В могилу ее матери змей бросает Кориолан Сноу.

Люси Грей просыпается в холодном поту от собственного крика. Его тут же подхватывают сойки-пересмешницы и дерут глотки, повторяя страшные звуки. Девушка стирает с щек слезы и смотрит вверх.

— Это плохой сон, — хриплым голосом произносит она. — Плохой сон, мамочка. Я справлюсь, ты мне веришь?

И гладит себя по предплечьям, будто убаюкивая и успокаивая.

— Веришь, — кивает она, — конечно, веришь.

Рассвет только занимается, когда Люси Грей снова направляется в путь. Она придерживается севера, как и задумала изначально. Если куда-нибудь идти, обязательно куда-нибудь придешь. Эта простая истина становится ее проводником в этом приключении. Что бы ни происходило в ее жизни — это приключение.

Становится жарче, духота снова начинает витать в воздухе, поднимается солнце. Мамин свитер приходится снять и убрать обратно в мешок. Люси Грей завязывает волосы в узел и продолжает идти, позволяя себе только один глоток воды с утра.

Она идет несколько часов, ни разу не сделав привал. Ближе к обеду она находит куст черноплодной рябины, почти поспевшей к этим августовским дням, и уже готовится наброситься на него со всей присущей ей на тот момент радостью, но тут же останавливается, бросив горсть ягод и утерев о листву брызнувший на ладонь темный сок с терпким запахом.

Мама рассказывала ей про эти кусты. Это «волчья ягода» или, как они называют их в простонародье — морник. Он парализует, отключает твое сознание и ты умираешь настолько быстро, что даже не успеваешь этого понять. Люси Грей уже видела, как работают эти ягоды. Мама показывала ей, как глупые кролики с отбитым обонянием жуют эти ягоды и умирают почти мгновенно.

Жаль только, что мясо потом нельзя съесть, потому что оно отравлено. После такой охоты только если шкуру использовать. Люси Грей не любила таких смертей. От них были сплошные минусы.

После обеда жара наступает настолько невыносимая, что Люси Грей решает присесть. Достав флягу Кориолана, она делает несколько крошечных глотков, чтобы только смочить глотку и не тратить слишком много. За целый день ни одного ручья она так и не увидела.

Солнце нещадно печет, тело обливается потом, левое плечо пульсирует. Люси Грей задирает рукав и морщится. Рана загноилась.

Мокрая желтоватая корочка тут же сдирается, стоит ей приподнять ее ногтем, и наружу ползет из раны густой гной. Должно быть, что-то попало все-таки, когда она купалась в озере. Люси Грей не отчаивается и промывает рану так, как может. Ей приходится потратить часть драгоценной воды, но выхода все равно у нее нет.

Она заворачивает рукав, чтобы на солнце рана подсохла, и уже собирается идти дальше, как живот нещадно урчит, напоминая о том, что она давно не ела. Пригоршня ягод с утра не считается.

— Ладно, — шлепает она ладонью по впалому животу. — Уговорил, ладно, — и улыбается.

Люси Грей присаживается на слегка дрожащие ноги и вынимает из мешка драгоценные кусочки рыбы. Едва развернув лист, она морщится и кашляет. В эту чудовищную жару рыба испортилась, и на корм пойдет только мелкой фауне.

Раздосадованная этой новостью, Люси Грей бросает на землю лист с рыбой и, загрузив на здоровое плечо мешок, снова идет на север, ориентируясь по мшистым стволам. Она снова запевает какой-то мотив, и сойки тут же его подхватывают.

Единственное, что действительно замечает Люси Грей, так это количество птичьих голосов. Чем дальше она отдалялась от Двенадцатого, тем меньше было пересмешниц. Значит, она идет в правильном направлении. Если птиц не останется вовсе, она доберется до пункта назначения.

С этой мыслью она снова набирает темп. Энтузиазма хватает на пару часов, тело снова ее подводит. Ноги дрожат все сильнее, плечо пульсирует, желудок сводит спазм, давая тем самым знак, что дальше так не пойдет.

Никаких кустов ягод ей так и не довелось увидеть, из грибов на пути попалась только пара мухоморов, охотник из нее никудышный, а для рыбалки не попалось ни одного водоема. Живот снова урчит. Люси Грей знает, что у нее есть немного хлеба, но она планировала оставить его на следующий день.

От одной только мысли о еде во рту тут же скапливается густая слюна, а тело подводит все сильнее. Люси Грей сдается и садится на поваленное дерево, укладывая на подрагивающие колени мешок. Пальцы торопливо достают со дна сверток.

Небольшой ломоть еще даже не засох, потому что был надежно запакован среди вещей, что не могло не радовать.

— Один кусочек, — глотая слюну, произносит она вслух. — Только один кусочек.

Она съедает весь хлеб и даже не успевает заметить этого. Еды оказывается недостаточно, как, впрочем, и всю ее жизнь, но сейчас это плохо. Плохо, потому что она только сильнее разбудила чувство голода, хотя сил у нее немного прибавилось. Люси Грей делает небольшой глоток воды, понимая, что осталась совсем немного, и снова направляется в путь.

Буквально через полчаса становится еще хуже. Видимо, она зарабатывает в течение дня тепловой удар и скромная трапеза в обед оказывается в кустах. В глотке жжет, кислота неприятно колет зубы и язык, правое плечо болит от усталости, левое разрывает от пульсации. Люси Грей снова заворачивает рукав платья.

И мысленно умоляет всевышнего, чтобы не было заражения. Кожа вокруг раны немного потемнела.

У нее нет никаких лекарств, поэтому ей ничего не остается, кроме как просто завернуть снова рукав, подставив рану под лучи палящего солнца, потому что больше ковырять ее нельзя, да и воды у нее осталось совсем немного.

Люси Грей снова встает на ноги и направляется на север.

— Я дойду, мам, — вздергивает она подбородок, — дойду, слышишь?

«Слышу», — мысленно отвечает она сама себе.

Еще через несколько часов идти она почти не может. Ботинки сыграли с ней злую шутку. Люси Грей было страшно снимать обувь, под старым и грубым материалом кожа буквально горит. Она решает не снимать ботинки до заката. В темноте не так страшно смотреть на то, в какое месиво из мозолей превратились ее ноги.

Желудок сводит. Люси Грей старается придумать, как можно кого-нибудь поймать. Она как-то видела, как в Одиннадцатом дистрикте мальчишки лазали по деревьям и ставили сетки для птиц. По деревьям лазать она никогда не умела, но тут дело в другом. Сетки. Силки. Они делаются по одному принципу, разве нет?

Люси Грей пытается вспомнить, как сделать что-то подобное, но из раза в раз ее преследует неудача. На пятой попытке, чуть сбившись с пути на запад, она решает бросить эту затею, зато безмерно радуется, когда находит можжевеловый куст. Прохладный сок ягоды приятно брызгает на нёбо и Люси Грей жмурится от удовольствия.

— Все правильно, — кивает она самой себе, — это испытание, так нужно. Это Голодные Игры, верно?

Люси Грей кажется, что сам лес ей отвечает. Кивают кроны деревьев, согласно шуршат листья. Она вдоволь ест ягоды, обирает куст полностью, чтобы взять еще с собой и у нее сразу появляется энтузиазм. Улыбнувшись самой себе, заблокировав в голове боль в плече, затылке и стертых ногах, она снова направляется в путь.

Сумерки готовятся опускаться на лес, и Люси Грей делает вид, что она справляется отлично, хотя и не понимает, где ей устроиться на ночлег. Подходящих мест нет поблизости, и она начинает беспокоиться. Решившись пройти чуть подальше, она снова идет на север.

Темнеет. Люси Грей сильнее беспокоится, где-то неподалеку слышится волчий вой. Она ускоряется и вертит головой, стараясь отыскать хоть какую-то природную лазейку. И тут вой слышится намного ближе.

Она вздрагивает и оборачивается. Вдалеке виднеется желтая пара глаз. Она резко оборачивается и, не чувствуя собственного тела, во весь опор мчится вперед, лихорадочно соображая. Протяжный вой усиливается, становится ближе, Люси Грей бежит к ближайшему дереву, заприметив в сильно сгущающихся сумерках пару веток, и забирается вверх так быстро, что сама не понимает, как это делает.

Животный страх делает с людьми чудовищные вещи, а темнота раскрывает первобытные инстинкты.