— А вон и они, — пробормотал Распутин. — Начали, поди.

М? Задумавшись, я не сразу понял, о ком он говорит. А затем увидел ангела.

Того самого, зарывшего лицо в ладонях. Статуя ещё была цела, ни мха, ни трещин.

Впрочем, люди стояли чуть поодаль от неё — метрах в десяти; довольно много, если так приглядеться. До моего уха донеслось негромкое мерное бормотание и какое-то позвякивание; приглядевшись, я понял, что это священник машет кадилом, бормоча погребальные молитвы.

— Давайте, — хмыкнул в усы Распутин. — Помолитесь, будьте любезны.

На его лице мелькнула усмешка.

— Неужто мы не православные… прежде молитвы не убьём, креста не порушим, — продолжал он скорее сам себе, чем Императору. — Вот закончите — тогда и наш выход. Посмотрим, что выберете: по добру или по силе.

Я продолжал приглядываться к происходящим похоронам. Вот священник принялся обходить толпу, та немного отодвинулась, открывая мне гроб… нет, гробы. Раз, два, три…

Закрытые. Открытым был только четвёртый; впрочем, с такого расстояния я всё равно не мог ничего разглядеть.

— Крышек не открывают, — похоже, Распутин тоже обратил на это внимание. — Это правильно. Чего смотреть на мясо голое?

Он довольно хмыкнул, похлопав меня по предплечью.

— Некрасиво это у тебя выходит, право слово. Ой, некрасиво… Ну да зато по делу всё, и без осечек.

Кровь, подсыхая, продолжала капать с моих рук. А она-то кому принадлежит? Какому-нибудь бедолаге-охраннику, что встал у Распутина с клоном на пути, не пуская их на кладбище? Или тому, кто заметил их заранее?

Похороны. Сколько здесь человек? Тридцать, сорок? Я пригляделся. Мужчины и женщины, дети и старики. Все, кто пришёл похоронить убитых клоном.

Было довольно очевидно, что сейчас произойдёт.

— Готов? — хмыкнул Распутин. — Молитва-то кончилась почти. И собрались все, пора. Пошли.

Выйдя из-за камня, он первым зашагал вперёд; ухмылка пропала с его лица, и теперь выражение было мрачным — как и положено на кладбище. Клон направился за ним.

— Стой позади меня тихо, — бросил Распутин. — Вперёд не лезь. Да приказа жди.

Собравшиеся уже заметили нас; по толпе прошло движение, и даже священник остановил свой ритуал, глядя на нас с опаской и даже испугом. Впрочем, его взгляд был мелочью в сравнении со взглядами остальных.

Ненависть. Бессильная злоба. Ужас. Доставалось одинаково и Распутину, и мне; по толпе пошёл лёгкий шёпот.

— …не постеснялся явиться сюда? — уловил я чей-то тихий голос. — После того, что он сделал?

— И этого убийцу привёл. Правду говорят, что он не человек вообще?

Я уловил взгляды на собственных руках; видимо, капающая с них кровь привлекала внимание. Но в остальном… их реакция была слишком спокойной. Похоже, это были ещё те времена, когда мой клон… не заработал свою «репутацию».

Распутин оглядел всех собравшихся с каким-то странным выражением лица; на пару секунд задержался на фигуре бледной девушки, чьё лицо было затенено чёрной вуалью — и спокойно кивнул священнику.

— Продолжай, святой отец, продолжай. Мёртвых следует похоронить по-божески.

— Иван, — от толпы отделился высокий старик с непокрытой головой. — Что это значит?

Его лицо, морщинистое, но ещё не дряхлое, пылало гневом. Коротко глянув на клона, он вновь перевёл взгляд на Ивана Распутина.

— Ты творишь что пожелаешь, — выплюнул он, указывая на него согнутым пальцем, — но осквернить похороны — слишком низко даже для тебя. Пришел глумиться над жёнами, что стали вдовами, да над детворой осиротевшей?!

— Твои умершие не были невинными овечками, — Иван хрустнул пальцами. — И тебе об этом известно. Сами пошли против меня — сами получили то, что заслужили…

Новый шёпот в задних рядах; дети вжимались в юбки матерей, кто-то из подростков постарше сжимал кулаки в бессильной злости.

— Но у меня и в мыслях не было осквернять похороны, — закончил Распутин. — Продолжай, батюшка. Отпоём покойников, а потом…

Новый взгляд в сторону девушки в вуали.

— …поговорим и о деле.

— Нет! — возмущённо прогремел старик, вздымая в воздух резную трость. — Никто ничего не продолжит, пока ты здесь. Само твоё присутствие тут — глумление над убитыми… А что до твоего дела, то мой ответ ты знал и раньше. Пошёл прочь отсюда!

— Как ты вообще посмел даже думать об этом — после того, что сделал? — выпалил стоящий рядом подросток лет шестнадцати.

Иван мрачно нахмурился.

— Вы так и не поняли? — отрезал он. — Я пришёл не просить и не обсуждать. Я пришёл взять своё.

Он перевёл взгляд на девушку.

— Надежда. Ты будешь моей женой, хочешь ты этого или нет.

Столько шума из-за одной девушки?.. Либо Иван безнадёжно влюблён (на что совершенно непохоже), либо… тут что-то другое, и этот брак нужен ему по иной причине. Титул? Дар для его наследника? Должно быть что-то, что не отнимешь силой.

— Я… Я… — девушка глотала воздух, теряя слова. — Я ненавижу вас. Вы чудовище!..

— Довольно, — Иван поднял руку. — Может, и чудовище, мне без различия.

— Какой любви вы ждёте от меня, убив отца и братьев и явившись забрать силой?

— Любви? — он цинично хмыкнул. — Разве ж я что-то говорил о любви? Ты станешь мне женой, а моим детям — матерью, а большего мне и не нужно; для любви найдутся шлюхи в борделе.

Бинго. Это было довольно очевидно.

Побледнев ещё сильнее, Надежда отступила на пару шагов назад.

— Ты не сделаешь этого, — она мелко и быстро качала головой. — Не сделаешь. Ты убил четверых, но семья велика, и тебе не дадут сделать, тебя не…

— Семья, — Иван громко выдохнул. — Ты всё ещё не понимаешь, девица, что силы поменялись. Ничего твоя семья не сделает. Ничего.

— Ты сдохнешь, мерзавец, — отрезал старик. — И ты, и твой убийца. Это моя семья сделать в состоянии, и если ты…

— Да что ты говоришь? — перебил его Иван. Его глаз быстро дёрнулся. — Это я-то сдохну?

Он покачал головой.

— И ведь хотел по-хорошему. Жалел вас, дураков. Да чего жалеть…

Распутин обернулся ко мне.

— Убить всех, кроме Надежды, — отчеканил Распутин, глядя на Императора. — Быстро. Сейчас. И чтобы ни один не ушёл.

— Стой! Нет!! — истошный крик Надежды взвился в воздух… а затем тело клона рвануло вперёд.

Разлёт ауры; сила, что прежде лишь дремала, теперь развернулась в полную мощь, накрывая всё кладбище. Вздохи, крики, попытки сыпануть в стороны — всё будто застыло в моментально почерневшем воздухе, пронизанном Присутствием клона.

А ещё через секунду он начал выполнять приказ.

Чёрт. Вот же.

Клон не пользовался никаким оружием — ни холодным, ни огнестрелом. Только две руки, усиленные магией и техникой. Рывок в две стороны — и старик с тростью падает на слякотную землю. Две его половины.

Не то, чтобы я был пацифистом, падающим в обморок от вида крови. Даже не то, чтобы я всегда был правым в бою. К тому же, все эти люди в реальности были мертвы уже около двух веков.

Но всё это не помогало. Мысль о том, что циничный ублюдок использовал меня — моё тело, моё имущество — для убийства женщин, стариков и детей, бесила меня до скрежета зубовного.

Я ему что, инструмент для чёрной работы?

Действие разворачивалось быстро; клон врывается в толпу, что парализована Присутствием.

Кровь.

Крики.

Усиленная имплантом в предплечье, рука клона пробивает грудную клетку священника. Едва ли он интересовал Распутина, но в приказе сказано убить всех, и клон не делает для него исключений.

Мужчина лет сорока встаёт на пути. Ощущение лёгкого разряда в ладони; рука прорубает его пополам, проходя сквозь тело лучше острого клинка. Магия Подобия, позволяющая сделать оружие из чего угодно, особенно эффективна, когда в роли «чего угодно» выступает собственное тело.

Следующий удар — по женщине в чёрном платье. Смерть быстрая; по крайней мере — быстрая. Следом за ней падает паренёк лет шестнадцати — тот, что кричал на Ивана.

А может, хватит?