Вот так Димины родители, Ева и Макс, да Клео решили использовать заброшенную часть Старого Университета, основав своё параэкологическое сообщество – охранную фирму «Гусар», чтобы отыскивать и помогать тем людям и существам, которым не могли помочь ни люди, ни параэкологи. Так как и папа и мама Димы были уже заняты на своих работах, и менять их не хотели, Ева и Макс с лёгкостью бросили свои прошлые обязанности взяли управление полностью на себя. Димины родители только помогали им и присматривали за ними, хотя и считались полноправными основателями и коллегами «Гусар».
Так всё и было.
Для поднятия настроения и боевого духа Дима решил показать пару параэкологических фишек, например, что если поклониться бродячей собаке и обратиться к ней «сударь, не соизволите ли вы ответить…", то она ответит и поможет тебе с чем угодно. (правда, поддерживать столь интеллигентный разговор очень утомительно: чуть дрогнул тон, или выдал себя смешком – и всё, собака больше не хочет с тобой разговаривать).
И тут, правда, последовали следующие объяснения, что всякое животное может разговаривать и делать что-нибудь необычное, как в сказках (И Джин добавил это в пункт «ж»). Но для этого нужен ряд строжайших условий: во всяком случае ты за всю свою жизнь не должен обидеть ни одного представителя того вида (а некоторые звери требуют, чтобы ты вообще никого не обидел ― даже комарика не прихлопнул), однажды, Журналюга не поделилась с кошкой бутербродом, который та всё равно не стала бы есть, так с Журналюгой теперь ни одна кошка не разговаривает! Некоторые разговаривают только при определённых условиях. Но за спасение жизни всякое животное тебя отблагодарит ― правда, когда ты сам того не ожидаешь и по-своему. Однажды Дима вытащил из лужи тонущего мышонка, а через неделю они обнаружили у себя на пороге булку хлеба.
– Так значит, если изобразить из себя аристократа, то любая собака поможет тебе в чём угодно? – деловито уточнил И Джин.
– По крайней мере советом, но да, – согласился Дима.
– А мы можем так узнать у них, как пройти до Резиденции?
И Дима просиял от такой простой мысли, до которой сам до сих пор не додумался.
Глава 3, в которой главные герои старательно влипают во всё, что можно
– И когда мои предки прибыли сюда на кораблях из Швеции при Петре Великом… – вещал им пушистый пёс с моноклем, не спешно потягивая чай, из кружки, которую держал в лапе, и возвращая кружку на блюдечко, которое держал в другой.
Дима и И Джин послушно согласно кивали головами, держа в руках свои блюдечки и кружечки с чаем, хотя держать надменный аристократический вид у них уже затекли лица и спина, не говоря уже о сложности удержания в глазу монокля бровью и щекой (и при этом сохранять надменно-аристократическое выражение лица).
Развести собаку на разговор оказалось делом весьма простым, а вот быстро добиться желаемого ― нет, так как собаке уже очень давно не доводилось провести хоть с кем-нибудь содержательную беседу и ей было о чём рассказать.
И пока Дима, более опытный в беседах с собаками, спешно придумывал, как перевести разговор на интересующую их тему, И Джин пытался вспомнить откуда же взялись монокли и чай.
– Хо-хо, столь знатный род, наверняка, знаком с сильными мира всего, – попробовал Дима.
– Вы правы, несомненно, мой друг, – подтвердил высокомерно пёс. – Один мой предок похвалялся, что обнюхал сапоги самого Петра!
– А вы верно достойно наследуете традиции пращура и в этом городе? – мальчик очень надеялся, что уводит разговор в нужном направлении.
– О, это просто жалкая провинция по сравнению с Санкто-Петерсбергом! – вдохновлённо произнёс пёс название города с непонятным акцентом. – Но да, должен скромно признаться, что я знаком с болонкой губернатора. Славная особа! Для болонки. Вас познакомить?
– О, право, возможно в другой раз, – собеседник пытался вспомнить, как правильно отказывать собакам. И ещё умудрённые аристократические слова из иронистического сборника «как правильно вести разговор с собаками», который он когда-то у кого-то нашёл в Резиденции, а то свои у него кончались. – Если я бы с кем познакомился, то это с-с-с… – и тут Дима вспомнил единственно «важную» персону из Резиденции, которую пёс-«знаток важных персон» должен знать, и постарался, чтобы его не стошнило при произнесении имени (это было бы очень не вежливо). – с-с-с Ар-ртуром Грозовым. Вы не подскажете, где я могу его найти?
– Артур Грозовой? Признаться, впервые слышу, – уязвлено заметил пёс, обнаруживший, что есть кто-то, кого он не знает. – Но сия фамилия мне знакома.
– Вы познакомите меня с кем-то из Грозовых? – обрадовался Дима.
– Нет, – отрезал пёс.
– Тогда просто подскажите, как дойти до Старого Университета, – сдался мальчик, устав вести этот утомительный разговор.
Пёс угрожающе прищурился, кружка задрожала на блюдечке, и мальчики уже упали духом, решив, что вся беседа была напрасной, а их сейчас покусают.
– От памятника Горького дойдите до конца улицы на которую он смотрит, найдите фонтан и от него взгляните на северо-восток, – оттараторил пёс, резко опустив чашку с блюдцем на землю, но с аристократическим достоинством ― даже не расплескав чай. – Но я сказал вам это только за то, что выслушали историю моей семьи! – И, фыркнув, поднялся на ноги и отвернулся от них, презрительно махнув пушистым хвостом-калачиком, бросив из-за плеча: – и больше не подходите ко мне, коварные мальчишки!
И убежал, с гордо задранной головой, по-прежнему с моноклем в глазу.
– Вот такие они, – сказал И Джину Дима, указав рукой на пса, и положив свои чашку с блюдцем в траву и монокль кинув туда же, по привычке сохраняя спокойствие, пока пёс не далеко ушёл.
Стоило тому скрыться, Дима тут же схватил друга за плечи и даже затряс:
– Ты запомнил? Ты запомнил?! – сам быстро повторил: – «От памятника Горького дойдите до конца улицы на которую он смотрит, найдите фонтан и от него взгляните на северо-восток»… Ха-ха! – довольно воскликнул он.
Отпустил друга и повторил более громко и уверено:
– «От памятника Горького дойдите до конца улицы на которую он смотрит, найдите фонтан и от него взгляните на северо-восток» – о даа! Я запомнил! Теперь я знаю, как туда добраться!!
И он рассмеялся злодейским смехом, даже потрясая в воздухе руками со скрюченными пальцами. А И Джин задумчиво повторил для себя адрес, если друг вдруг всё-таки забудет.
– Погнали! – заявил Дима, сразу же стремглав умчавшим в одному ему известном направлении.
И Джин поспешно положил кружку, блюдце и монокль в траву и погнал за ним.
Улица, на которую смотрел Максим Горький, была небольшой, расположенной на склоне холма и полна необычных статуй прямо посреди дороги. При виде которых И Джин даже слегка струхнул, после зоопарка существ виденных за сегодня, решивший, что это были настоящие люди, обращённые в камень каким-нибудь местным василиском. Но Дима успокоил его, что эти статуи специально поставили когда-то, чтобы сделать улицу попопулярней и теперь это известная на весь город Туристическая улица, полная кафешек и музеев и ещё больше кафешек. И два кинотеатра есть ― для «массового зрителя» и «эстетов».
Но сам Дима задумался над словами И Джина, потому что не исключал в них доли правды.
Добраться до Резиденции обоим хотелось по быстрей ― И Джину, потому что никогда в ней не был, Диме, потому что наконец-то узнал где она, – и по улице неслись бегом, тем более, что вниз по холму было так удобно нестись, чудом не сшибая праздных прохожих, с риском свернуть себе шею, споткнувшись на неудачном камне или о собственную ногу. И каменные горгульи на вершинах зданий смеялись и подмигивали им вслед, зевали во всю каменную пасть. Дети пробежали мимо разбитого здания с мансардой, полностью разукрашенного цветными граффити, притулившегося между соседями повыше и роскошнее, и из дверного проёма которого им помахало огромное овальное существо с крохотными ручками. Ребята помахали ему в ответ, мчась дальше ― мимо студента в костюме «крика», раздающего листовки про аттракцион, через рельсы, чудом увернувшись от трамвая, мимо театра, после которого улица резко закончилась и они вылетели на дорогу, и едва не попали под машину, если бы их за шкирки не поймала незнакомая учительница, не из их школы, которая была здесь на экскурсии с младшими классами, и смачно, от всей души их отчитала за подобное безрассудство, под хихиканье довольных от шоу первоклашек.