Мелодия Чандера рисовала картины. Моя мелодия шла дальше: она наполняла собой всё. Цвет, звук, запах — полновесный образ, сотканный из аккордов и движения моей руки.

Я начал медленно обходить «арену» по кругу, и музыка разносилась во все стороны. Глаз я, в отличие от Чандера, не закрывал, а потому прекрасно всё видел: отвисшие челюсти, наполняющиеся слезами глаза.

Вон стоит гадалка, всё ещё прикрывающая рот шалью. Она как будто и правда прозрела — смотрит на меня как на божество.

Златан с дружками. В глазах ярость… и вместе с тем какое-то благоговение. Они не могут понять, кто я такой… что я такое… как я могу быть способен на подобное.

Барон. Сигара медленно тлеет на земле; он мог ставить на меня, но всё равно он не ожидал… такого.

Роксолана рядом с ним. Холодный, ледяной взгляд, которым она одаривала всех, куда-то делся; на лице краска, в глазах безграничное изумление.

Илана и Данко. Недоверие, удивление. Что, как, почему… ничего, походите рядом со мной — ещё и не к такому привыкнете.

Я остановился; последний аккорд отлетел от струн, дрожа и замирая в тёплом воздухе.

Музыка стихла.

Толпа взревела.

Я стоял, дурея от криков; слишком много и слишком громко. Впрочем, их можно было понять; по сравнению с моей игрой Чандер просто дёргал за струны.

А вот и он, кстати. Лицо такое, будто ему явилась истина, дорожки слёз, убегающие куда-то в бороду.

— Это было прекрасно… — выдохнул он. — Прекрасно…

Я лишь махнул рукой, возвращая ему инструмент. Импланты и дело техники.

— Никс победил!! — вопил барон Драгомир, потрясая кулаками, как будто поставил на меня миллион. — Победил!! Половина победы в кармане у этого доблестного парня! Ещё немного — и моя дочь обзаведётся лучшим мужем, о каком только можно мечтать!

Он сиял и орал; я же обернулся назад.

Странно. На лице Иланы отразилась… ревность? Что, и она туда же?

Впрочем, сейчас важнее другое.

— Какая вторая половина испытания? — перекрикивая шум, спросил я у Данко.

Парень замялся, всё ещё изумлённый моей победой в музыкальном баттле.

— Ну… — пробормотал он. — Увидишь. Слушай, как у тебя с ездой верхом?

Барон Драгомир держал коня под уздцы, прилагая все силы, но это явно давалось ему непросто. Стоять на месте смирно конь явно не желал и всем видом это демонстрировал.

Пятеро дюжих парней стояли по обе стороны от коня, готовые броситься барону на помощь, если придётся — но для того сдаться значило потерять лицо, и он напрягал мускулы, не давая коню сдёрнуть его с места.

Силён, силён.

Конь был поистине исполинского роста и богатырского сложения; глаза гневно сверкали, ноздри расширялись, когда он фыркал.

— Вы все знаете Бурана, — провозгласил барон; в этот раз кричать приходилось громче — люди не рисковали подходить близко. — Это не просто конь. Это лучший Одарённый конь среди всех Одарённых коней, который… ай, бэнг!

Конь взвился на дыбы — и тут же обрушил передние ноги вниз; копыта сверкнули красным; уздечка вырвалась из руки барона, а сам Драгомир покатился по земле…

…он что, Одарённый?

Да уж. Эти ребята умеют удивлять.

— Конь… — тихо обратился я к Данко, — Одарённый? Он только что использовал Силу?

— Ну, да, — подтвердил тот.

— Конь.

— Ага.

— Одарённый.

— Да.

Я поглядел животное, которое с гордым видом возвышалось над всеми (и физически и морально), пока помощники в десять рук ставили барона на ноги.

— Ромалэ всегда использовали Одарённых коней, — пожал плечами Данко, явно не понимая, чему я удивляюсь. — Ты не знал?

— Да… как-то запамятовал, — признался я.

Что дальше? Одарённые хомячки? Всемогущие попугайчики?

— Этот конь… — продолжал барон, отряхиваясь. — А, ладно! Вы всё видели сами!

Ладно. Это может быть даже… интересно. Провожаемый сотнями взглядов, я направился к коню.

—…это потомок того самого коня, что носил самого Императора!

Я пробежался по Бурану взглядом, и он сделал то же самое в ответ. С места он не двигался, но в глазах читалось предупреждение.

— Во все времена только ромалэ могли ездить на таких конях — не считая Императора, конечно! — продолжал барон. — Только тот, в ком силён дух романипэ…

— Тихо, — велел я коню. — Смотри у меня.

Моя рука резко взметнулась вверх; прыжок (для того, чтобы скакнуть так высоко, пришлось использовать малую часть теневой ауры), и я вцепляюсь коню в холку. От неожиданности животное заржало и дёрнулось, но моя хватка крепче; я перебрасываю тело через круп.

Ну, вот я и верхом. Вторая рука — тоже в холку, игнорируя подпругу.

А почему барон замолчал? Он же, кажется, ещё продолжал?

Ладно, не будем тратить время. В конце концов, до встречи в ресторане осталось около часа.

— Но! — скомандовал я, вкладывая в голос Силу.

Чтобы управлять людьми голосом, нужно Присутствие. С животными проще.

По крайней мере, с обычными. Насчёт Одарённых…

И конь сорвался с места.

Нет, он не слушался меня: просто испытывал. Буран нёсся и нёсся вперёд, то совершая огромные прыжки, то гарцуя, и то и дело косясь на меня своими тёмными глазами. Как там этот человечек на спине? Ещё не свалился? Держится?

Что ж, я держался.

Не самая лёгкая поездка. Но тому, кто проходил через гиперпрыжок… в общем, бывало и хуже.

Казалось, ноги коня едва касались земли — но огромные её комья свидетельствовали об обратном. Он нёс и нёс, упрямо рассчитывая меня сбросить…

А затем я положил руку ему на шею. Не сжал, как до того, а именно положил; по-хозяйски.

— Тише, — велел я. — Спокойный шаг.

Конь будто споткнулся на лету… а затем снова продолжил бег, не понимая, что происходит.

— Спокойный шаг, я сказал, — ровно повторил я. — Давай. Соображай, чего от тебя хотят.

…толпа уже не ревела — она тихо постанывала от восторга, когда я на спокойно идущем коне остановился возле барона.

— Кажется, я прошёл испытание? — хмыкнул я, не спешиваясь.

— П… П… — барон заикался и никак не мог выговорит слово. — Прошёл?..

— Парень, — странно глядя на меня, уточнил один из его телохранителей, — испытанием было продержаться на Буране десять секунд. Ты…

Я пожал плечами, спрыгивая с коня; Буран довольно фыркнул, когда моя рука прошлась по его холке.

— То есть, я прошёл испытания, — подытожил я. — И что теперь?

Весь табор взирал на меня с каким-то мистическим трепетом.

— Ты прошёл, — кивнул барон, подходя ближе. — Ты достоин стать мужем Роксоланы. Ты будешь принят в мой род, как мой любимый сын, и…

Ох. Тяжело, когда тебе навязывают то, что тебе совершенно не нужно.

— Не-а, — отозвался я.

— Не-а? — растерянно повторил барон.

— Роксолана… — я обернулся на Данко. — Вон, пусть он станет её мужем.

По толпе прошёл изумлённо-возмущённый ропот.

— Отдать её этому мусору?..

— Он назвал его своим другом. Откуда у Данко такой друг?..

— Но… ты видел, что он делал?

— Испытание выиграл ты, а не он, — недовольно кося глазом, возразил Драгомир.

— Испытание выиграл я, а не он, — согласился я. — И как победитель испытания, я говорю: пусть Роксолана станет женой Данко.

— А ты?.. — барона такая перспектива совершенно не радовала.

— А я тоже без награды не останусь, — сообщил я, указывая на чётки. — Вот моя награда, барон. Отдай её мне.

Барон нехорошо скривился. Кажется, любые отеческие чувства, которые он ко мне испытывал, куда-то делись.

— Не забывайся, Никс, — отрезал он. — Это — моя семейная реликвия, и никто не может…

— Я могу, — возразил я. — Я могу много чего из того, что не могут другие. Разве я не доказал это?

У барона дёрнулся глаз.

— Наглец, — сощурился он. — Я предлагал тебе стать моим зятем…

— А я выбрал другую награду, — я выдержал его взгляд. — Так что, барон?

Драгомир не ответил — но по его лицу и так было понятно, что ничего хорошего. Нет, он не отдаст чётки добровольно. Да и вообще…