Мужчина чуть отводит голову в сторону, Маринетт поджимает губы.
— Ты стал реже меня целовать, — замечает она, надевая на правую ногу лодочку.
Габриэль застегивает пуговицы жилетки и смотрит в зеркало, пересекаясь с ней взглядами.
— Это не так.
— Так, — настаивает она.
Габриэль качает головой, но не предпринимает никаких действий, и Маринетт коротко кивает, направляясь в сторону выходя из гостевой спальни.
— Я беременна, а не заразна, — сообщает ему девушка и, не дожидаясь ответа, выходит в коридор, чтобы снова присоединиться к гостям.
Вечеринка в честь ребенка — это самое глупое мероприятие, на котором ей приходилось быть, даже несмотря на то, что это событие было организовано по ее душу. Маринетт никогда не нравилось быть в центре внимания, ей было комфортно разделять его. С Габриэлем на показах, встречах со спонсорами, фотосессиях.
Но не сейчас.
— Ох, у тебя такой аккуратный животик, Маринетт, — щебечет Хлоя, не отходя от подруги буквально ни шаг с того момента, как она вернулась обратно к гостям в сад. — Боже, как я рада, что ты теперь тоже наслаждаешься этим!
— О, да, море наслаждения, — едва скрывая сарказм за обворожительной улыбкой, отзывается Маринетт, лениво потягивая из трубочки ананасовый сок.
— Какой у тебя срок?
Маринетт отставляет стакан на столик и опускает руки на живот, слегка его поглаживая.
— Начало четвертого месяца, — кивает она.
— Это так чудесно! — снова восхищается она. — Лучшее время! Никакого больше токсикоза, снова хочется секса…
— Да, спасибо, Хлоя, — прерывает ее Маринетт. — Софи проснулась или мне кажется?
Попытка спровадить до одури счастливую подругу оказывается удачной, и Хлоя тут же мчит к стоящей в тени коляске, начиная слегка ее покачивать. К счастливой мамочке тут же ретируется Натаниэль, обнимая супругу за талию, и Маринетт тошнить начинает от всей этой картины. Она закатывает глаза и отводит взгляд, снова принимаясь за ананасовый сок.
Сегодня собрались все их близкие друзья и родственники, и Маринетт смеется про себя до хрипа, что умудрилась снова провести хорошо время с Габриэлем буквально у всех под носом. Хлоя и Нат воркуют над проснувшейся дочкой, Адриан о чем-то разговаривает с Нино, постоянно улыбаясь, Аля уже около часа не выходит из дома на улицу, Сабин суетится в гостиной с приготовлениями к главной фишке этого торжества, а Габриэль и Том стоят у барбекю и жарят стейки.
Точнее, Том жарит, изредка потягивая пиво, а Габриэль находится неподалеку, иногда прикасаясь губами к бокалу сухого красного и стараясь не смотреть ни на кого, кроме своего вынужденного собеседника. Маринетт кусает нижнюю губу, когда замечает, что он не застегнул верхнюю пуговицу рубашки, и едва подавляет в себе желание подойти и расстегнуть их все.
Чтобы избавиться от таких мыслей в неподходящий момент, она решает вернуться в дом и хоть чем-то себя занять. А еще она хочет, чтобы этот день поскорее закончился.
— Тебе помочь? — с порога произносит Маринетт, с облегчением глядя на наконец освободившуюся подругу.
Аля поднимает глаза и улыбается, убирая со щеки кусочек заварного крема. Она делает розовые и синие розочки на верхушку торта, сама попросила у Тома сделать последние штрихи, а тот и не был против, потому что и сам хотел немного отдохнуть и пообщаться с Габриэлем.
— Отдыхай, детка, сегодня твой день, — возвращаясь к занятию, отвечает она.
Маринетт прислоняется спиной к кухонной тумбе и хватает из вазы зеленое яблоко, начиная без надобности крутить его в руках.
— Аля, ты после рождения Эллиота совсем не спишь, тебе тоже нужен отдых…
— Вам обеим нужен отдых, девочки мои, — появляется на кухне Сабин и суетливо забирает из рук Али заварной крем. — Идите на свежий воздух, выпейте лимонад, я все закончу сама.
— Мам…
— Это приказ, — настаивает Сабин. — Давайте, живо-живо, — прихлопывает она в ладоши, указывая им на дверь.
Маринетт сдается, когда мама легонько целует ее в лоб, и берет Алю под руку, направляясь в сад. Они медленно идут по дорожкам и молчат, дышат воздухом, и Маринетт изо всех сил старается заглушить свои слишком громкие мысли. Официант приносит им лимонад, и они садятся в два мягких кресла под зонтиком.
Аля благодарит официанта и изредка бросает взгляд на подругу. Ждет. Преданно ждет, когда наступит подходящий момент, и та наконец сама с ней заговорит. Сама скажет что-то, что давно горит у нее на языке. Но Маринетт молчит. Молчит и смотрит на то, как спокойно и стойко держится Габриэль, о чем-то разговаривая с ее отцом.
— Вздрогнем, как будущие дедушки, — смеется Том, протягивая вперед бутылку пива, и Габриэль сдержанно протягивает свою бутылку, после открытия которой так и не прикоснулся к содержимому.
Маринетт попросила его быть приветливым с ее отцом, не быть слишком чопорным и холодным, и Габриэль, кажется, даже немного старается, хоть и не понимает в принципе этой неприятной привычки Тома звонко чокаться бутылками перед каждым глотком пива. Габриэль терпеть не может пиво.
— Кого хочется больше, внука или внучку? — интересуется Том и переворачивает щипцами стейк.
Вино встает поперек горла от этого вопроса, но Габриэль держит себя в руках. Шипящие звуки капающего на угли масла заполняют воздух, помогая прийти в себя.
— Я хотел бы внука, — продолжает тему Том, — учил бы его печь, сделал бы первоклассным пекарем! А Вы?
Габриэль чуть ведет линией плеч.
— Я не знаю, не задумывался, — сухо отвечает он, но взгляд сам снова возвращается к ней, сидящей под сенью деревьев.
Такой хрупкой и маленькой, такой чистой и грязной. Такой его. Его Маринетт, что носит под сердцем жизнь, которую породил не он.
— Лишь бы ребенок был здоров.
Маринетт ощущает его взгляд на своих плечах, поворачивает голову и смотрит в самую душу. Она чувствует себя преступницей, которая нарушила все законы, что только возможно, но при этом не испытывает ни капли сожаления или раскаяния. Не чувствует своей вины, и ее поражает собственное безразличие к голосу совести, который давно охрип.
— Непривычно видеть его таким, — врывается в ее мысли голос Али, и Маринетт отводит взгляд, вливаясь в разговор с подругой.
— Кого? — не понимает она.
— Габриэля, — кивает Сезер, и Маринетт снова приходится испытывать эту муку. Смотреть на него.
— Каким таким?
— Домашним.
Маринетт позволяет себе улыбку, когда видит, как они с Томом снова чокаются бутылками и просто пьют пиво, поддерживая обычный диалог. Габриэль просит официанта унести на стол часть готовых стейков и снова отпивает вина, потому что Маринетт знает, что он лишь делает вид, что пьет то, что находится в бутылке.
— Подруга, давай на чистоту.
Аля решается начать разговор сама, потому что не выдерживает того, что видит. Она не глупая, она, кажется, единственная, кто видит хоть что-то, чего не замечают другие. Она видит, как он смотрит на нее, и как она на него смотрит. Маринетт не дарит таких взглядов Адриану, давно не дарит. Она перегорела к собственному супругу задолго до свадьбы, и Сезер поражает, как слепы остальные.
Но не ей судить.
— Тебе есть, что мне рассказать?
Маринетт поджимает губы, отводит взгляд от Габриэля и, опуская голову вниз, чуть гладит живот. Аля замечает, как Габриэль бросает на нее секундный взгляд и снова возвращается к диалогу с Томом.
— Холоден, как и всегда, — констатирует Сезер. — Шифруется божественно.
— Ничего такого, Аля…
— За дуру меня не держи, — немного резко отвечает девушка. — Подруга, я не говорю с тобой об этом, но я не идиотка. Я правда не понимаю твоего решения до сих пор. Не понимаю, почему ты вышла тогда за Адриана. Все твое существо кричало, что ты хочешь сбежать.
— Я не хотела сбегать, Аля, — морщится Маринетт, — я люблю Адриана и…
Сезер цокает языком и закатывает глаза.
— Хотя бы мне не ври, будь так добра, я по горло сыта, честное слово.
