– Янис Артурович, хорошо, что вы ответили, – быстро тараторит Инна, когда я включаю громкую связь. – Вам звонил отец и просил подъехать к нему. Он сейчас встречается с Вахрушевым по тендеру. Константин Сергеевич тоже перезвонил. Сказал, что будет в офисе до шести, а потом улетает в Новокузнецк.

Поднимаю запястье Смотрю на часы, прикинув в уме, что с отцом и Вахрушевым переговоры затянутся надолго. Вряд ли я успею оказаться в двух местах одновременно. Но по телефону не хочу задавать Косте интересующие меня вопросы. Впрочем, нет никаких гарантий, что получу на них правдивые ответы. Гончаров привык в свою пользу поворачивать любую ситуацию и выходить сухим из воды. А мне бы не хотелось перегибать палку в отношениях с Алёной и тешить свое любопытство за счет ее нервов. Но эта тяга к Шипиевой выше моих моральных сил и нравственных убеждений. Как бы я себя ни сдерживал.

По дороге к отцу набираю Рину, чтобы спросить, как она себя чувствует и нужна ли помощь. Эрик укатил в командировку, оставив жену и ребенка на меня.

Светлая часть нашего семейства упадническим голосом сообщает, что сегодня справится сама, но если есть время и желание повозиться с мелочью, то меня будут рады видеть в стенах гостеприимной квартиры Багдасаровых.

– Хорошо, постараюсь, – отвечаю я и завершаю разговор, снова возвращаясь мыслями к Алёне и проводя параллели.

Она теперь так же возится каждый вечер с ребенком. Трехлетним. От Слуцкого. С ума сойти.

Желание наплевать на встречу с отцом и Вахрушевым становится только сильнее. Я мечтаю посмотреть Косте в глаза, когда спрошу у него про нормальную жизнь Шипиевой.

Избавиться от наваждения не помогают ни скучные переговоры, ни деловые звонки, ни даже тот факт, что в пять сорок семь я поднимаюсь в офис к Гончарову. Все мысли крутятся возле Алёны и нашей сегодняшней встречи. Вчерашняя тоже оставила след в душе. Картинка, как Алёна обнимает и успокаивает маленького черноволосого пацана в гипсе, никак не выходит из головы.

– У себя? – спрашиваю у секретарши, направляясь через приемную к кабинету Гончарова. – Еще не уехал?

– Ждет вас, Янис Артурович.

Я открываю дверь и решительным шагом прохожу через кабинет. Сажусь в кресло.

Костя отрывается от бумаг и смотрит на меня исподлобья. Короткая челка едва прикрывает лоб. Холодный взгляд задерживается на моем лице.

– По какому вопросу? – сухо интересуется он, оценив степень моей летящей к чертям выдержки.

С ней стало значительно лучше за эти годы. Если на горизонте не появляется никаких раздражающих факторов.

– По личному? – пожимаю я плечами.

После чего следует протяжный вздох и губы Константина Сергеевича трогает едва заметная усмешка. Робот, блядь. Вот у кого с годами ничего не меняется. Неудивительно, что Гончаров добился таких заоблачных высот в бизнесе. О чем-то еще, кроме работы, думать не в его правилах.

– Я мысли читать не умею, Янис. – Костя собирает бумаги и закрывает ноутбук. – Но полагаю, что Шипиева?

– Ковалёва, – поправляю я.

– Даже так? – заинтересовано хмыкает он.

– Алёна сказала, что сама попросила тебя говорить, якобы у нее все, как и прежде. Если буду что-то о ней узнавать. Так?

– Так.

– Ну ладно, допустим, это правда. Тогда меня вот что интересует: когда вы так сблизиться успели, а ты в золотую рыбку превратиться, которая исполняет желания других по первому требованию? Что за аттракцион невиданной щедрости? Благотворительностью у нас Дина Сергеевна занимается, а ты, Костя, по другой части и разговоры ведешь иначе.

– Сделал исключение из правил. Стало жалко девчонку.

– В какой момент?

– Когда она тебя встретила.

Внутри поднимается волна ужасающих по своей мощности чувств. Которые рвутся наружу. Костя тоже это замечает и начинает хмуриться.

– Ближе к делу, Янис. Что ты хочешь узнать?

Мысли и картинки об Алёне наконец отпускают. Теперь я представляю перед собой грушу, которую буду пинать вечером, думая, что это Гончаров.

– С документами по смене фамилии ты подсуетился? В базе все подчистую про Алёну снесли или хоть что-то оставили? Стоит копать?

– В базе ничего не сносили. Смена фамилии – простая формальность, чтобы девушку меньше дергали из прошлой жизни. Слуцкий после себя оставил кучу дерьма и руины. Копать можешь, но все равно ничего не найдешь. Я не оставляю улик и выполняю свою работу безупречно.

– А салон она зачем продала?

– У всего в этой жизни есть цена. Ковалёвой срочно потребовались деньги. Она их получила, продав салон. Еще вопросы?

– Это ты Слуцкого посадил? Руками Кириянова?

– Без моей помощи не обошлось, – подтверждает Костя мои догадки.

Бесит его невозмутимый и спокойный тон. До зубовного скрежета. Заставляю себя дышать, сосредоточившись на этом простом действии.

– То есть Алёна, родив от этой падлы сына, к тебе за помощью потом обратилась? Да еще и за моей спиной? В таком случае вывод сам собой напрашивается, Костя. Это ты ее подтолкнул тогда уйти от меня? Шантажировал, да? Никакого салона Слуцкий Алёне не отписывал? Ты подачки ей кидал и мне байки травил, чтобы она, беременная от другого, с моих горизонтов исчезла и у нас в семье не случилось на тот момент новой шумихи, которая поставила бы жирную точку в предвыборной кампании отца?

Гончаров трет рукой подбородок, заросший щетиной.

– Хм… – задумчиво тянет он. – То есть Ковалёва призналась тебе, что родила сына от Слуцкого?

– Ушла от ответа. Но мы оба прекрасно знаем, что с моим сыном ты бы так не поступил. Как и не допустил бы, чтобы он рос безотцовщиной. Пунктик у тебя на этот счет имеется. Поэтому версию, что ребенок мой, я сразу же отмел. А другого мужчины, кроме Слуцкого, на тот момент у Алёны не было.

– Да, пунктик, – тяжело вздыхает Костя. – Правильно ты рассуждаешь, Ян…

– Правильно это, по-твоему, да? Девчонке жизнь ломать в угоду каким-то своим принципам?

Повисает молчание. Гончаров сканирует меня долгим и внимательным взглядом.

– Ян, я в тебя столько души вложил, – начинает Костя вкрадчивым голосом. – Постоянно учил выстраивать логические цепочки. Требовал не рубить с плеча, держать эмоции под колпаком. Но эти пункты ты исправно проваливал, а я потом платил штрафы, прикрывал тебя от отца, огребая за это, когда твои косяки все равно всплывали. Ну допустим, девушка тебя сильно зацепила, эмоции вызвала своим уходом. Затем сложная операция Эрика, какие-то твои личные переживания по этому поводу и как итог – ты сам в коматозе на больничной койке провалялся пару недель. Но остальные-то три года ты где был? Слушал мои однотипные ответы и тебя все устраивало? Только сейчас возникли ко мне вопросы?

Это называется «брать на понт» и «бросать пыль в глаза». Любимая Костина фишка. Отец не зря доверил ему свою предвыборную кампанию. До сих пор занимает высокие строчки в рейтинге, благодаря подвешенному языку Гончарова и его связям.

– Я тебя прямо спросил: ты Алёну подтолкнул к этому решению? Не надо мне лить в уши воду, отвлекая от главного.

– Прямо отвечаю. Ковалёва сама приняла такое решение. И на твоем месте я бы оставил всё как есть и больше не трогал девушку. У нее своя устоявшаяся жизнь. С чужим для тебя ребенком. У тебя своя. Пересеклись ненадолго в прошлом и разошлись кто куда. Гормоны свои усмири и направь в рабочее русло. На твои плечи сейчас возложена большая ответственность, ты занимаешь кресло руководителя. Поэтому держи себя в руках, – чеканит Костя последние предложения.

– Как ты?

– Как я. У Ковалёвой есть молодой человек. Генрих Нейман. Он из наших. Серьезный мужчина, с такими же намерениями на нее и ее ребенка. Поэтому не надо никому вставлять палки в колеса и ворошить прошлое. Которого уже не изменить.

Еще чуть-чуть, и разум сегодня возьмет отгул, а Костя полетит в Новокузнецк с разбитым лицом.

– Ты, смотрю, для постороннего человека хорошо осведомлен о ее жизни, да?

– Я не интересовался ее жизнью. Но с Иващенко мы с теперь ведем переговоры, а Генрих представляет его интересы в Москве. Нейман прилетает на координационные совещания раз в две недели. На одном из корпоративов я увидел их с Ковалёвой вместе. Отличная пара. Буду рад, если у них все сложится.