– А мы сейчас его тоже научим.
Вскрикнув, я выгнул спину, пытаясь уменьшить боль в заломанной руке. В горло ткнулось лезвие ножа, меня окатило страхом. Пахнущий перегаром и несвежей одеждой человек, который прижимался к моей спине (рост – около двух метров, вес – меньше ста килограммов… Откуда я это знаю? От тумана, застилающего все вокруг, хотелось заплакать), толкнул меня на асфальт.
Я не успел выставить вперед ладони, больно ударился носом, из которого тут же пошла кровь. Кто-то дернул меня за волосы, поставил на колени и ткнул лицом в чей-то пах.
– Ща мы ему покажем. Расстегивай.
– Себе покажите.
Этот голос был совсем не похож на голоса окруживших гопников. Он звучал абсолютно трезво, уверенно и холодно.
– Двигай отсюда, батя.
А вот это он зря. Я до последнего не мог видеть, что там «батя» вытворяет, но звуки за моей спиной раздавались весьма красноречивые: удары, мат, вскрики. Вслед за туманом в голове пришла привычная уже знакомая слабость, и я не удержался на ногах, когда схвативший меня за волосы человек вдруг разжал кулак. Тот гопник, в пах которого меня утыкали лицом, давно уже исчез.
Удар об асфальт был болезненным и я, должно быть, потерял на некоторое время сознание, потому что очнулся от того, что аккуратные крупные руки переворачивают меня на спину. Некоторое время ничего не происходило, а потом тихий голос позвал:
– Котенок, ты как?
Пальцы надавили на шею, чтобы пощупать пульс.
– Мня… з-т Ан.. рей.
Говорить из-за разбитого носа было сложно, да и язык казался тяжелым, неповоротливым после недавнего приступа. Так работает моя амнезия: иногда все заволакивает туманом, по телу разливается слабость, и я становлюсь дезориентированным, когда на несколько минут, иногда почти на целый день. В такие моменты только сестра может помочь.
Вспомнить, что происходило до приступа или после, обычно очень сложно. Как тогда, когда нашу кофейню попытались ограбить: после этого я несколько часов приходил в себя. Вряд ли бы я вообще запомнил этот день, если бы Раф, мой коллега, не напоминал мне постоянно о том, как я его спас, и не начал бы называть меня своим другом. Он даже на память о том случае повесил на стену кофейни фотографию с камер видеонаблюдения: выглядит все так, как будто я выбиваю нож у неудачливого воришки, хотя я уверен, что просто поднимал руки и случайно его толкнул. Раф смешной, вбил себе в голову ерунду. Зато после этого у меня появился друг.
– Ничего не поделаешь, – успокаивающе говорила сестра. – Кто-то рождается с пороком сердца, кто-то становится по жизни мудаком, а тебя подводит мозг. Смирись и живи, в конце концов, у тебя есть я.
В такие моменты я обычно возражал и говорил, что это я должен о ней заботиться, а не наоборот. Я же мужчина.
– Андрей? – спаситель, лица которого в темноте я не видел, порылся в карманах, вложил в мою руку платок и заставил меня прижать его к носу. – Встать сможешь?
Я кивнул, поднял голову и тут же откинулся на асфальт. Коротко охнул.
Он подхватил меня на руки, прижал к груди. Стало тепло, уютно и до безумия безопасно.
Как же не хотелось ничего из этого забывать!
Мужчина донес меня до лавочки у подъезда, усадил рядом с собой, но тяжелую руку с плеч не убрал. Я уткнулся носом ему в шею и глубоко вдохнул: пахло выделанной кожей от воротничка мотокуртки, который упирался мне в щеку, парфюмированным гелем для бритья, и больше ничем. Никакого телесного запаха, как будто я обнимал робота.
– Андрей? – мужчина слегка потряс меня. – Андрей! Да что ж тебя так растащило? Они тебе как-то навредили?
Издалека раздался недовольный стон. Если тут кому и навредили, так явно не мне. Судя по всему, те гопники-активисты пока не оклемались настолько, чтобы встать. Так им и надо.
Я вдохнул еще раз, ожидая, пока туман в голове рассеется.
– По голове. Ударили, – выдавил я из себя раз-два-три слова.
Признаваться своему спасителю в том, что я больной, не хотелось. В конце концов, на мне кошачьи ушки, штаны в облипку из кожзама и прозрачная майка.
Я надеялся, что выгляжу при-вле-ка-тель-но. Хотя бы внешне.
– Посмотри сюда. Посмотри-посмотри.
Стоило мне поднять голову, как в глаза тут же ударил свет фонарика.
– Ай! – Я зажмурился и потер веки кулаками.
Мужчина засмеялся.
– Жить будешь, сотрясения нет. И ты себе тушь размазал, – на последней фразе голос мужчины стал странным, и я все-таки отодвинулся. Потер глаза рукавом, пытаясь на ощупь убрать разводы.
– Ты меня спас, – сказал я и наконец выдохнул. Туман в голове рассеялся, мир снова обрел верные очертания.
Я увидел, что мы сидим на лавочке возле подъезда, рядом с которой припаркован темно-синий спортивный мотоцикл: маленький, с обтекаемыми формами, как капля.
– Да.
– Не люблю быть должным.
– Хочешь предложить мне денег? – судя по голосу, мужчину мое предложение позабавило.
Я покачал головой и бросил на него косой взгляд.
– Денег у меня нет.
Потянувшись вперед, я его поцеловал. Конечно, вероятность остаться с разбитым лицом после такого трюка была намного выше вероятности того, что мне ответят. Но умным я никогда не был, так что ничего не собирался оценивать.
Вопреки моим ожиданиям, мужчина ответил, да так, что у меня мгновенно в штанах все задымилось. Сжал в кулак волосы на затылке, толкнулся в рот языком, второй рукой обнял меня за талию. У меня чуть плюшевые ушки не отвалились от восторга.
– Если захочешь, то я дам тебе прямо тут, – прошептал я, когда мы друг от друга оторвались. – Серьезно.
Некоторое время мужчина молчал, удерживая в кулаке мои волосы, а потом бросил:
– Поехали. На мотоцикле сможешь усидеть?
Да я себя к нему скотчем примотаю, если надо будет.
– Да, босс, – ухмыльнулся я, хотя от его тона захотелось вытянуться в струнку и козырнуть, как будто командир отдал мне приказ.
Откуда такие мысли? Какой командир? И какой приказ? Почувствовав подступающую слабость, я тряхнул головой. Не вспоминать. Не время!
Из той ночи у меня в мозгу осталось очень многое. Я помнил, как мы мчались по дорогам, лавируя между рядами машин и время от времени заезжая на тротуары, помнил, как остановились рядом с круглосуточной аптекой и мужчина выдал мне несколько крупных купюр, приказав купить «все, что тебе надо».
Он потом долго смеялся, когда в номере отеля обнаружил в небольшом белом пакете не только смазку и презервативы, но и два гематогена. Сестра всегда их покупала, когда ходила за лекарствами, говоря, что «без гематогена детство – не детство, так что наверстывай». Я взял их, не задумываясь, и благодаря этому узнал, что мужчина, который меня спас и которого я мысленно называл боссом за командирские замашки, смеется низко и громко, мне показалось – нервно, как будто выпуская скопившееся напряжение.
Сексом он занимался так же: полностью отдаваясь процессу, как будто в первый или в последний раз. У него были большие сильные руки, тяжелый твердый член и привычка кусать меня за загривок, кончая. Я бы очень хотел забыть об этом, но не мог, как ни пытался. Даже бился головой об стену, чтобы вызвать приступ, пока сестра меня не поймала и не надавала по ушам.
Потому что после потрясающего секса и нескольких часов разговоров проснулся я в номере совершенно один. Рядом на подушке лежала стопка купюр общей суммой превышающая мою трехмесячную зарплату, и тот самый платок, которым я накануне вытирал кровь, аккуратно сложенный, как будто в насмешку.
Сначала я подумал, что это какая-то шутка, потом разбросал деньги по номеру, разбил от злости дверцу шкафа, зеркало, туалетный столик – весь их номер разнес по камушку, даже подушки распотрошил так, чтобы перья летали! И только потом позвонил сестре.
Она примчалась через час, быстрая, как метеор. Моя сестра – классная.
Едва влетев в номер, она огляделась и тут же бросилась ко мне.
Опустилась на колени, взяла мое лицо в руки.
– Что случилось? Энди? Кто тебя побил?