– Спасибо тебе… Ты веришь в меня больше, нежели я сам… – Питер, о чём-то задумавшись, посмотрел в сторону, и снова захотел что-то сказать, но увидел сквозь стекло, как официант с подносом направляется в их сторону.

К столу были поданы две порции молече с томатной пастой, тирамису и два бокала сухого белого вина prosecco. Питер подождал, пока Ассоль немного успокоится и перестанет жадно глотать воздух, после чего пожелал ей приятного аппетита, и они приступили к еде.

– Очень даже вкусно, – проворчала девушка. По её взгляду было заметно, что она снова взяла себя в руки, подчинив разумом сердце.

– Здесь отлично готовят молече, или как его ещё называют моэче. Нам повезло, что его тут ещё подают, хотя уже поздняя осень. В следующий раз это можно будет попробовать только весной.

– Это ещё почему? – послышались нотки искренней заинтересованности в голосе Ассоль.

– Дело в том, что главный ингредиент этого блюда – небольшой краб, а добывают его во время периода линьки ракообразных. Этих крабов, которые ещё не нарастили панцирь, обжаривают. Как итог – получается нежнейшее мясо, которое тебе и понравилось, – девушка слушала чуть ли не с открытым ртом. – Тебе стоит знать, что в Венеции очень много различных кухонь, так что, если тебе захочется чего-то особенного, ты только скажи. Когда я был здесь первые разы, то названий большинства блюд я в жизни своей до этого не слышал. Некоторые могут показаться странными и отталкивающими на вид, но их вкус заставит тебя подумать об обратном. Италия – это не стереотипы, связанные с пиццей и макаронными изделиями, здесь кухня каждого региона обладает своими нюансами.

– Очень заманчиво, но всё-таки я действительно хочу попробовать что-нибудь из макаронных изделий, – лицо её пропиталось прежней радостью, – ведь я и так их редко ем.

– Завтра или сегодня ночью попробуем блюдо под названием спагетти-аль-неро, тебе оно покажется очень необычным – макароны будут чёрными. –последнее слово Питер произнёс чуть ли не шёпотом.

– Чёрными? – удивлённо переспросила девушка.

– Да, внешний вид этого блюда редко у кого вызывает аппетит. Такой цвет спагетти придают чернила каракатицы, а ещё, чтобы дополнить необычный вкус, повар тушит морепродукты в луково-томатном соусе на медленном огне.

– Звучит по крайней мере вкусно, это обязательно нужно увидеть и попробовать.

– Ты не сожалеешь, что поехала со мной? – Резко сменил тему Питер, и Ассоль, сделав вид, что не услышала вопроса, задумчивым взглядом уставилась в отдалённую точку, подперев голову руками.

Питер смотрел на лицо девушки, отражающее пастельные оттенки наступающего вечера, и наслаждался им. Ему казалось, что из него тянется невидимая рука к её голубым глазам, в которых происходила смена пор года, – до того они слились с самой природой. Это голубизна молчала, но в этом молчании и заключалась непостижимая красота. Самый тихий океан – самый необъятный. «Грустно, что мне она кажется чем-то недостижимым и спасительным, последней неясной надеждой, – говорил он сам себе, – а возможно это просто…». Питер постарался отогнать пришедшие в голову мысли, но только стоило ветру слегка потревожить каштановые волосы Ассоль, как он тут же понял, насколько глупой была эта затея. Все линии мироздания переплетались, объединялись и утончались, чтобы подчеркнуть её небольшой нос, после чего, движимые неведомой, но чудодейственной силой, они начинали рисовать губы. Он не мог поверить своим глазам, ведь перед ним постепенно возникали контуры её лица, будто их вживую рисовал профессиональный художник. Вот творец плавно переходил к бровям, и своей кистью придавал им заманчивую густоту, спустя секунду он уже с осторожностью наносил краску на её открытый лоб, худощавые щеки и алмазный подбородок. Звуки природы, девственные и ни разу не слышимые человеком, нашли своё отражение в девушке. Стоило Питеру только моргнуть, как перед ним образовалась самодостаточная живая картина, а он сидел обескураженный и не мог понять, почему он не замечал этого раньше.

– Ассоль, ты красива, – прервал молчание Питер, – до этого момента я не замечал или всего-навсего не хотел замечать… А сейчас, ты как… Несуществующая звезда, вдохновляющая самых обречённых романтиков.

– Что случилось? – Недоумевающе спросила девушка. Она ощущала себя так, будто на неё вылили ведро ледяной воды.

Питер, решив, что не может найти в себе смелости, чтобы снова повторить ранее сказанные слова, решил просто промолчать, но тишина была недолгой. Он понял одно: сейчас Ассоль явилась перед ним совершенно иной и навсегда изменилось в его глазах.

– Поехали в квартиру, – предложил он, – там поговорим, выпьем чего-нибудь.

Девушка неожиданно для самого Питера взяла его за руку и серьёзно произнесла:

– Поехали, – в её голосе не было привычной нам серьёзности, скорее это была решимость, но отнюдь небезосновательная. Она прекрасно понимала, что движет Питером, и не нашла в этом какой-то пошлости и разврата. Ассоль почувствовала то, чего желала сама, но не могла сделать первый шаг из-за внутренних опасений, сейчас же их развеял ветер будущности, ветер перемен.

Питера окутали давно забытые эмоции, оставленные где-то позади, в том периоде жизни, когда наивность являлась главным оружием, а окружающий мир, казалось, возможно изменить одним усилием мысли. Лёгкие прикосновения романтики зажгли в нём интерес к жизни, а одурманивающий туман исказил её несовершенство. «Давно я такого не испытывал, – говорил он сам себе, – вроде бы кардинально ничего не поменялось, а ощущение, будто изменилась вся жизнь». Ассоль в это время находилась в сладкой задумчивости, в гармонии с этим городом, с этой страной, с этим миром. Она положила свою голову на плечо Питера. Сердце начало биться сильнее, но учащённый пульс, напротив, дарил девушке долгожданный покой, который сейчас ничто и никто не мог нарушить.

– Питер… почему так происходит? – спросила Ассоль, ища, словно ребёнок, объяснение природному явлению у взрослого.

– Не знаю даже. Может, жизнь – это своего гондола. Ты можешь плыть по течению, и тебя могут окружать прекрасные виды, но их одних недостаточно. Чтобы ощутить самость, необходимо иногда просить у гондольера остановки, чтобы запечатлеть момент. Возможно, мы это начинаем понимать тогда, когда всё самое важное уже далеко позади нас, – Питер наклонил голову в сторону Ассоль и, прижавшись к ней, взял её за руку.

Когда они прибыли к пункту назначения, гондольер три раза сказал им, что они на месте, но в конечном счёте остался неуслышанным. Пассажиры его лодки находились по ту сторону реальности: в мире грёз, мечт и сбывшихся надежд, атмосфера, а не инфраструктура Венеции, поглотила их мысли. Мужчина, думая, что его специально не замечают, прикрикнул:

– Дамы и господа, мы на месте! – Только после того, как он повысил тон, Питер и Ассоль вернулись в действительность, заулыбались, извинились и направились в квартиру. Никто из них не посмел сказать и слова, думая, что тем самым нарушит эту загадочную обстановку.

Поднявшись в квартиру, Питер включил свет, но не успел он загореться, как сразу погас. «Опять что ли где-то наводнение? – подумал он на секунду, после чего помог девушке снять с себя верхнюю одежду и поспешил на кухню, – сейчас жизнь не могла терпеть рациональных расстановок. Холодильник был пуст, не считая нескольких бутылок отличного вина. Он, не раздумывая, захватил с собой красное Брунелло ди Монтальчино, два бокала и направился в гостиную, где его ожидала Ассоль.

Это прекрасное, задумчивое создание сидело в кресле. Небольшое шёлковое платье сливалось с безупречной фигурой Ассоль, отражая последние солнечные лучи, падающие на него из окна. Казалось, что она покрыта небольшими искрами, изо всех сил стремящимися вырваться наружу. Каштановые волосы падали на плечи, извиваясь в танце под аккомпанемент лёгкого ветра. Сверкающая голубизна глаз заслоняла находившееся позади Адриатическое море. «Жар-птица в человеческом обличии, – увидев её, восхитился Питер, – настолько она опьяняет, что в вине уже нет необходимости».