И обняла, пачкая его черную куртку в слезах боли и отчаяния, вновь прорвавшихся сквозь ее выдержку. Василиса просто устала.
А Фэш потрясенно обнял ее в ответ, изредка поглаживая по спине.
Снег продолжал скрипеть, хоть никто и не шевелился. Казалось, тысячи снежинок удивленно трескуче-смеялись в этот момент, сверкая в зимних лучах алого солнца Преисподней.
Захарра тактично молчала, уткнувшись в книжку.
*
Василиса тихо села за свое место в столовой замка, стараясь ничем не выдать своего волнения перед тем, что ее отец в кои-то веки решил поужинать вместе с ней.
Лучи света из окон наполняли мрачное помещение каким-то теплым, домашним теплом, искрились во всех блестящих поверхностях, россыпью солнечных зайчиков оказываясь на стенах.
Сердце Василисы судорожно билось, будто бы в припадке, надеясь, как можно скорее, сбежать из клетки ребер навстречу свободе. Сама девушка тоже была бы не прочь сбежать из-под изучающего, холодного взгляда Нортона Огнева.
Диана ободряюще сжала ее ладонь под столом.
Глупо. Все это очень-очень глупо.
— Через две недели, что будут вам даны на подготовку и прощания, Василиса, Фэшиар и Захарра уедут в Пандемониум, чтобы обучаться колдовству проклятий и заклятий, — произнес отец в привычной холодной манере, и Василиса лишь вздохнула. Ее, кажется, никто спрашивать не собирался, а Захарра и против не была — лишь смиренно кивнула в знак согласия. — И это не обсуждается.
Да, ее определенно спрашивать не собирались.
— Хорошо, — тихо произнесла Василиса, но ее громко и возмущенно перебил Фэш.
— В середине года? Что моя сестра сможет изучить, пропустив половину материала?
Василиса попыталась не обращать внимание на зудящее чувство в грудной клетке, появившееся при словах Фэша. «Он ничего не сказал обо мне».
— Ты, Фэшиар, насколько я знаю, будешь проживать в том же общежитии, что и юные демонессы. Вот и подтянешь Василису с Захаррой до нужного уровня во время каникул, что вы проведете там. А также ты, Николас, назначь моей дочери уроки этикета, чтобы она хотя бы не позорила свою фамилию перед одногодками, которым все это известно с рождения.
— Хорошо, — опустив голову, произнес Фэш. Ник, помедлив секунду, повторил его действия.
Василиса раздраженно вздохнула, надеясь как можно быстрее доесть свой салат, чтобы больше не сидеть под ледяным взглядом отца.
— Василиса, ты должна изучить за дни до отъезда основы предметов, чтобы не опозориться перед другими юными демонессами. Захарра уже начала заниматься тем же. Жду от тебя такого же рвения.
Аппетит резко пропал.
*
— Добрый день, мисс Огнева. Ваш отец посвятил меня в отвратительное воспитание простых людей, поэтому я знаю, с чем имею дело. Полагаю, мы начнем с простейших основ, — женщину, сидящую в кресле у камина, было трудно назвать женщиной. Это, скорее, была девушка в серьезном строгом темно-синем платье, с легкой проседью в темных волосах и мелкими лучиками морщин в уголках глаз. Она почему-то смешной не выглядела в столь неподобающем для девушки образе.
Она легко поднялась, поигрывая изящной резной тростью в руках. Василиса невольно залюбовалась, хотя интуитивно не ожидала ничего хорошего от этих уроков этикета.
— Начнем с одежды, — произнесла, чуть нахмурившись, незнакомка. Она была загадочная и все приманивала к себе взгляд. — К слову, вы, мисс, можете называть меня госпожой Афелией.
Василиса вся сжалась, слушая этот строгий сдержанный голос, от которого по спине пробегала дрожь. Ей было так страшно и отчего-то холодно, словно за ворот насыпали горсть серебристого адского снега.
Госпожа Афелия одним своим взглядом вселяла необоснованный страх. Даже ужас. Такой горько-терпкий, противный и вязкий, как деготь, отвратительный, немного полынный с щепоткой острого перца.
— Итак, существует несколько основных правил, которые вам непременно стоит соблюдать, так как в Академии контролировать вашу манеру одеваться будет некому. Особенно это важно в выходное время, когда разрешается неношение форменных мантий. Что ж, начнем. Главное правило: не должно быть ничего кричащего и провокационного. Элегантность на первом месте. Так что никаких глубоких вырезов. Платья всегда должны закрывать плечи. Открыть плечи допустимо только на вечернем мероприятии, но в таком случае часть руки должны скрывать длинные перчатки. Идеальная юбка должна касаться колен или быть чуть выше. О мини-юбках, конечно, даже речи быть не может, — госпожа Афелия вновь нахмурилась пренебрежительно, словно даже помыслить не могла о том, чтобы такие вещи кто-либо когда-либо носил. — Рекомендуется надевать платье-футляр, но оно не должно быть слишком узким. В общественных местах демонессы обязаны появляться в колготках. Телесного цвета или светло-серого, без узоров. Такие чулки не привлекают внимание к ногам, что важно во время мероприятий, когда приходится долго стоять. Исключена обувь на шпильках, а также высокие ботфорты. Волосы обязаны быть короткими или же, как в вашем случае, обязательно собраны в изящную прическу. Растрепанные или распущенные волосы — возмутительное нарушение правил этикета. Теперь, мисс, прошу вас присесть. Поговорим о поведении при разговоре и за столом.
Василиса, подавив дрожь, села.
Что-то внутри кричало — зря. Зря-зря-зря.
*
— Никаких рук на столе! — резная деревянная трость с легкой руки госпожи Афелии прошлась промеж лопаток, и Василиса в очередной раз подавила вскрик, прикусив нижнюю губу, из которой скоро наверняка польется кровь. — Только одна в висячем положении с чашечкой чая или же вилкой. И то, и то не задерживать более нескольких секунд. Другая рука — на коленях. Предупреждаю, мисс, если разольете чай — убирать и заваривать новый будете самостоятельно.
Ровная спина, чуть выгнутые назад плечи, прямой взгляд вперед, который не следует задерживать на определенном демоне дольше нескольких секунд — неприлично. Руки едва касаются стола, и то — лишь мельком. Естественно, никаких локтей на столе, об этом не может быть и речи! Возмутительно.
Василиса была готова истошно завопить, да вот только кто бы ей помог.
Это было уже третье занятие с госпожой Афелией, во время которого они наконец перешли к практике. Теперь Василиса думала — очень зря.
Руки и ноги теперь постоянно ныли, а правое плечо и спина были постоянно покрыты разноцветьем синяков, что постепенно переходили из лилового в болезненный синий.
За окном по-прежнему была серебристая зима. В голове тоже была она — тугим снежным комом в мыслях, как и под ребрами, как и в сердце. Ежедневно, постоянно. Василисе казалось, что ее мир выцветает, теряет краски — и это пугало, отчаянно, еще больше, чем госпожа Афелия, что постоянно поджимала губы и хмурилась.
— Не находите ли вы ваш метод обучения слишком… Кхм… Жестоким? — вскользь поинтересовалась Василиса, стараясь не шипеть сквозь зубы.
— Когда хотите что-то у кого-то спросить, следует начинать со слов обращения, а вопросы, заданные стенам, я не принимаю, — трость легко, но больно ударила в правое плечо, и рука начала ныть от неприятной тяжести. Но ладонь с чашкой не дрожала, напрягалась, но не дрожала — иначе все разольется.
— Госпожа Афелия… — неуверенно начала Василиса. А после удар снова пришелся по плечу.
— Обращаясь к своему собеседнику, нужно смотреть на него, — напомнила гувернантка и снова болезненно ткнула тростью в плечо, когда Огнева попыталась обернуться. — Вы должны встать, а не смотреть на гостя снизу вверх, тем более, не полностью развернув лицо — это демонстрирует ваше неуважение.
— Прощу прощения, — сквозь зубы — зачем церемониться теперь? Все равно ударят.
— В глаза и не спиной ко мне, — потребовала госпожа Афелия. В этот раз трость ударила по рукам, и чашка упала и со звоном разбилась, оставив мокрое пятно на столе. — Я устала повторять одно и то же: это элементарные нормы. Хотя бы их вы уже обязаны помнить и принимать к сведению.
Василиса чувствовала, как губы чуть подрагивали от огненного гнева. Она незаметно сжала ладони в кулаки, чуть ли не продрав их ногтями до мяса, уже уверенее посмотрела на госпожу Афелию, и заговорила так, как учили, — спокойно, размеренно и бесстрастно. Не очень быстро, но и не слишком медленно. Четко, идеально выделяя едва окрашенные эмоциями интонации. Подчеркивая голосом обращение к собеседнику, когда это требуется, притом с бесстрастным выражением лица, потому что в Преисподней принято тщательно скрывать свои эмоции.