Девушка тяжело выдохнула и обхватила себя руками, отступив на шаг назад. Черт возьми. Нет. Нет! Он не имеет права так говорить! Что за детский сад?

— Маринетт.

Габриэль понимал, насколько нелепо звучали все эти слова. Понимал со всей гребанной ясностью. Но что он мог сделать? Что он, мать вашу, мог сделать?

— Ты хоть слышишь себя?! — начала сама дрожать Маринетт. — Как можно забыть… Как вообще можно это?..

— Придется, — качнув головой, почти ровным голосом произнес он, ощущая, как изнутри буквально сгорает дотла. — Вы поженитесь и…

Маринетт ударила эта фраза, точно пощечина. Она почти с ненавистью посмотрела на Габриэля, сжав похолодевшие, одетые в перчатки холодного пота руки в кулаки.

— Почему ты уже все решил за меня?! — закричала она, округлив глаза.

— Потому что так будет правильно, — уже чуть повысив голос, напряженно произнес он, с болью наблюдая за тем, как теряет лучшее, что случилось с ним за последние несколько лет.

Маринетт сделала два резких шага вперед, выставила вперед руку и, едва сдерживая жгучие горячие слезы, с болью наполнила легкие воздухом.

— А трахать девушку своего сына — правильно?! — закричала она звенящим от слез голосом. — А говорить ей, что любишь, правильно?! Это, по-твоему, правильно?!

Габриэль видел, что она из последних сил могла говорить. Всего пара секунд, пара добивающих фраз — и она разрыдается прямо здесь и сейчас. Он знал, что все, что она говорит — правда. Их конечным пунктом было солнце, и они его достигли, опалив свои крылья дотла.

Они падали с огромной высоты на чудовищной скорости вниз, со всей ясностью понимая, что добровольно до этого летели ввысь. Он хотел ее утешить. Прижать к себе. Забрать. Исчезнуть. Но это было невозможно — и это добивало.

— Маринетт, ты должна понять! — голос Габриэля звенел от боли, когда он ринулся к ней, намереваясь прикоснуться.

— Нет! — шарахнувшись от него назад, как от огня, сквозь рвущиеся наружу слезы проговорила она. — Не трогай меня, — покачала она головой. — Если ты ко мне прикоснешься, я не выдержу, и все полетит в пекло.

— Мы уже в аду, — сорвалось у него с языка.

Габриэль в два резких шага подошел к ней и, схватив цепкими пальцами ее за запястье, дернул ее к себе, заставляя налететь на грудь. И Маринетт поняла, что больше сдержаться не сможет. Он почти с силой прижал ее к себе, обхватывая руками трясущееся тело.

— Маринетт, я прошу тебя, — он никогда в жизни не думал, что у него будет слабое место. Но вот оно — налетело на его грудь. Ахиллесова пята. Его маленькая большая смерть. — Тише.

Солнечное сплетение мужчины начало вибрировать от того, что Маринетт зарыдала в голос. Маленькие кулачки начали барабанить по его спине, и девушка постаралась вырваться, потому что не могла. Не могла выдержать всего этого. Его касания обжигали ей кожу.

Потому что она знала, что никогда больше не сможет почувствовать его. Он решил все за нее. За себя. За них обоих.

— Ты обещал мне! — громко всхлипнув, кричала она ему в грудную клетку, отталкивая невозможно любимого ею человека почти с остервенением.

— Обещал, — прошептал он ей в волосы, зажмуривая глаза.

Габриэль постарался говорить ровным голосом, но его просто ломало от того, что он сделал с ней. Это ведь он сделал. Она плакала при нем. Плакала из-за него. Он отталкивал от себя единственного в мире человека, который смог бы сделать его счастливым. И которого только он сам смог бы осчастливить.

— Ты говорил, что любишь меня! — навзрыд прокричала она, ощущая, как бешено билось его сердце.

Она кричала сквозь слезы, задыхаясь от душевной боли и продолжая бить кулаками по его спине; совершенно не замечая, как белая кожа покраснела и стала зудеть от ударов. Она кричала ему в грудь и изводила себя до края тем, что вдыхала его запах, чувствовала крепкую хватку его рук и ощущала мелкую дрожь его тела.

Габриэль напряженно замер, сжал ее в объятиях сильнее, прижимаясь плотно сжатыми губами к ее макушке, и прошептал:

— Я люблю.

Она все еще лупила крохотными кулаками по его лопаткам и ребрам, но уже не так сильно. Маринетт снова попыталась оттолкнуть его от себя, но попытка эта уже не была такой отчаянной.

Она громко, но уже не так часто всхлипывала, уткнувшись носом в его грудь с крепко зажмуренными глазами, и после — Габриэль даже от удивления расцепил руки, позволяя ей буквально слиться с ним — она, пару мгновений позволив себе напоследок надышаться им, отошла от него и направилась к постели.

Больше не произнося ни слова, она сняла с себя его рубашку, совершенно не стесняясь собственной наготы, подняла с пола красное платье и быстро надела его на себя, не пересекаясь взглядами с застывшим с другой стороны постели Габриэлем.

Девушка схватила раскиданные возле прикроватной тумбочки туфли и направилась к двери, ведущей к выходу. Уже открыв ее, Маринетт на секунду остановилась, глядя перед собой, а после, пересилив себя, посмотрела на полностью потерявшего себя Габриэля.

— Ты лжешь, — негромко произнесла она и, больше не в силах оставаться здесь, покинула гостевую комнату, захлопнув за собой дверь.

Маринетт в растрепанных чувствах и с безумной опустошенностью вернулась домой почти в восемь утра. Родителей она дома не застала. Они, должно быть, уже вышли на работу или отправились за покупками. Адриану она не звонила, хотя у нее было три пропущенных.

Она надеялась не видеться с ним пару дней; сослаться на головную боль или плохое самочувствие. Если уж быть откровенным, сейчас ей хотелось только в душ, чтобы не сойти с ума окончательно от осознания, что вся она пахла человеком, жизни без которого она не представляла, но которого пришлось оттолкнуть.

Только душ, запертая наглухо спальня и обособленность от внешнего мира на пару дней. Девушка оставила туфли у лестницы и, поднявшись наверх, открыла люк. И застыла, так и не переступив последние две ступеньки, ведущие наверх. Прямо перед ней, сияя улыбкой, на одном колене стоял Адриан, держа в вытянутых руках то, от чего сердце девушки вдребезги разбилось, разлетаясь острыми осколками по всей грудной клетке.

— Маринетт Дюпэн-Чэн, — взволнованно произнес он, на мгновение потеряв равновесие и вновь вернувшись на место, — ты станешь моей женой?

Девушка дрожащим вдохом наполнила лёгкие воздухом.

========== Глава VI. Разрушители ==========

— Подруга, замри, иначе я провожусь со шнуровкой до старости, — постаралась грозно сказать Аля, но у нее не получилось.

Она была не в силах злиться на взволнованную лучшую подругу, пока зашнуровывала ей на спине свадебное платье. Сезер была в невозможном восторге от наконец нагрянувшего дня. Ведь именно она занималась планированием этого события почти два месяца.

— Знаешь, — довольно продолжила она, — я ведь только сейчас поняла, что с тобой случилось тогда…

— Когда? — отрешенно отозвалась Маринетт, глядя бездумным взглядом в одну точку и непроизвольно начиная горбить плечи.

— Спина, — нравоучительно произнесла Аля, шлепнув подруге по плечам, после чего та выпрямилась, и Сезер снова улыбнулась. — Когда не ночевала дома после вечеринки в доме Агрестов, — уточнила она.

Маринетт непроизвольно оживилась, почувствовав заворачивающийся комок волнения в груди. Она просто терпеть не могла, когда Аля говорила загадками. Пока ты сходила с ума, размышляя над тем, что узнала девушка, она уже все читала в твоих глазах, заполненных паникой до самых краев. Но сейчас Маринетт сидела к ней спиной. И хорошо, наверное.

— И что же со мной случилось? — не без опаски шепотом спросила Маринетт.

Аля дернула шнурки последний раз, заставляя Маринетт резко и с шумом выдохнуть, после чего ловко завязала красивый бант и подошла к подруге, сияя улыбкой от уха до уха.

— Синдром «сбежавшей невесты», — засмеялась Аля, коснувшись указательным пальцем кончика носа побледневшей брюнетки. — Так я и знала, — победно вскинула она руки, направляясь к туалетному столику за косметичкой.