— Глеб, не думаю, что это хорошая идея.

— Почему? — выключает он зажигалку, поднимая глаза.

— Нет-нет, — мотает головой Фил, — ты кури, я не против.

Глеб одобрительно кивает и поджигает сигарету, делая сильную затяжку и вальяжно разваливаясь на стуле. Хорошо.

— Я про Андрея Евгеньевича, — трет себе предплечье Фил, скрестив на груди руки. — Он запретил мне рассказывать.

— Серьезно? — вскидывает брови Романенко.

Фил кивает.

— Сказал, что убьет и меня, и свидетелей.

— Да бред это, Филя, — цокает он языком, закатив глаза.

Романенко в какой-то мере надеется, что таким образом он его успокоил и подтолкнул к разговору, но это не работает. Ричардс будто сильнее в себе замыкается, гаснет на глазах и опускает взгляд. На разговор парень явно не настроен.

— Ладно, не хочешь — не надо, — сдается Глеб. — Скажи хоть, как угораздило-то? Из тысяч мужиков ты выбрал его. Прицел у тебя явно сбит, Филя.

Ричардс смущается, заливается краской весь. Такой, казалось бы, простой вопрос, а ответа на него Фил не знает. Как? Нечаянно и надолго, иначе выразиться он просто бы не смог. Говорить об этом Глебу он, почему-то, не хочет.

— Он… I don’t know, — Фил задумывается, подбирая слова. — Он жесткий человек, понимаешь?

Романенко фыркает.

— Я-то понимаю. Все мы понимаем. И я, и Сема, и Варя, и даже мама моя понимает. Про Купитмана я вообще молчу.

Фил опускает голову и замолкает. А на что он рассчитывал, закинув удочку в новое русло разговора? На жалость? Нет. На понимание? Возможно. На отсутствие осуждения? Скорее всего.

— Быков — человек прямолинейный, — делает тягу Глеб. — Он никогда не обманывал тебя, никогда не надевал на себя маски. Ты всегда знал, какой он, как и мы, — он замолкает на мгновение и выпускает в потолок очередную струйку дыма. — И ты все равно его полюбил.

Ричардс поднимает взгляд и непроизвольно задерживает дыхание. Романенко удается за считанные секунды понять, что именно он скрывал все это время, и почему так себя вел. Фил в немом изумлении приоткрывает рот. Глеб ухмыляется.

— Любишь ведь его, да?

Фил сглатывает. Лгать бессмысленно.

— Да.

— Тогда какого хрена ты здесь делаешь? — тушит он бычок в железной крышке от маринованных огурцов и выдыхает остатки дыма через нос.

— Не понял.

Глеб кладет ногу на ногу и смотрит Филу в глаза.

— Борись, — кивает он.

— Бороться?

— Разумеется, — наливает в обе стопки немного горячительного парень. — Думаешь, Сема сразу мне открылся?

Романенко подает стопку Филу и тот почти с благодарностью ее принимает. Этот разговор, хоть пока емкий, но при этом очень сильно необходимый, идет Филу на пользу. И Ричардс думает: так вот для чего нужны друзья.

— Как вы вообще… — чуть улыбается Фил. — Ну, ты… Семен… Вы ведь разные очень.

Глеб вздыхает и ухмыляется.

— А как вы вообще? — задает он резонный вопрос. — Ты и Быков.

Фил смущенно улыбается. «Вы». И парню хочется встать и уйти, потому что Андрей Евгеньевич выразился предельно ясно. Нет никакого «вы». Ричардс в который раз убеждается, что Быков — эгоист самый настоящий, потому что ни на секунду не задумался о нем, и все решил за двоих.

Плохо то, что Фила не отталкивают все эти отвратительные стороны личности Андрея Евгеньевича, они кажутся ему самыми правильными для этого человека. Потому что это Быков. Без всей этой жестокости, без этих бесов в глазах… Андрей не был бы Андреем.

И не заставил бы сердце Фила вырываться из груди от одной только мысли о нем.

— Любовь — зла, — поднимает стопку Глеб, — полюбишь и… Быкова.

Лучше тоста попросту не придумаешь, поэтому Фил через силу улыбается, и они звонко чокаются. Глеб выпивает стопку, а свою Ричардс выливает в стоящий на столе цветок. Ему, почему-то, больше не хочется пить.

Дверь балкона хлопает.

— Так, я покурил, — доносится из гостиной голос Лобанова. — Не переварил информацию о том, что ты трахаешься с Быковым, но покурил, — садится он к ним за стол.

— Тигр, будь с ним помягче, он и без того весь на взводе.

Лобанов наполняет стопки.

— А чего на взводе-то?

Фил молчит, прячет куда-то взгляд. Романенко откусывает половину желтого полосатика и смотрит на парня. Лобанов складывает два и два как-то слишком быстро. Даже сам удивляется спустя какое-то время.

— Че, Филимон, поматросили тебя и бросили? — давит лыбу Семен.

— Crap, вот это поддержка, — сокрушается Фил. — Пот-ряс-но.

— Филя, да не обращай ты на него внимания, — качает головой Романенко. — Это у него защитная реакция такая на шокирующие новости.

Лобанов выпивает стопку без тоста и закидывает в рот кальмар.

— Ничего я не шокирован, — решается внести свою лепту парень. — Так, Филимон, слушай. Тебе с Быковым… ну… Хорошо?

Фил согласно кивает.

— Хорошо.

— Так, — выставляет вперед руку Сема. — Счастливее себя чувствуешь рядом с ним?

Ричардс на какое-то время задумывается. Как только он себя не чувствовал рядом с Андреем Евгеньевичем. Он испытывал стыд, замерзал с ним, тепло его чувствовал и заботу. Он задыхался с ним, лишался почвы под ногами, терял рядом с ним надежду, а счастье…

Счастье.

— Наверное, да, — жмет он плечами, принимая решение… соврать? — Да.

— Че, наверное? — вспыхивает Семен. — Давай конкретнее. В животе екает?

Фил хмурится.

— What? Что делает?

— Ну, екает!

Ричардс непонимающе жмет плечами. Лобанов рычит.

— Да блин, Фил! Ну, когда сжимается все в животе. Есть такое, когда ты с ним?

И Фил вдруг понимает: есть.

И Фил вдруг понимает: всегда есть.

— Да!

— Ну, значит, всё, — разводит он в стороны руки, после чего закладывает в рот кальмара.

Ричардс переглядывается с Глебом. У Романенко глаза горят даже сейчас. Непонятно, что такое Сема делает и чем он берет, но Глеб с ним просто сияет. Фил видит, что вот так оно и выглядит. Счастье это.

— Что всё?

Лобанов кладет ногу на ногу.

— Не проеби.

Романенко улыбается, глядя на профиль Лобанова.

— Сём, а у тебя со мной екает?

Семен поворачивает к нему голову, и Фил видит, что за брутальной броней неотесанного дикаря находится ласковый тигр, который высовывает нос из клетки только в том случае, когда Глеб манит его своей теплотой и любовью.

Значит, правду говорят: чудовище перестает быть чудовищем, когда его любят.

— Ну, как видишь, я ничего не проебал.

— Сем, — выдыхает Глеб, — это пиздец романтично.

Фил заливается краской и отворачивается, когда Глеб не сдерживает порыва и целует Семена так нежно и трепетно, что в голове не укладывается вся эта ситуация. Ричардс считал их очень разными и совершенно несовместимыми, однако они в очередной раз доказывают, что главное — слушать сердце.

— Ну всё, всё, — целует его напоследок в кончик носа Лобанов. — Фил сейчас волком на Луну выть пойдет. Давайте выпьем.

— Давайте, — соглашается Фил и думает, что паузу зря выдерживал, и надо бы напиться до этой самой стадии «щи» и забыться.

За последний час он уже немного протрезвел. Ему ведь по жизни немного надо, чтобы добраться до кондиции. Ребята разливают стопки, и, только Семен собирается произнести тост, как раздается звонок в дверь.

— Ждешь кого-то? — спрашивает его Лобанов.

Фил отрицательно качает головой, ставит стопку и встает с места. По сравнению с тем моментом, когда он звонил ребятам, он действительно немного протрезвел, но, стоило ему посмотреть в глазок, как он протрезвел окончательно.

— Это Быков, — пискает Фил.

— Охренеть! — открывает рот Глеб.

— Ебать! — хватается за голову Лобанов.

Фил панически хватается за дверной косяк, ведущий на кухню.

— Ребят, что делать?!

— Блять! — снова орет Семен.

Ричардс панически оглядывается по сторонам, стараясь понять, что делать. В дверь снова звонят, и это до мурашек насквозь прошивает. Ричардс вздрагивает и понимает, что он полностью протрезвел. Ребята, кажется, тоже.