Купитман замолкает, глядя на то, как Андрей буквально сжигает себя изнутри мыслями. Ване до одури интересно, что такое Фил сказал или сделал, потому что Быкова таким он не видел ни разу за все время их дружбы. Купитман не понимает очевидной вещи.
Единственное, что сделал Фил — это по-настоящему его полюбил.
— Знаешь, в чем разница между Филом и всеми остальными? — спрашивает его Ваня.
Быков вопросительно вскидывает брови.
— Впервые ты сам ради кого-то готов костьми лечь, — осушает он бокал. — Подумай над этим.
Андрей допивает коньяк и ставит бокал на стол, вставая с места. Закинув на плечо кожанку, он хватает свой шлем и направляется к двери.
— Ты — алкаш, Купитман, — бросает он через плечо. — Проспись, а потом советы людям давай.
— Ты знаешь, что я прав, поэтому и бесишься, — не остается Ваня в долгу.
Быков пацана, что удивительно, первую половину дня вообще не видит. Историю болезни ему Черноус передает, анализы все у пациентов он берет раньше остальных, носится по всем отделениям, как ошпаренный, работает за троих и на глаза мужчине не попадается.
Как известно, если кто-то Быкову нужен, он его из-под земли достанет. Так что долго бегать у парня не получается.
— Ричардс!
Он вздрагивает так сильно, что чуть не роняет на пол результаты анализов, но ходу не сбавляет, не оборачивается и, кажется, даже быстрее начинает идти. Быков ускоряется следом.
— Фил!
Сильные пальцы сжимаются на худом предплечье, и парень дергается от этого, как от огня, выворачивает руку, все же останавливается и резко к нему оборачивается.
— Don’t touch me!
Быков останавливается следом, смотрит на него, чуть задрав голову вверх, и ведет кончиком языка по нижней губе. Фил прослеживает это действие, и его изнутри ломает. Парень качает головой.
— Не прикасайтесь ко мне, Андрей Евгеньевич…
А в глазах просьба-приказ-перестань-пожалуйста. Ричардс из последних сил держится, глядя на человека, к которому сам прикоснуться не может. Андрей выразил утром свою позицию очень четко, и Фил проглотит ее также, как делал это прошлой ночью. Он переживет, у него переболит. Главное, почаще себе напоминать об этом.
— Если вы еще хоть раз прикоснетесь ко мне, — все же произносит он, — я не выдержу.
Быков смотрит на него, а в груди все сжимается.
— Утром я вас услышал, теперь вы услышьте меня.
Он уходит, умоляя себя не оборачиваться, и до конца дня держится так, будто последних двух дней в его жизни попросту не было. Однако Фил понимает, что не справляется, когда после смены возвращается в свою пустую холодную квартиру и осознанно в одиночестве пьет купленный в супермаркете у дома ром, прижав к груди худые колени.
Ричардс даже не замечает, как берет в руки мобильник. Слышатся два гудка.
— П-приедешь? — заплетающимся языком спрашивает он. — Я хочу, чтобы ты приехал. Веревок нет, I have… галстук. One. Возможно, two…
— Сём, он в зюзю пьяный. Кажется, я был прав, — слышится на том конце провода совсем не тот, кто так блядски сейчас нужен.
— Г-глеб, sorry. Wrong… номер, я…
— Сам ты вронг, Филимон, — орет Лобанов. — Телефон в жопу засунь и Быкову не смей звонить. Мы с Глебом через час приедем.
— Откуда вы…
Короткие гудки дают Ричардсу понять, что через час ему предстоит пережить очень серьезный разговор.
========== “I can’t without you” ==========
Он бежит со всех ног в прихожую, запинаясь за тумбочку и ругаясь на чистом русском, потому что их надо скорее впустить, иначе всех соседей разбудят, и Филу от хозяйки квартиры прилетит по первое число.
— Р-ребят, не надо было приезжать, — с порога произносит он. — I’m fine.
— Нихрена ты не файн, — заваливается с пакетом Лобанов. — Нихрена не файн.
— Пришлось из дома все запасы выгрести, магазины ведь уже все закрыты, — замечает Глеб. — Мы с тяжелой артиллерией.
Ричардс обреченно вздыхает, когда Лобанов несет пакеты на кухню и что-то бурчит себе под нос. Филу удается понять только «задолбали ваши голубые драмы» и «сука, последнюю бутылку пива пришлось из дома забрать» и он почему-то улыбается, потому что ребята, оказывается, правда его друзья.
Не каждый согласится для моральной поддержки потратиться ночью на такси. Лобанова бы жаба задушила, однако… он здесь. И для Фила это очень много значит.
— Это «пацаны, я не хочу об этом говорить» для рывка, — вытаскивает Сема из пакета пиво, — это «мне надо кое-что вам рассказать», — ставит он на стол водку.
— А это «зря я это рассказал», — вытаскивает Глеб из внутреннего кармана куртки бутылку текилы. — Крути барабан, Фил, так просто мы не уйдем.
Ричардс обреченно садится на стул и горбит плечи.
— This is all, — мотает головой, — Это все необязательно…
— Еще как обязательно, мой хороший, — ставит на стол бутылку Глеб и снимает с себя кожанку. — И судя по тому, в каком ты сейчас состоянии, первый этап мы пропускаем. Тигр, доставай стопки.
Лобанову дважды повторять не приходится, он тут же суетиться начинает, копаться в ящиках кухни и вскоре находит все необходимое. Ставит три стопки, параллельно переговариваясь на не касающиеся грядущего диалога темы, пока Глеб раскрывает сушеные кальмары и желтого полосатика.
— Ну, а я тебе о чем? — садится наконец за стол Лобанов. — Херня этот ваш женский волейбол.
Повисает недолгое молчание. Глеб переводит взгляд на съежившегося Фила и кивком показывает Семену, что пора разливать. Лобанов ловко избавляет горлышко от крышки и начинает разливать содержимое по плечики.
— Сразу говорить начнешь или выпьем сначала? — спрашивает Сема.
Фил нервно облизывает губы, перед глазами у него немного плывет от выпитого рома, но на этот разговор с ребятами он согласен пойти только в… как там по-русски это говорится? «В щи пьяным»? Фил согласен дойти до стадии «щи».
— I… выпьем.
— Выпьем, — кивает Глеб. — Ну, за откровения.
Нестройный звон стопок разбивается обо все поверхности небольшой кухни, и все залпом выпивают содержимое. Фил морщится, но совсем немного, виду старается не подавать, что на эту русскую «водку» иммунитет он пока не особо наработал.
Лобанов закусывает сушеным кальмаром и кладет скрещенные руки на стол.
— Ну? — кивает он.
Фил закусывает, запивает своим домашним киселем и занюхивает рукавом толстовки разом, а после мотает головой и, громко вдохнув, выдает:
— Я переспал с Андреем Евгеньевичем.
— Ебаться в сраку! — хватается за голову Лобанов.
Глеб улыбается на все тридцать два и одобрительно кивает.
— Да, Тигр, так это примерно и происходит, нам ли не знать, — ехидничает Романенко.
— Охренеть! — орет Сема. — Охренеть, блин! Ты че, реально был прав?! — бьет он его по руке от переизбытка эмоций. — Охренеть!
— Сем, тише, — шипит, но улыбается Глеб, поглаживая рукой место, куда шибанул Лобанов.
Фил просто с лютым охуеванием смотрит на то, как сурового русского мужика пытается успокоить парень, который перевел его на голубую сторону без особых усилий.
— Да какой там тише! Я ведь до последнего тебе не верил, Глеб. Охренеть ты глазастый, мне аж надраться захотелось от таких новостей!
Лобанов говорит — Лобанов делает. И в течение следующих трех секунд он наливает себе стопку выше плечиков.
— Фил, не обращай внимания, — машет рукой Романенко. — Он просто эмоциональный.
Сема залпом выпивает стопку и даже не закусывает — надо же, как человек охуел от информации, — после чего тут же встает с места.
— У-у-у, сука, — достает он из куртки пачку сигарет, — я курить!
Лобанов хлопает дверью в гостиной и скрывается на балконе. Глеб остается с Филом наедине и, пожалуй, лучше возможности для разговора у них, наверное, не будет, учитывая слишком бурную реакцию Семы на всю ситуацию между Филом и Андреем Евгеньевичем.
Глеб тянется к карману своей кожанки.
— Рассказывай давай, — кивает он, доставая свою пачку сигарет, — меня ничем не удивишь. Я закурю? — уже щелкает он зажигалкой у кончика сигареты.
