Я готов рассмеяться, но сдерживаюсь. Любая реакция ее только раззадорит, а она и так привела меня в полное замешательство. Разберись с ней. Либо используй, либо гони прочь. Остальное неважно. Я машу кружкой.

– Кофе.

Карие глаза Персефоны слегка округляются.

– Ты принес мне кофе.

– Большинство людей пьет кофе по утрам. Ничего особенного. – Я корчу гримасу. – Хотя из всех моих знакомых только Гермес мешает его с мороженым.

Она еще больше округляет глаза.

– Не могу поверить, что Гермес и Дионис все это время знали о тебе. Сколько еще человек знает, что ты не миф?

– Несколько. – Хороший, безопасный, уклончивый ответ.

Она все так же рассматривает мое лицо, словно пытается отыскать знакомые черты, будто я сам могу быть ей знаком. Это приводит в крайнее замешательство. Меня одолевает абсурдное подозрение, что она так сильно сжимает кулаками одеяло, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться ко мне.

Персефона склоняет голову набок.

– Ты знал, что в башне Додона есть статуя Аида?

– Откуда мне знать? – Я лишь раз был в башне и не скажу, что Зевс устроил мне подробную экскурсию. Ни за что не хочу оказаться там снова, разве что для того, чтобы раз и навсегда прикончить этого ублюдка. Эта фантазия о мести помогла мне пережить столько тяжелых дней, что и не сосчитать.

Она продолжает, будто я не дал ей ответ, все так же пристально всматриваясь в мое лицо.

– Там стоят статуи каждого из Тринадцати, но твоя накрыта черной завесой. Наверное, для того, чтобы обозначить, что твоему роду пришел конец. Тебя быть не должно.

– Да, ты это уже не раз говорила. – Я обдумываю ее слова. – Похоже, ты и впрямь долго рассматривала статую Аида. Вряд ли Деметра хотела бы, чтобы ты имела что-то общее с таким мужчиной.

Вмиг ее взгляд становится закрытым, а улыбка ослепительно яркой.

– Что тут скажешь? Не дочь, а сплошное разочарование. – Она делает шаг и морщится.

Она ранена. Черт, забыл. Я действую, не успев оценить разумность своего поступка. Беру ее на руки, не обращая внимания, как она вскрикивает, и кладу на кровать.

– Раны на ногах причиняют тебе боль.

– Если причиняют, то я благополучно сяду сама.

Я смотрю на нее, встречаюсь с ней взглядом и вдруг осознаю, как близко мы оказались друг к другу. Меня охватывает непрошеный нервный трепет.

– Так сделай это.

– И сделаю! Но сначала отойди. Я не могу думать, когда ты так близко.

Неспешно делаю шаг назад, потом еще один. Укладывать ее на кровать было ошибкой, потому что теперь она лежит с тем же восхитительно взъерошенным видом, а я прекрасно знаю, какие еще занятия в кровати придали бы ей такой же вид. Черт, она красивая. У нее теплая красота, словно прикосновение летнего солнца к лицу, и я чувствую, будто запятнаю ее, если подойду слишком близко. Я смотрю на эту красивую, непостижимую женщину и сомневаюсь, что смогу использовать ее, даже ради того, чтобы наказать Зевса за все зло, что он причинил мне и моим близким.

Засовываю руки в карманы и стараюсь говорить непринужденно.

– Пора нам обсудить то, как быть дальше.

– Честно говоря, я думала о том же. – Персефона осторожно снимает свою броню из одеяла и бросает на меня долгий взгляд. А потом без всяких предупреждений пробивает стену моих благих намерений. – Я думаю, мы можем помочь друг другу.

Ночь, проведенная в ванне незнакомца, помогает иначе взглянуть на ситуацию. Мне некуда идти. У меня нет денег. Нет друзей, которые способны не подчиниться воле моей матери. Пока я жила привычной жизнью, зима не казалась такой уж долгой. А теперь? Эти три месяца недостижимы, будто целая вечность.

Сестры пришли бы мне на помощь (Каллисто опустошила бы свой трастовый фонд, чтобы я точно выбралась из Олимпа невредимой), но я не могу позволить им вмешиваться. Может, я-то и сбегу из этого города, но они продолжат жить здесь, и с моей стороны было бы в высшей степени подло принять помощь и исчезнуть, оставив их разбираться с последствиями.

Нет, у меня и впрямь нет другого выхода.

Придется надеяться на милость Аида и убедить его, что мы можем помочь друг другу.

Все усугубляется еще и тем, что мягкий утренний свет ни капли не смягчает его грозный вид. У меня такое чувство, будто этот мужчина носит кусочек непроглядной тьмы в кармане. Этот образ определенно подчеркивает его черный костюм с рубашкой того же цвета. Дорогой, сшитый со вкусом и крайне атмосферный в сочетании с безупречно ухоженной бородой и длинными волосами. А эти глаза! Боги, этот мужчина похож на демона, созданного специально, чтобы искушать меня. Быть может, это и неплохо, учитывая, какую сделку я собираюсь ему предложить.

– Персефона. – Он вскидывает бровь. – Ты считаешь, что мы можем помочь друг другу.

Вот и напоминание о том, что я тотчас смолкла, едва сказанные мной слова повисли в воздухе.

Приглаживаю волосы, стараясь не поддаться волнению от его присутствия. Последние несколько лет я общалась с влиятельными людьми, но сейчас все как будто по-другому. Он кажется другим.

– Ты ненавидишь Зевса.

– Думаю, это и так предельно ясно.

Я пропускаю его слова мимо ушей.

– И по какой-то причине Зевс не решается выступить против тебя.

Аид скрещивает руки на груди.

– Зевс может делать вид, будто правила для него не существуют, но даже он не в силах противостоять всем Тринадцати. Наш договор составлен тщательно. Небольшая группа людей может без каких-либо последствий переходить через реку из верхнего города и обратно, но он не может. И я тоже.

Я моргаю. А это для меня новость.

– А что случится, если перейдешь?

– Война. – Он пожимает плечами, словно его это не волнует. Может, и так. – Ты перешла через мост по собственной воле, и, забрав тебя обратно, он рискует разжечь конфликт, который затронет весь Олимп. – Аид кривит губы. – Твой жених никогда не ставит свою власть и положение под удар, поэтому позволит мне делать с тобой все, что пожелаю, только бы избежать этой стычки.

Он пытается напугать меня. Но вряд ли понимает, что так лишь убеждает в том, что мой плохо продуманный план может сработать.

– Почему все считают, что ты миф?

– Я не покидаю нижний город. Не моя забота, что в верхнем любят рассказывать сказки, которые не имеют никакого отношения к действительности.

И близко не похоже на развернутый ответ, но, думаю, сейчас мне эта информация ни к чему. Я и без лишних деталей хорошо вижу общую картину. С договором или без него, Зевс очень заинтересован в том, чтобы Аид и впредь оставался мифом. Без третьей преемственной роли расклад сил уверенно склоняется в пользу Зевса. Мне всегда казалось странным, что он, по сути, не брал в расчет половину Олимпа, но с тех пор, как я узнала, что Аид существует, все обретает смысл.

Выпрямляю спину, не дрогнув под его взглядом.

– И тем не менее это не объясняет, почему ты вчера говорил с его людьми в таком тоне. Ты ненавидишь его.

Аид даже не моргает глазом.

– Он убил моих родителей, когда я был ребенком. Ненависть слишком мягкое слово.

От потрясения у меня едва не перехватывает дыхание. Я не удивлена, что Зевса обвиняют в еще одной серии убийств, но Аид так безразлично говорит о смерти родителей, будто это случилось с кем-то другим. Проглатываю ком в горле.

– Я сожалею.

– Ага. Люди всегда так говорят.

Он отдаляется. Я вижу это по тому, как он обводит комнату взглядом, будто размышляет, как быстро сможет связать меня и отправить восвояси. Сделав глубокий вдох, я продолжаю. Неважно, что он сказал вчера людям Зевса, и так предельно ясно, что он не намерен оставлять меня в своем доме. Я не могу этого допустить.

– Используй меня.

Аид вновь внимательно разглядывает меня.

– Что?

– Это вовсе не одно и то же, даже близко не похоже, но он заявил на меня свои права, а теперь я в твоих руках.

Он явно удивлен.