Ладно. Самоубийство отпадает, подумала я, заворачиваясь в одеяло и подкладывая под голову оранжевую подушку. Кондитерская и рекламный щит, пусть и соблазнительные, – пожалуй, тоже вряд ли мне светят. Я не могла представить, как о подобном можно написать на страницах журнала о выпускниках. Выпускница Принстона, если уж и сворачивала с кратчайшего пути к успеху, то становилась владелицей кондитерской, которую затем превращала в целую процветающую сеть, а сеть – в открытое акционерное общество, и зарабатывала миллионы. Да и кондитерская была бы просто развлечением на несколько лет, чтобы не сидеть сложа руки, пока подрастают дети, которые неизменно тоже появятся на страницах этого журнала о выпускниках в черно-оранжевых одежках с надписью «Поступаем в 2012!» на не по годам развитых груденках, сплошное ути-пути.

Чего я хочу, думала я, вжимаясь лицом в подушку, так это снова стать маленькой. Лежать на кровати в доме, где выросла, под узорчатым коричнево-красным одеялом, читать книжку, хотя уже давным-давно должна спать, слышать, как открывается дверь и в комнату входит отец, чувствовать, как он молча стоит надо мной, ощущать его любовь и гордость за меня, словно нечто осязаемое, обволакивающее, подобное теплым водам. Я хотела, чтобы он положил руку мне на макушку, как делал тогда, услышать в его голосе улыбку, когда он говорил: «Все читаешь, Кэнни?» Быть маленькой и любимой. И худенькой. Вот чего мне хотелось.

Я перекатилась, на ощупь схватила с ночного столика ручку и лист бумаги.

«Похудеть», – написала я, а потом задумалась.

Добавила: «Найти нового парня».

«Продать сценарий».

«Купить большой дом с садом и огороженным двором».

«Найти матери девушку поприличнее».

После пункта «Сделать и поддерживать модную стрижку» я успела подумать еще о «Заставить Брюса пожалеть» и наконец заснула.

Хороша в постели. Ха! Наглости ему не занимать, раз взялся за колонку о сексе, когда людей, с которыми он им занимался, раз, два и обчелся и до встречи со мной он толком ничего не умел.

Когда мы только замутили с Брюсом, на моем счету уже было четыре сексуальных партнера: с тремя – длительные отношения, с одним – глупые шуры-муры на первом курсе; еще с полудюжиной я от души пошалила. Я, может, девушка и крупная, но с тринадцати лет читаю «Космополитен» и умею обращаться с разными штучками. Никто, во всяком случае, не жаловался.

То есть мне опыта хватало. А Брюсу… нет. В старшей школе его несколько раз жестоко отшили, тогда он страдал от проблем с кожей и еще не обнаружил, что травка и собранные в хвост волосы гарантированно привлекают определенный тип девушек.

Когда Брюс явился ко мне той ночью, со спальником, в клетчатой рубашке, он уже не был девственником, но еще никогда не имел серьезных отношений и уж точно никогда не влюблялся. Так что он искал свою прекрасную леди, а я, пусть и не прочь случайно повстречать Того Самого, в основном искала… ну, скажем, чувственности, внимания. Ладно, скажем прямо: секса.

Мы начали на диване, сидя бок о бок. Я взяла Брюса за руку – та оказалась ледяной и влажной. А когда я ненавязчиво обняла его за плечи, прижалась бедром к его бедру, то ощутила, что он дрожит. Меня это тронуло. Я хотела быть с ним нежной, я хотела быть ласковой. Обхватив его руки своими, я потянула его с дивана.

– Пойдем на постель, – сказала я.

Ладонь в ладони, мы прошли в мою спальню, и Брюс лег на спину, его широко распахнутые глаза блестели в темноте. Он слегка смахивал на пациента в кресле дантиста. Я приподнялась на локте, и кончики моих прядей мягко скользнули по его щеке. Когда я поцеловала его шею, он охнул, будто я его обожгла, а когда влезла одной рукой под рубашку и легонько потянула за волоски на груди, он выдохнул: «Ах, Кэнни» таким нежным голосом, какого я еще не слышала.

А вот его поцелуи оказались ужасными, слюнявыми, неуклюжие губы и язык вечно как будто куда-то исчезали при встрече с моими, так что мне оставалось выбирать между зубами и усами. Да и руки были неловкими, скованными.

– Лежи смирно, – шепнула я.

– Прости, – подавленный, шепнул он в ответ. – Я все делаю не так, да?

– Тш-ш, – выдохнула я, вновь касаясь его шеи губами, в чувствительном месте, где заканчивалась борода.

Скользнула рукой по его груди, невесомо накрыла промежность. Черта с два. Вжалась грудью в его бок, поцеловала лоб, веки, кончик носа, попыталась снова. Все еще ноль реакции. А вот это любопытно. Я решила показать ему фокус, научить, как порадовать меня, даже если не встало. Он жутко меня заводил, этот высокий парень с конским хвостом и таким выражением лица, будто я собиралась пытать его током, а не… вот это все. Я обхватила его ногу своими, направила его руку мне в трусики. Наши взгляды встретились, и он улыбнулся, ощутив, насколько там мокро. Я направила его пальцы куда нужно, накрывая его руку своей, надавливала, показывая, что делать, и принялась ерзать, давая ему ощутить мой пот, тяжелое дыхание и стон, когда я кончила. Потом снова ткнулась лицом в его шею, нашла губами ухо: «Спасибо тебе», – шепнула я, чувствуя вкус соли. Тоже пот? А может, слезы? Было темно, и я не стала поднимать голову и смотреть.

Так мы и заснули: я – в одной футболке и трусиках, обнимая Брюса, а он – все еще в расстегнутой лишь наполовину рубашке, трениках, трусах и носках. И когда в окна просочился солнечный свет, когда мы открыли глаза и взглянули друг на друга, нам показалось, будто мы провели вместе не одну ночь, а гораздо больше. Словно мы никогда и не были незнакомцами.

– Доброе утро, – прошептала я.

– Ты прекрасна, – произнес Брюс.

Я решила, что могла бы и привыкнуть слышать такое по пробуждении. Брюс решил, что влюбился. Мы стали парой на следующие три года и вместе многому научились. Со временем Брюс поведал мне все: что у него совсем мало опыта, что он всегда либо пьян, либо обкурен и вечно ужасно стесняется, что на первом курсе колледжа несколько раз получил от ворот поворот и смиренно решил запастись терпением. «Я знал, что однажды встречу ту самую», – сказал он, улыбаясь, прижимая меня к груди. Мы все выяснили: что нравилось ему, что нравилось мне, что нравилось нам обоим. Что-то было незамысловатым. Что-то – настолько непристойным, что насторожились бы даже авторы из «Мокси», которые вели постоянные рубрики о новых «пламенных секретиках секса».

Но что меня раздражало, что глодало мне сердце, пока я ворочалась с боку на бок с сушняком в холодном поту после возлияний текилы, было название колонки. «Хороши в постели». Да куда там. Сам-то по себе Брюс не половой гигант, не пододеяльный вундеркинд… все дело в том, что мы когда-то друг друга любили. И хороши в постели мы были вдвоем.

Утром в субботу меня разбудил телефон. Три звонка и тишина. Пауза секунд в десять, опять три звонка и тишина. Мать – не любитель автоответчиков, так что обычно, если она либо знала, либо предполагала, что я дома, то попросту названивала, пока ей не ответят. Сопротивление бесполезно.

– Это возмутительно, – буркнула я вместо «алло».

– Это твоя мать, вообще-то, – отозвалась та.

– Я в шоке. Перезвони позже, а? Пожалуйста. Еще так рано. Я очень устала.

– Ой, да хорош ныть, – оборвала меня мать. – У тебя просто похмелье. Заезжай за мной через час. Поедем на кулинарный мастер-класс в Рединг-Терминал.

– Нет, – заявила я. – Исключено.

Однако, произнося эти слова, я понимала, что могу возмущаться, и стенать, и придумывать семнадцать совершенно разных отговорок, а к полудню все равно буду сидеть в Рединг-Терминале и, умирая от стыда, слушать матушкин громкий и детальный критический разбор выбора блюд бедолаги-повара и его навыков.

– Попей водички. Прими аспирин, – сказала она. – Увидимся через час.

– Ма, ну пожалуйста…

– Я полагаю, ты прочла статью Брюса. – Мать не то чтобы умела плавно переходить с одной темы на другую.

– Ага, – подтвердила я, без лишних вопросов понимая, что мать тоже ее прочитала. На «Мокси» подписана моя сестра Люси, жадно поглощающая все материалы, так или иначе связанные с женственностью, так что экземпляр доставили прямиком к нам домой. А после вчерашней попытки вынести мне дверь – к гадалке не ходи, сразу ясно, что сестричка показала статью матери… или это был сам Брюс. От одной мысли о таком разговоре («Я звоню вам сообщить, что у меня в этом месяце вышла статья, и Кэнни, думаю, расстроится…») мне захотелось спрятаться под кровать. Если б я, конечно, могла туда поместиться. Я не хотела ходить по миру, где «Мокси» продается в магазинах и лежит в почтовых ящиках. Стыд обжигал, будто у меня на лбу красовалась огромная алая буква К., будто все вокруг знали, что я – та самая девушка из «Хороши в постели», и что я толстая, и что я бросила парня, который пытался меня понять и любить.