Альма с восхищением осматривает местность. Здесь даже воздух чем-то похож на уличный. Несмотря на наличие вытяжек, растения справляются и сами. Весь этот блок дышит зеленью. Беда в том, что она однообразна. Лук, картофель, морковь и по мелочи: укроп, петрушка и лук-перо. Альма сразу думает о капусте, кабачках, баклажанах, горохе и редисе. Это наверняка выращивается, они должны быть где-то здесь. Она идет вдоль грядок, размышляя о том, как много можно еще посадить и вдруг замечает, как посевная площадь обрывается.

Она смотрит вдаль, в темную, неосвещенную территорию блока.

— Там ничего нет, — вытаскивает ее Громила из мыслей, прислонившись плечом к столбу.

Альма поворачивает к нему голову.

— Насколько блок большой? Я могу это как-то увидеть?

— Можешь, — спокойно кивает Громила и нажимает на огромную кнопку блока питания на столбе, возле которого стоит.

Генератор шумит, медленно включается свет. Альма взволнованно оборачивается.

— Барахлит временами, — машет он рукой. — Чтобы не было перегруза, мы не освещаем ту часть поля. Все равно без дела лет десять стоит.

Когда свет полностью зажигается, Альма непроизвольно прикладывает к груди руку. Перед ней было почти целый акр необработанной, но необходимой для выживания земли. Дальней стены блока даже не было видно — настолько была большая площадь. Здесь можно было бы выращивать еду и снабжать без голода круглый год около двух с лишним тысяч человек.

Можно было бы.

Альма Грей осматривает пустующие земли и все наконец понимает.

— Идем? — спрашивает Громила, выключая свет. — Нас ждут.

Альме кажется, что Элдер Койн знает все вопросы, которые она задает сама себе все это время. Альме кажется, что Элдер Койн дает ей ответ на каждый из них, только со временем.

Элдер Койн ввел запрет на рождение, потому что хочет сохранять и поддерживать жизнь ныне существующего населения. Элдер Койн сделал так, чтобы у них было трехразовое питание, кров над головой и теплый очаг, он не хочет, чтобы дети рождались и растились в нищете и голоде. Элдер Койн не травит их, он заботится о том, чтобы организмы здоровых девушек немного подождали подходящего момента, чтобы подарить этому миру новую жизнь.

Он умный. Он такой умный. Альма не замечает, как начинает плакать.

Осознание собственной жестокости по отношению к нему поражает ее, потому что он просто старается выжить не только сам, но и помогает выжить другим. Альма утирает слезы, чтобы Громила не увидел, и продолжает копаться в свежей земле, пропалывая растения.

Легкая улыбка трогает ее губы. Сейн был прав. Нужно было немного подождать, чтобы понять Элдера Койна.

Она думает об этом до самого обеда, затем, быстро перекусив, сразу бежит на шитье, потому что очень сильно хочет поговорить с Вайлет. Ей нужно знать больше. Ей нужно понять, что с ними случилось десять лет назад.

В стратегии Элдера Койна все хорошо, кроме одного. Он знает, как поддерживать, но не понимает, как расширять. Зацепившись за прошлое, он медленно, но верно, разрушает будущее, сам того не осознавая.

— Вайлет, — закончив с десятой парой носок, все же решается Альма.

— Да? — ловко орудуя спицами, отзывается она.

Альма смотрит какое-то время, как Вайлет ловко орудует спицами, а после, ссутулив плечи, набирается храбрости.

— Что произошло десять лет назад?

Пальцы Вайлет тут же замирают, начиная слегка подрагивать. Она медленно поднимает взгляд. В золотисто-карих глазах читается утрата. Горькая, непоправимая утрата. Возможно, сейчас Альма задает вопрос, который каждый из Дистрикта Тринадцать воспримет с таким взглядом.

Она морщится, снова начиная медленно вязать, качает головой. Альма ее не торопит, лишь терпеливо ждет.

— Ты ведь обратила внимания, что у нас все совсем молодые, верно? — начинает она свой рассказ с риторического вопроса. — От пятнадцати до двадцати шести, не больше, — жмет она плечами и поднимает взгляд. — Не считая пожилой медсестры, Элдер здесь самый старший, ему двадцать шесть.

Альма чуть склоняется вперед, опуская локти на колени.

— Но почему?..

Вайлет активнее начинает вязать.

— Когда началась осада, — пальцы бегло делают петли, — нас начали эвакуировать. Было два бункера, один выше, другой ниже.

Она сбивается со счета петель, поэтому на мгновение замедляется, а потом снова набирает темп.

— Тот, что пониже, был меньше, туда приняли спешное решение спустить детей. От возраста, когда можешь ходить, говорить и бояться, до шестнадцати, нас было около пятисот, — Вайлет облизывает губы. — Приставили одного смотрителя, — и поднимает взгляд. — Одну пожилую женщину на пять сотен детей.

Альма сжимает похолодевшие руки в замок и сухо сглатывает.

— А взрослые?..

— Взрослые? — переспрашивает она. — Они все направились в бункер, который был выше…

Вайлет снова замолкает, от щемящей грядущей боли у Альмы сжимается сердце.

— Потом посыпались бомбы, — качает она головой, быстро орудуя спицами. — Долго это было, все дрожало, сыпалась бетонная крошка с потолка. Сейн два часа держал меня за руку, — вспоминает она. — Когда все стихло, я не могла руку свою от него отцепить, потому что она окоченела.

Вайлет невесело смеется. Альма не может заставить себя улыбнуться.

— Когда мы вышли, — пальцы ее замедляются, — мы поняли, что они попали не туда. Бомбы… Мы…

Она смотрит куда-то перед собой, словно видит заново то, что увидела тогда. Она сбивается с мысли, снова качает головой, поджимая губы.

— Потолок бункера обвалился, — находит в себе силы Вайлет, — и похоронил под собой наших родителей.

Альма открывает рот, прикрывая его ладонью, и коротко вздыхает. Дистрикт Тринадцать — это дети, оставшиеся без родителей.

— Мы все… Мы не понимали, что происходит и… Мы были маленькие, мы плакали. Я звала маму и…

Вайлет роняет одну спицу и просто смотрит на нее, не предпринимая никаких действий. Внезапно Вайлет поднимает взгляд. Золотисто-карие глаза блестят от слез.

— Элдер, — она делает паузу, — Элдер и еще несколько ребят были самыми старшими, им всем едва стукнуло по шестнадцать и… Они взяли все в свои руки, — жмет она плечами. — Их никто не просил, никто не заставлял, просто они взяли и… Решили за всех, что нужно жить.

Вайлет все же поднимает спицу.

— Они начали обучать нас, рассказывать и показывать, как делать все без взрослых. Мы с пеленок всему обучались, но теперь нужно было делать самому и с первого раза правильно, — невесело улыбается она. — Первый год был самым тяжелым, почти сотня малышей не пережили зиму… Мы голодали, было холодно и… страшно.

Альма чувствует, как по щеке стрелой бежит слеза. Сейчас она не спешит ее стирать.

— А Элдер, ох, Элдер, — Вайлет старается не всхлипнуть, — он… Он сам вызвался разбирать завалы. Только потом говорил нам, чьих мам или пап нашел.

Альма вытирает щеки и заводит волосы за уши. Глаза щиплет.

— Ему хватило года, чтобы всех найти и похоронить. Он нашел всех, — акцентирует внимание Вайлет и смотрит на Альму; она понимает, что Элдер нашел и их с Сейном родителей, — и всем дал возможность обрести покой.

Вайлет опускает голову, на льняной подол падает слеза, образуя темное, постепенно растущее пятно.

— А потом он подошел к нам и сказал, что мы обязаны выжить. Что у нас нет другого выхода, — Вайлет жмет плечами. — Мы хотели выжить, Альма. Мы только этим и занимаемся, но сейчас у нас получается лучше, — она невесело смеется. — И мы выбрали Элдера главным, потому что никто с этой ролью не справится, кроме него. Хоть мы и понимаем, что ему нужна помощь, — добавляет она.

Вайлет всхлипывает в последний раз и, успокоившись, выпрямляет спину.

— Никто не знает, к сожалению, как ему помочь, поэтому мы просто делаем то, что в наших силах.

Альма молча продолжает смотреть, как Вайлет вяжет. Кожу щек стянуло от высохших слез. Альма поднимается с места и идет к выходу, чтобы дойти до ванной и умыться. Открыв дверь, она проходит два блока и останавливается, потому что видит, как Элдер что-то рассказывает, сдержанно жестикулируя и держа марку.