Да, советский человек отзывчив и живет по моральному кодексу строителя коммунизма, в котором главные правила выучены наизусть:

Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.

Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.

Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.

Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.

морального кодекса строителя коммунизма:

Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.

Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.

Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.

Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.

Непримиримость к несправедливости, тунеядству, дурости, нечестности, карьеризму, стяжательству.

Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.

Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.

Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.

Вот именно так я и думал, вспоминал заученные когда-то и где-то догмы. шефствуя по хрусткому, еще не убранному с тротуаров, снегу к Кировскому райотделу милиции, где должен был меня ждать участковый инспектор младший лейтенант Горбатов Николай. И дошел, конечно, радуясь восстановленному здоровью, теплой одежде и обуви, возможным перспективам и, главное, свободе. От больницы пока что, но не от мыслей о потерянной памяти.

В милиции дежурный сказал подождать. Узнал меня по рассказам, предложил пройти во двор, покурить, а там и Горбатов подойдет.

— Курить то есть, я слышал ты без денег совсем?

— Курить нету, — сказал я. — И денег пока нету.

Он пошарил в столе и протянул мне полпачки «примы».

— Вот, возьми пока. У меня еще есть. И да — спички тоже возьми.

— Ну спасибо! — сказал я и пошел сквозь милицию на задний двор. Двухэтажное кирпичное здание и двор с высоким деревянным забором. Во дворе обнаружился гараж, где виделись две автомашины: грузовая и бобик. Был еще навес под которым угадывалась собачья будка.

Я прикурил. Честно говоря, я еще и не определился с тем курил я или нет до беспамятства. И курил поэтому не часто, когда угощали, да и для разговора. Курение мужиков сближало.

Из будки звякнуло цепью и вышла чепрачная овчарка. Похоже, молодая, поджарая. На меня посмотрела равнодушно.

А во мне шевельнулось нечто, нахлынуло.

Когда я буду умирать, к моей больничной койке подойдет невысокая немецкая овчарка. И, упершись передними лапами в край кровати, привскочит, положит голову подбородком на край подушки: глаза в глаза. Вернее, я то — одним глазом, ибо правый давно умер, не стал ждать меня целиком.

Странно, умираю по частям: почти отказал мочевой пузырь из-за раковой опухоли в предстательной; умер глаз; руки затряслись, особенно левая; потом отказали ноги: пописать вынужден садиться, а тут еще мочится приходится с помощью ксатрала, расслабляющего мышцы. В общем, не буду подробно описывать хвори, частичное отмирание способностей телесных. Хотя все началось с зубов…

У Марты (так я назвал эту собаку в далеком прошлом) умные карие глаза в обрамление длинных ресниц. Шерсть мягкая, ласковая. С трудом подняв правую руку глажу по голове, чешу за ухом. Она любит, когда я её глажу. Но — только я, Марта весьма агрессивна к окружающим, даже к моей родне. (Которой в сущности и не осталось почти, старый я). Её можно понять. Подобрал на милицейском питомнике, куда сдали владельцы в 9 месяцев. А она все не верила, считала недоразумением. И менты держали её в загоне, где бросалась юная псинка на всех проходящих. Потом ослабела и лишь рычала лежа.

Не удивительно, несколько дней не принимала пищу от (по её мнению) врагов, почти не пила.

Так бы и умерла, если б судьба не занесла меня в этот питомник…

— Непомнящих, что случилось! — меня рывком выбросила из страшного воспоминания. Не исключено — последнего в старости. — Ты вылечился, али еще болен?

Это мой милицейский благодетель явился, не запылился.

— Да так, вспомнил нечто. Здорово, Колям. Вы что, такую отличную овчарку в охране используете. Двор охранять больше кавказцы подходят, а такую красавицу на цепи держать грех.

— Участковый заинтересовано посмотрел на меня, перевел взгляд на собаку.

— Попробуй, подойди к ней. Зовут Джуля. Хозяин сперва думал, что кобель, назвал Джульбарсом. А потом продал, год ей.

— А что — можно?

— Можно, можно. Иди.

Ну я и пошел. Кажется я люблю собак? Подошел, присел на корточки, погладил и, будто знал как, почесал за ухом, взъерошил шерсть на холке, под подбородком провел рукой.

Овчарка оживилась, лизнула меня в нос.

И я обнял её за шею.

Мы так не долго сидели с ней в обнимку, а может и долго. Потому что, обернувшись, увидел что сотрудники отделения вывалились на улицу и смотрят, как я милуюсь с овчаркой.

— Работал с собаками? — подошел ко мне плотный мужчина лет сорока. Он был одет в пиджак со свитером и черные брюки, заправленные в валенки. — Я начальник уголовного розыска Свиридов Виктор Борисович, чтоб по следу ходила. Еще, говорили, какая-то выборка вещей есть. Ты умеешь?

Я покопался в пустой памяти, похоже — умею, я буквально чувствую это, да и слово выборка мне не чуждо.

— Выборка с вещи — это просто, — сказал я. Собака может, понюхав вещь найти владельца этой вещи, а может наоборот. Еще можно в специальный пакет с места преступления воздух с запахом сохранить в банке, шприцом туда закачать стерильным, а потом дать собаке понюхать и она из группы людей выберет участника преступления. Одорология, наука такая про запахи.

— А сколько времени надо, чтоб научить вот эту собаку ходить по следу?

— Надо посмотреть, ответил я, отстегивая Джулю от цепи и похлопывая себя по левому боку рукой: «Рядом, Джуля, рядом. Ой, умница, рядом». Я готов позаниматься. Только ей надо нормальный вольер построить, да и лучше будет, ежели со мной пока поживет для лучшего контакта…

Две овчарки, две собаки,

Две собаки, две мочалки

Да на задних лапах в огород пошли.

В огород пошли — фотографа нашли.

Тот фотограф — старый вор –

Не заметил их в упор…

Владимир Круковер, Тюремное

Все это время и в больнице, и во время похода на пьянку, я ощущал некую неуверенность, сиюминутность своего существования. Все время казалось, что то, что со мной происходит, снится. Будто я сплю и вижу сон о том, как я болею, потеряв память. А вот теперь, взяв на себя ответственность за молодую овчарку, я почувствовал будто жизнь моя налаживается. Не висит в иллюзорной реальности, а обретает почву.

Начальник уголовного розыска Кировского отделения обслуживало центральные районы города, где наиболее неприятны совершаемые преступления. (За них наиболее строго ругали в райкоме КПСС). Поэтому он обрадовался наличию потенциального кинолога и быстро договорился с кадрами об оформление меня на работу. Проводником служебной собаки (в этом времени не было еще термина: «кинолог») меня оформить не могли, естественно. Поэтому оформили сторожем, выдали списанную милицейскую форму, комбинезон для работы, яловые сапоги и башмаки фабрики «Большевичка», синие носки под форму (две пары) нижнее белье, сухой паек на неделю и аванс в размере сорока рублей (новых, послереформенных). Еще дали направление в общежитие Вяземского электромашиностроительного техникума. Как сказал капитан Свиридов:

— В кожевенном фабричном пьют много, иди-ка ты к студентам.