжаешь. С какой стати ты что-то себе вообразила?»
Прощание с командой было быстрым и прохладным. Амайя направилась к машине Харрис, которая поприветствовала ее. Потом она заметила, что Дюпри идет за ней. Амайя оглянулась и встретилась с ним взглядом.
– Теперь у вас есть все данные. Я жду вашего доклада, – сказал он, проводив ее до полицейской машины.
Прежде чем сесть, Амайя повернулась и спросила: