Но, похоже, простолюдинам не рассказывают такие тонкости. Крик гонца поддержали сотни глоток солдат. Да и некоторые идары вопили не хуже.

Во всех королевствах есть четыре главных города на каждой стороне света. Именно там перед своим уходом Предки оставили Хранителей: огромные статуи идаров с мечами, на одеянии которых высечены изначальные движения пути меча и шагов. Именно изменяя их и созданы умения всех Домов. Только королевский дом сохранил эти изначальные движения, все остальные же что-то, но внесли своего.

Когда Предки ушли, идары сумели восстановить путь меча по записям Хранителей, а дары Хранители давали на посвящении и так. Но спустя лет двести возникла ересь, которая гласила, что силу Предки разделили на все статуи Хранителей. И что если уничтожить Хранителей чужого королевства, то можно сделать своих сильней.

Первыми попытались выполнить это Андамо, затем Лано. Теперь вот Реол. Глупцы. Я, честно говоря, вообще сомневаюсь, что каменные изваяния, созданные самими Предками, можно вообще разрушить.

Я помню Хранителя севера в Грандоре. На нём нет ни следа минувшей тысячи лет.

А вестник продолжал орать, надрывая горло так, чтобы его слышали даже на дальнем краю нашего строя:

— Небольшой отряд реольцев, пользуясь замешательством и неразберихой, посмел двинуться к центральным землям нашего королевства. Король Лавой приказывает хоу Учлуну выдвинуться вслед за ними и наказать их за дерзость.

Какой-то молодой идар, вряд ли намного старше меня, годящийся мне в старшие братья, никак не в отцы, но с алой бляхой на поясе, шагнул вперёд:

— Слушаюсь приказа короля.

Я хмыкнул. Так вот ты какой, Учлун. Надо же, уже хоу. Сколько десятков солдат в твоём подчинении? Десять, двадцать?

Улыбка сползла с моего лица, когда к этому хоу Учлуну шагнули гаэкуджи. Один, второй, третий... И Глебол.

Но спустя несколько мгновений я снова улыбнулся и пожал плечами. Так, значит так. Путь к центральным районам королевства это путь на север. Жаль конечно, что не увижу осаду Фулгурана, но пока у моих солдат нет даже самых простых доспехов, что мне там делать?

Такое ощущение, что я проклят. И я сейчас не о тенях, которые все так же раздражают, едва заходит солнце. Честно говоря, я настолько к ним уже привык, что забываю о них. Даже не вздрагиваю, когда они сгущаются в сумерках и начинают скользить вокруг.

Нет, сейчас меня беспокоит другое. Реольцы, чтоб они позабыли, что штаны в кустах снимать нужно.

Когда я боялся, что они появятся, они появились. Ещё и попробовали моих людей на прочность своими луками.

Как только я решил поживиться за их счёт, ну доспехи, оружие, деньги и прочее, так они словно исчезли, растворившись в густых южных лесах.

Два жалких оборванца, которые решили было напасть на Поварёнка у ручья и то оказались своими же, крестьянами одной из деревень. Хранитель знает, откуда они вылезли, да ещё так не вовремя. Тощий оказался ближе всех и засадил каждому стрелу в бедро. Не мог сначала просто пугнуть их?

Сейчас мы уже неделю преследуем этих шустрых реольцев, что решили пройтись мечом по нашим центральным землям. И ничего, ни единой стычки. Впрочем, это и преследованием сложно назвать, если уж говорить по правде.

Третий день стоим лагерем на землях этого Дома и лишь проверяем, какие из его деревень целы. И похоже, таких здесь просто не осталось. Сколько здесь прошло реольцев, Безымянный их забери?

Кодик негромко спросил:

— Господин, заходить будем?

Не спеша отвечать, я сначала ещё раз оглядел лежащую впереди деревню. Ту самую, которую сегодня Глебол послал проверить именно нас. Как будто на третий день реольцы будут нас здесь ждать.

Ни дымка над домами. Левая и дальняя от нас окраина горела, но уже давно потухла. Только лай собак и протяжное, измученное мычание коров.

Позади кто-то охнул:

— Ах, чтоб тебя Безымянный побрал!

Я обернулся, опуская руку на меч.

И обнаружил позади нас смутно знакомого пацана.

На мгновение я было подумал, что передо мной один из тех, кто спрятался в этой деревне. Но только на миг. Сложно забыть лицо, густую шевелюру, а главное, пронзительные голубые глаза того, кого видел рядом с собой несколько дней подряд.

Кодик опомнился раньше меня:

— Ты чего здесь делаешь, пацан?

А тот, не отводя от меня взгляда, шагнул вперёд, а затем глубоко поклонился:

— Господин! Я решил служить вам, господин!

Я, совершенно такого не ожидая, опешил:

— Да зачем ты мне нужен?

Не разгибаясь, пацан громко выкрикнул:

— Не знаю, господин! Мыть посуду, разжигать костёр, стирать вещи. Что скажете делать, то и буду делать!

Невольно я покосился на Поварёнка, который обычно и занимался всем этим. А в придачу ещё и готовил. Когда у нас находилось из чего готовить.

Вдруг сообразив, я снова глянул на пацана и с изумлением спросил:

— А как ты нас нашёл?

— Так я с отцом с семи лет по нашему краю мотаюсь. С ним и дядькой Макелом. Чего ж я, не соображу, куда вы двинули, да не сумею выспросить, куда пошли? Вы очень приметный идар, господин, пусть даже и сменили одеяние и герб, я всё равно вас нашёл.

Я было кивнул, проведя рукой по волосам, но следом в голове возник ещё более серьёзный вопрос:

— А как ты нас догнал?

Пацан выпрямился, пожал плечами:

— Тяжело было, господин. Да только, раз уж я здесь, то справился. Повезло правда, что вы с того большого лагеря на север двинулись, да ещё и таким крюком.

Кодик хмыкнул. Я удержался. Лишь покачал головой. Ладно я бежал обратно к Глеболу не в полную силу. Но я считал, что за время в Кузне мои люди превратились в отличных младших воинов Дома. И он сумел нас всё же догнать? Поневоле задашься вопросом, а сколько в его жилах ихора? И чьего ихора больше, Амании или Дисокола?

Мой внимательный взгляд пацан выдержал, не опуская взгляда пронзительных голубых глаз.

Кодик негромко вмешался в наши гляделки:

— Господин, ну не гнать же его? Тем более сейчас?

Вздохнув, я решительно махнул рукой:

— Вперёд. Наглый проверяет левые дома, Ловкач правые. Ищем живых и следы схватки.

Под моим взглядом Поварёнок стушевался, сбился с шага и отстал. Ничего, сообразительный. Понял, чего я от него хочу, принялся то и дело оглядываться, проверяя дорогу позади нас. Голубоглазый молча пристроился рядом с ним.

За забором, мимо которого мы проходили, протяжно, с мукой замычала корова:

Кодик скривился:

— Эк она разрывается, бедолага. Будь здесь кто из мужиков, не иначе плакать бы стали.

Помедлив, я спросил:

— Может выпустить, как в прошлый раз?

— Так не поможет. Человеческая же скотинка, молоко распёрло вымя, — вздохнув, Кодик добавил. — Сдохнет без человека. Не будем же мы выдаивать их всех?

Наглый впереди снова заорал:

— Эй! Есть кто живой? Выходи, свои, Скеро!

Ему никто не ответил.

Мы прошли уже две трети деревни, а я с тоской подумывал, что реольцев нет и здесь. А значит, мне либо придётся отворачиваться, когда Наглый снова двинется по дворам, либо засунуть свою гордость подальше и разрешить им набрать себе еды, вещей, да поискать денег. И не отворачиваться, когда солдаты Малого дома Денудо воруют на чужих землях, а принять, что это будет мой приказ.

Дома впереди расступились, образуя площадь. И Ловкач, молчавший до этого, надрываясь, заорал:

— Господин! Господин!

Я толкнул жар души, шагнул вперёд, вбивая сапоги в пыль Шагами северной тропы. Мне понадобилось сделать три шага впустую, прежде чем ихор воспламенился, переплавляясь в результат и заставляя воздух расступиться с моего пути.

Несколько мгновений и я рядом с Тощим, который замер с натянутым луком.

Дальше.

Ловкач. Он при виде меня молча ткнул направо. Там в пыли деревенской площади темнели тела.

Мы все уже видели такие. После ночного нападения на лагерь короля. Ну и наш.