— Как дети, честное слово. Ну ладно Хаосюань, у него не слишком много ума…

— Мама! — это действительно выглядело смешно, когда взрослый почти тридцатилетний мужчина, наследник одной из крупнейших в Китае сетей ресторанов и спортивных центров, обижено дул губы и испуганно шарахался в ответ на материнский подзатыльник.

— Но ты, А-Чжань, мог бы быть серьезнее. Такой красивый букет, прямо сердце радуется. Кто бы мог подумать… сколько тут? Семь? Все белые? Мой сын счастливчик? — и эта ужасная женщина мать мелкого гремлина и большого тролля игриво подмигнула.

Если бы мог, Сяо Чжань вышел бы в окно, но в зале, куда они уже вошли, окон не предусматривалось. Наверное, именно из-за таких случаев.

Отвесив госпоже Ван почтительный поклон, он с должным энтузиазмом восхитился букетом розовых камелий в её в руках, старательно игнорируя при этом выразительный взгляд Хаосюаня. Но у госпожи Ван, видимо, на затылке имелись глаза — повернувшись к сыну, она вручила ему букет:

— Хао-эр, возьми, я устану держать весь концерт.

Насмешливая улыбка стекла с лица засранца также быстро, как краска с облитого растворителем холста. Сяо Чжань почувствовал себя отомщённым.

— Мама, но как я буду снимать видео для папы? Ты же сама сказала, что оторвёшь голову, если я пропущу начало выступления А-Бо, — Хаосюань так естественно и жалобно ныл, что у любого бы дрогнуло сердце. Но только не у Сяо Чжаня и не у госпожи Ван. Они оба слишком хорошо знали, чего стоят эти показные страдания.

Госпожа Ван осталась глуха к стенаниям сына, беспечно махнула рукой и, взглянув на пригласительный, пошла к своему месту.

— Придумай что-нибудь. В конце концов, ты вице-президент компании.

Отвесив Хаосюаню насмешливый поклон, Сяо Чжань жестом пропустил его вперед, решив на всякий случай, не подставлять спину. Брат Ибо в ответ показал неприличный жест, что уж совершенно точно не лезло ни в какие ворота. Когда Сяо Чжань уже был готов к ответу, их воинственную пантомиму снова прервала вернувшаяся госпожа Ван:

— Мне вас за руки отвести на свои места?

— Не надо! — на этот раз они оба оказались единодушны. Дуэль пришлось прервать и чинно усесться, согласно номерам на пригласительных.

Вот так он и оказался по правую руку от госпожи Ван на втором ряду в зале Центральной Академии драмы Пекина с букетом белых пионов на коленях. На трёхчасовом концерте в ожидании выступления Ибо.

Сяо Чжань никогда не чувствовал особой тяги к искусству. Возможно, в прошлой жизни, он был художником, певцом или даже каким-нибудь актёром и ему хватило. Пекинская опера навевала сон, заставляя безостановочно зевать, а декламация студентами стихов гарантированно вогнала бы в медитативный транс, практикуй он подобное. Студенческие концерты — кому случалось присутствовать, поймут — это испытание на выносливость.{?}[спорное утверждение, не претендующее на объективность] Бросив взгляд через госпожу Ван на сидящего с прямой как палка спиной Хаосюаня, старательно таращившего ставшие почти анимешными глаза, Сяо Чжань успокоился — не он один тут страдает, пытаясь изобразить вежливый интерес.

Хорошо ещё, что мама с отчимом не смогли прийти, а отцу и его семейству он сам запретил, сказав, что дети точно не высидят трёхчасовой концерт.

За четыре месяца многое изменилось. Родители с обеих сторон, словно сговорились — хотя он не исключал и такой возможности — устроили им проверку на прочность. Как-то неожиданно оказалось, что все выходные у них заняты семейными мероприятиями, общими праздниками, пикниками и прочими важными событиями, на которых требовалось присутствие Сяо Чжаня и Ибо. В какой-то момент к тайному заговору подключили и семью отца. Действительно не пропадать же такому ценному ресурсу: целых два ребёнка, которых можно использовать. В этом месте, как всегда, в голове звучал голос Ибо: «Они твои сёстры!».

Действительно.

И если старшая, семнадцатилетняя, ещё смущалась и вела себя скромно, то с десятилеткой Сяо Чжаню справиться не удалось. С первой же встречи она решила, что «этот самый прекрасный на свете гэгэ» ей очень нужен. И теперь, стоило только появится на пороге, Сяо Сюаньтун, не слушая строгих окриков о-папы, карабкалась на него, как обезьянка, и никакая сила не могла её оторвать.

Никто даже не пытался помочь Сяо Чжаню в этой нелепой до абсурдности ситуации. Ибо только посмеивался и внезапно подружился с омегой отца, обнаружив много общих интересов. Хотя что у него могло быть общего с тридцатишестилетним школьным преподавателем музыки, Сяо Чжань в душе не ебал.

Думать о том, что Ибо тоже являлся участником заговора, не хотелось. Потому что, похоже, Сяо Чжань проиграл.

Друзья его, кстати, тоже предали. Познакомившись с Ибо — он уже и не помнил, как это произошло — они поголовно влюбились в нахального львёнка. Теперь, кроме Цзыи еду для «маленького альфы» передавали Сюань Лу, Юй Бинь и даже Чжочэн. Последний, впрочем, имел личный интерес. Точнее — благодарность. Если они с Цзыи думали, что удачно скрывают свои отношения, то у него для них плохая новость. Они были слишком очевидны для сотрудников Управления полиции. Кое-кто не смог скрыть восторженный блеск в глазах. О том, что они встречаются, Сяо Чжань догадался ещё месяц назад. Паучиха, кстати, каким-то образом тоже. Так что Сяо Чжаню приходилось совершать ежедневные усилия над собой, чтобы не слишком злорадствовать по поводу предстоящего веселья, когда генерал Ху выпотрошит Чжочэна и развесит его внутренности в виде гирлянд в назидание остальным сотрудникам по поводу романов на работе.

Странно, но он не испытал по этому поводу ожидаемых эмоций. Честно говоря, вообще никаких эмоций. Девушка, с которой он встречался восемь лет, на которой собирался жениться, начала отношения с его лучшим другом. Он ведь должен что-то чувствовать? Ревность? Злость? Боль? Похоже, что нет. Ибо как-то обронил между делом, что бессмысленно сожалеть о несбывшемся, иначе можно упустить то, что ещё может сбыться. Девиз здорового человека удивительным образом пророс внутри Сяо Чжаня и, видимо, дал свои ростки. Может быть, психическое здоровье заразно? А, может быть, он своё наконец отболел?

В любом случае у него имелись свои проблемы, которые предстояло решить в ближайшее время. Может быть, даже сегодня. Если он всё же решится.

На номере студентов отделения пекинской оперы с фрагментом из «Прощай, моя наложница» Сяо Чжаня вернуло в реальность. Глядя на облачённого в женский костюм высокого парня, исполнявшего танец с мечами и достаточно уверенно владеющего приёмами акробатики, Сяо Чжань вдруг вспомнил, как недавно застукал Ибо за просмотром того злосчастного видео у клуба, в день, когда они упустили Сюй Чжэн Си.

Сначала он не понял, почему Ибо это пересматривает, когда расследование уже было завершено и дело передано в суд, а потом увидел на экране себя в длинноволосом парике и с вызывающе обтянутой только тонкой тканью задницей. Ибо клялся и божился, что случайно наткнулся на видео, но, судя по полыхающим ушам, безбожно врал. И сейчас, глядя на сцену, Сяо Чжань не мог не признать, что было в этих условных элементах женственности, даже, скорее, отсылкам к ней что-то очень глубинно-порочное, что-то настолько сексуальное и стыдное, что сбивалось дыхание. Мог ли Ибо увидеть и в нём что-то подобное? Или, может…

Кто знает до чего бы он в результате додумался и к каким выводам пришёл, но номер закончился и на экране повелось изображение Ибо, Вэньханя, Сынёна, Сонджу и Исюаня. За последние пару месяцев Сяо Чжань успел не только выучить имена друзей Ибо, но и отдельные элементы их экзаменационного танца, потому что видеотренировки продолжались каждый вечер в гостиной их дома по конференц-связи. Правда, ему так и не открыли секрет, что за номер и как он называется. И сейчас, глядя на экран, он понимал почему.

«Альфа и омега»

Сердце Сяо Чжаня пропустило удар, затем попыталось выйти из тела, пробив грудную клетку, а когда не удалось, рвануло в горло. Или это тошнота подступила? Бросило в пот, руки заледенели. Сглотнув вязкую слюну, он попытался взять себя в руки.