— Что же вы, Доран? Боитесь меня? Напрасно, напрасно… — качал он головой, улыбаясь краешками губ.

— Возможно, мой вопрос вас удивит, но помните ли вы, что было семь лет назад? А если точнее — посольство из хааната. Я нашел сведения, что вы часто общались с колдунами…

Доран подвинулся в кресле, предложенном ему хозяином — оно оказалось настолько неудобным, что сгодилось бы для пыток.

— Помню. Я всё и всегда помню, — взмахнул рукой с многочисленными перстнями граф. — Не томите. Спрашивайте.

— Среди колдунов была девушка лет четырнадцати, максимум шестнадцати? Худая, роста чуть ниже среднего, с зелеными глазами, рыжая?

Граф потер подбородок и прищурился, вместе с тем удивленно приподнялись брови: такого вопроса он точно не ожидал, затем небрежно провел рукой по волосам, и зацепившиеся перстни раздробили их на разноцветную паутинку.

— Странно, что семь лет назад вы не пришли ко мне с вопросом о составе посольства. Не поздно ли спохватились?

— Я не знал о вашей феноменальной памяти, — поморщился Доран, — и, напомню, тогда Его Величество закрывал вашу лабораторию. Вы были неуловимы, находились сразу в нескольких местах.

— Ха-ха-ха! Да, тогда я пытался совершить невозможное, чтобы детище моей семьи не закрыли… Я помню только одну девочку, подходящую по возрасту. Это была Шаитария, дочь кидо-та. Только вот цвет волос у нее был темный, а глаза да, зеленые, огромные. Откуда вы узнали о ребенке? И что же, выходит, Шаитария жива? Где же она? Я был бы рад увидеть ее, ведь с кидо-та у меня сложилось что-то вроде дружбы…

— Ваша светлость, я не сказал ничего, что могло привести к таким вопросам. Наши описания не сошлись.

— Однако для вас это зацепка к чему-то важному, ваше сиятельство, иначе бы вы не пришли ко мне, — улыбка Соренора была столь сладка, что вязла на зубах и вызывала изжогу. — Слышал, в столице неспокойно? Не хочет ли император снова увидеть своего покорного слугу?

— Император не хочет даже слышать о лабораториях.

— Жаль, мне очень жаль…

Доран почесал переносицу. Почему Соренору было не создать туманных тварей? Почему бы ему не убивать девушек? Но мог ли он решиться на такие меры ради возрождения лаборатории? И почему тогда до сих пор не объявился при дворе с верным средством для избавления от тварей? Либо здесь партия сложнее, либо Соренор не виноват. Герцог ощутил прилив азарта и сил, ведь наконец-то появилась рабочая версия, только проверить быстрее, чем прибудут колдуны и подтвердят или опровергнут слова Киоре, вряд ли получится.

Но всё же он достал кристалл эстера и сжал его, вызывая счастливого императора.

— Доран, не говори ничего, — простонал счастливый отец, не желавший слышать о делах империи хотя бы несколько часов.

— Мне нужны все сведения о подземной лаборатории Соренора, какие у тебя есть. Возможно, граф все-таки пустился в интриги ради возрождения своего детища.

— Я отдам приказ. Всё получишь, когда вернешься с севера, — с трудом согласился тот и прервал связь.

И до самой ночи его поглотили бумаги. Требовалось написать отчеты императору — проклятые формальности! Кто-то запрашивал разрешение на доступ к определенным секретным делам. Какие-то преступления надо было рассмотреть на предмет вынесения грифа секретности и его степени…

— Ваше сиятельство, вам домой пора, — услышал он тихое, а в дверях торчали стражники, которые несли караул в приемной. — Уже почти полночь…

Доран отложил папки, прихватил только отданную ему Паоди. Пока он собирался, ему успели каким-то чудом раздобыть экипаж — как же не хватало собственного автомобиля! Однако вид украшенной фонарями со свечами кареты его позабавил. Лошади тронулись, и здание Особого управления осталось позади, растворившись в тумане, в этот раз слабом, похожем на едва заметную дымку марева после дождя. Сырость кусала лицо, морозила кончики пальцев, в общем, всячески докучала.

Кучер изредка подстегивал лошадей и что-то ворчал, а повернувшийся к окну Доран заметил проплывший за окошком огонек свечи.

— Остановите! — приказал он, выбираясь из транспорта.

Огонек на другой стороне дороги замер, приподнялся и стал быстро удаляться — человек убегал, но как-то странно, неуклюже, так что догнать его не составило труда.

— Баронета! Что вы делаете здесь в такое время?

Доран поймал ее за локоть, и капли воска тонкой пленкой распластались на плитке. Девушка в платье, с накинутой на плечи шалью, поднятой на шею, поджала губы и опустила свечу, чтобы тени скрыли выражение лица.

— Как видите, я вняла вашему совету и иду со свечой, — ответила она. — Оставьте меня. Вас ждет экипаж.

Она подбородком указала на карету, возле которой замер кучер, скрестивший на груди руки. Доран не мог поверить, что она ему дерзила, так открыто и так явно!

— Что вы делаете ночью так далеко от дома? — зло и строго спросил он. — Или зря вы с графиней так старались заполучить барона? Одной этой прогулки достаточно для расторжения помолвки!

Она дернулась, как от удара, вырвала руку. Пламя дрогнуло и угасло.

— Я не оставлю вас одну на улице без света!

Девушка его не слушала. Перешла дорогу и заговорила с кучером о спичках. Тот упорно молчал.

— Извинений не будет.

Уставший, злой и голодный Доран не хотел вести светских бесед, он мог только действовать так, как ему казалось правильным, а потому баронета в два счета оказалась схвачена и совершенно невежливо заброшена в карету. Он забрался в нее следом и приказал кучеру трогать, назвав новый адрес.

— А теперь потрудитесь объясниться.

И зачем ему объяснения той, которая не побрезговала дешевыми уловками ради замужества? Однако перед ним сидела серьезная, собранная девушка, вцепившаяся в свечу, как в последнее средство спасения. И она совсем не выглядела охотницей за богатством или же легкомысленной глупышкой.

— Я обязана отчитываться только перед женихом, но никак не перед вами, — холодно заявила она.

— Прекрасно. Тогда я называю адрес, и вскоре мы окажемся у его дома, а не вашего.

Он приподнялся, чтобы постучать, но его руку перехватила подскочившая баронета, толкнула обратно на лавку.

— Не смейте! Моя служанка не вернулась домой, и я разыскиваю ее!

— Ради служанки вы вышли из дома ночью? Вы не боитесь преступников? Или туманных чудовищ?

— Тари единственная моя служанка. К тому же у нее проблемы с памятью.

Доран не знал, что сказать на это безрассудство.

— Вы сейчас же поклянетесь мне, что до рассвета не выйдете из дома. Если же не поклянетесь, то я отвезу вас к барону. Думаю, он не обрадуется, когда его невесту посреди ночи привезет чужой мужчина. Или же он воспользуется шансом избежать навязанного брака. К.н.и.г.о.е.д...н.е.т

— Какое вы имеете право говорить о моей помолвке таким тоном?

— По сравнению со слухами я — дивная музыка. Вы должны представлять, в какую западню сами себя загнали.

Свеча в руках переломилась, и ее половина упала, покатилась по полу, подпрыгнула на кочке вместе с каретой.

— Вы мужчина. Герцог. Богатый. Вы наделены и властью! Вам не понять, каково зависеть от репутации, положения в обществе и бедности, — она испепеляла его взглядом, как будто хотела уничтожить. — А праведники живут недолго и крайне плохо.

— Какие глубокие мысли для вашего возраста…

— Вы обо мне ничего не знаете, ваше сиятельство, и не имеете права судить.

— Скажите это высшему свету. Мне всё равно, под кого вас положила графиня, но им — нет. Вас отныне будут воспринимать как человека второго сорта.

Он мог добавить еще много резких, болезненных фраз-пощечин, но его остановила грустная улыбка баронеты:

— Если я еще стану женой. Условием помолвки стало то, что я избавлюсь от хромоты до свадьбы… Молчите, ваше сиятельство? Молчите.

— Но это невозможно!

— Невозможно хотеть полноценную, молодую и хорошенькую жену, а не калеку? Невозможно исцелиться? Послезавтра я отправляюсь на север, к святым источникам, чтобы исцелиться, и мы с вами не будем видеться какое-то время.