Протянув руку к телефону, он выключил будильник — до звонка осталось три минуты. Он сидел на кровати, тупо глядя на экран, и прислушивался к своему организму. В последние дни тот с пугающей регулярностью выдавал новые выверты. Сейчас, кроме желания сходить в туалет, умыться и выпить кофе, вроде никаких сюрпризов не ощущалось.
Сяо Чжань набрал номер.
— Мам, прости, что так рано, знаю, что ты наверняка проснулась.
— Чжань-эр, как ты? Всё в порядке? — голос мамы звучал взволновано, как и вчера, как и два дня назад, как и весь последний месяц. — Тебе плохо? Опять кошмары?
— Мам, ты когда общалась с папой в последний раз?
Если мама и удивилась, то не подала виду.
— Вчера.
Вместо неё удивился Сяо Чжань.
— Вчера? Серьёзно? О чём вы говорили? Он позвонил?
Несколько мгновений мама молчала, потом вздохнула.
— Сынок, мы общаемся каждый день последний месяц, с тех пор, как… — она запнулась, видимо, подбирая нейтральное выражение для его смены пола, — … как всё случилось. Я ему сразу позвонила. Он же твой отец, он должен знать. Он всегда очень волнуется за тебя.
— Ясно. Что он сказал?
— Он сказал, что, если захочешь, всегда можешь прийти к нему за помощью. Может быть, тебе стоит поговорить с Сун Цзияном? Отец сказал, что он с радостью…
Дослушивать Сяо Чжань не стал.
— Я не буду общаться с его омегой, кажется, я сказал это ещё семнадцать лет назад.
— Хорошо, — от смирения в голосе мамы сжалось сердце. Он сглотнул вязкий комок в горле и зажмурился — его сила воли сильнее гребучих омежьих гормонов.
— Мам, прости. Просто хотел услышать твой голос. Мне пора собираться на работу. Береги себя. Передавай привет Сан Чао.
— Тебе тоже от него привет. Мы оба волнуемся. Ты что-то решил? Ты виделся с… с этим мальчиком? — мама зачастила, понимая, что разговор окончен.
— Мне надо идти, пока, мам, — он нажал отбой. А потом сразу, не думая, набрал Ван Ибо. Тот моментально взял трубку, словно бы ждал. Хотя, наверное, и правда ждал.
— Привет. Можем встретиться сегодня вечером, часов в семь?
— Привет! Конечно! Где? — парень звучал быстро, отрывисто, слишком… слишком.
Переждав вспышку раздражения, Сяо Чжань постарался говорить спокойно.
— Возле моей работы. Есть кафе «Пристань лотоса». Это…
Ван Ибо не дал договорить:
— Я знаю. Найду.
Подавить раздражённый вздох всё-таки не удалось.
— Хорошо. До вечера, — он отключился, не слушая ответа и сразу обратился к «кошке»: — Орешек, сделай кофе.
«Доброе утро. Приступаю. Напоминаю, что вам нужно позавтракать, принять витамины и сменить О-пластырь».
Голос Орешек в последнее время казался каким-то сочувствующим и, хоть это было глупо, безотчётно бесил.
— Я помню, — он даже не потрудился скрыть раздражение. — Приготовь тосты и сделай температуру воды сорок три градуса, — отдал он распоряжение по дороге в ванную. Ему нужен горячий душ.
За месяц, прошедший с инициации, Сяо Чжань успел пережить все стадии принятия, параллельно, став частью новой системы — контролирующей и оберегающей третий пол. Действительность, которая раньше существовала где-то за границей периферийного зрения, в параллельной реальности и касалась лишь абстрактных двадцати процентов мужчин, теперь стала частью его повседневной жизни. Беседы с О-психологом, наблюдение у О-терапевта и О-репродуктолога, общение с контролирующими социальными органами, раздражающе-поддерживающие монологи друзей и ещё Мэн Цзыи, неожиданно спокойно принявшая случившееся и как-то странно занявшая сторону Ван Ибо. Каждый раз он видел в глазах своей — бывшей? — девушки не то грусть, не то сочувствие, не то что-то подозрительно напоминающее облегчение.
В тот день, успокоившись, он попросил оставить его одного и убрать из палаты мальчишку. Поджатые губы доктора его не особо волновали, а вот укор во взгляде Мэн Цзыи неприятно удивил.
После их разговора в больнице и его безобразной истерики с швырянием об пол телефона, сорванного криком «Вон!» голоса, испуганного взгляда мальчишки, переполоха врачей и последовавших за тем успокоительных они с Цзыи так и не поговорили нормально. Но, похоже, она взяла на себя общение с Ван Ибо. Во время их коротких встреч на работе, Мэн Цзыи никак не комментировала его нежелание обсуждать случившееся, просьбу дать время и возможность побыть одному, просто не особо скрывала, что поддерживает контакт с парнем. На вопрос, видится ли она с ним, пожала плечами и ответила: «Должен же хоть кто-то».
Сяо Чжань чувствовал себя преданным.
На последней встрече с О-терапевтом, он пережил несколько тошнотворно-стыдных минут, когда ему объяснили, что дальнейший отказ от «взаимодействия» с альфой приведёт к неизбежному — гормональной поддерживающей терапии, гораздо более интенсивной чем уже почти привычный пластырь, «причём, это коснётся не только вас — это ваш выбор — но и вашего партнёра».
Сяо Чжаню казалось, он тонет. В притворно-оптимистичных и — тайком — сочувствующих взглядах друзей, в демонстративно-нейтральных улыбках коллег, в взволнованном голосе матери и, в довершении, в собственной ярости к незнакомому подростку, который силой втянул его в инициацию своим бешеным А-фактором.
Перед выпиской доктор Ли, с максимально нейтральным выражением лица, за которым он не особо успешно пытался скрыть осуждение, объяснил, что их случай является абсолютно уникальным. За всю историю наблюдений — а именно за 279 лет — не было зафиксировано ни одного случая столь ранней инициации альфы. Довольно долго, путано и нудно доктор объяснял случившееся научными терминами. Из всего сказанного Сяо Чжань понял только, что у ещё не вышедшего из возраста омега-инициации Ван Ибо открылся настолько мощный альфа-ген, что он буквально вытащил давно уснувший омега-ген Сяо Чжаня.
Когда его наконец выписали, под подписку и обязательство трижды в неделю наблюдаться у специалистов, чтобы контролировать его состояние, Сяо Чжань ощущал себя временно отпущенным преступником, за которым неотступно наблюдает всевидящее государственное око. Теперь это с ним если не на всю жизнь, то точно до момента рождения второго ребенка. Проклятая репродуктивная политика, заложниками которой они все являются с рождения, хоть и не все себя таковыми ощущают. А вот ему «повезло» родиться в семье, которую разрушил гребучий альфа-ген его отца.
Неделю после выписки он сидел на больничном, ни с кем не общался, завалил Орешек заданиями по поиску информации возможного обхода консумации связи и наличия подобных прецедентов в истории. Итог недельных поисков оказался неутешительным. Да, он не первый представитель третьего пола, который оказался не рад свалившейся на него «удаче». Справедливости ради нужно отметить, что мировая политика в целом и Китая в частности неплохо справлялась с пропагандой «спасения человечества от вымирания» и случаев попыток отказа от выполнения репродуктивного долга нашлось немного.
О самых первых альфах и омегах, пытавшихся избежать своей участи осталось мало информации. В самом начале политики репродуктивного спасения человеческой популяции были приняты поистине бесчеловечные законы. Первых отказавшихся от своей новой сущности мужчин в Китае казнили. Сяо Чжань с ужасом читал сухие строчки исторической хроники, рассказывающей о расстреле самого первого мужчины, который после открытия альфа-гена отказался принять связь со своим омегой. Мужчину расстреляли, спустя полтора года омега умер в мучениях — тогда ещё не было надежной заместительной терапии. За первые пятьдесят лет всего казнили девять человек — два альфы и семь омег. Все их партнёры погибли. Спустя время появилась надёжные заместительные препараты, и людей, которые отказывались принимать свой новый би-статус стало больше. Всего за 279 лет официально зарегистрировано 96 случаев. На Западе гораздо больше, но там и законы относились лояльнее к репродуктивным диссидентам. В современном Китае отказника ждала тюрьма в любом случае. Пока его «перевоспитывало» государство, партнёр получал все возможные преференции и шанс обрести новую «половину»: оказалось, что инициация возможна даже когда один из потенциальных партнёров уже находится в новом би-статусе. Впрочем, Сяо Чжань нашёл упоминания о нескольких случаях, когда отказники, отсидев в тюрьме какое-то время, «передумывали» и принимали партнёра. Описания условий их содержания в китайских спец тюрьмах он обнаружил лишь на американских платформах, куда Орешек забралась через «чёрные» протоколы. После прочтения мутило еще пару часов — он обладал слишком живым воображением. К счастью, никаких видео или фото подтверждений не было. Но всё равно почему-то очень верилось во все описанные ужасы.
