После беглого осмотра на таможне, наше акционерное общество «Купи-продай» «изъяло» коробки с магнитофонами у каждого члена сборной СССР, кроме Володи Викулова, который наотрез отказался «вписываться» в нашу мутную авантюру. Поэтому за него магнитофон перенёс через «бдительных» работников таможни врач команды Олег Белаковский.

— Складывай сюда! — Потребовал я от коллег по хоккею, указывая на небольшой свободный пятачок перед дверями внутри аэровокзала. — Куда попёр Мальцев общественную собственность? Поворачивай обратно! Мародёр.

— В следующий раз магнитофоны в «загранке» купим мы, а вы по одному их перетащите, — обиделся Саша Мальцев, возвращая коробку с японской дефицитной техникой на законное место.

— Договоримся, — кивнул я.

— Как дальше? — Засуетился «Малыш» видя склад из двадцати десятикилограммовых коробок. — Надо же это всё как-то в аэропорт «Домодедово» перевезти. Нас там самолёт из Горького через два часа ожидать уже будет.

— Да, как всё это потащим? — Спросили меня почти хором Куликов, Фёдоров, Минеев и Скворцов.

Я посмотрел на нас со стороны и чуть не расхохотался. Ну, вылитые челноки из девяностых. Клетчатые сумки с заграничным барахлом, с джинсами, японскими пуховиками, нейлоновыми чулками, майками и футболками красивых импортных расцветок. В довесок ко всему баулы с формой и клюшки.

— Я помогу, — остановился рядом Коля Свистухин.

— Ты, Николай, мужиков горьковских лучше сюда всех собери, сейчас полетим на «ковре самолёте» вместе с коробками. — Сказал я. — Да шучу я. Сейчас автобус придёт за нами. У меня всё договорено. Вон, наш транспорт. — Я заметил за стёклами аэровокзала знакомый автобус, на котором уже ездил вместе с ансамблем «Лейся песня». — Где Коноваленко, Афанасьев, Федотов? Где тренерский штаб? Ни на секунду никого оставить нельзя! Взяли по коробке и весело понесли в автобус! — Скомандовал я.

— А ты? — Бросил на меня вопросительный взгляд Боря Александров.

— Мне нельзя, я руковожу, — хмыкнул я. — Булочками двигаем, батонами нарезными «нарезаем», с улыбочкой как на тренировке! Сюда бы Тарасова вы бы у него за секунду всё сносили. Эх, распустились!

В автобусе к японским коробкам проявил необычайную заинтересованность продюсер Миша Плоткин, который зачем-то сам приехал встретить меня в аэропорту.

— Что там? — Задал он простой и логичный вопрос.

— Японские видеомагнитофоны, — засмеялся «Малыш». — Штука такая подключаешь её к телевизору и смотришь, — Боря покосился на второго тренера сборной страны и нашего «Торпедо» Игоря Борисовича Чистовского, прокашлялся и продолжил, — на красивых женщин, фильмы ужасов про ходячих мертвецов из капиталистических стран и боевики про ковбойцев и индейцев.

— Как на кинопроекторе, только по телевизору? — Догадался Плоткин. — Интересно.

— Лучше, — вошёл в раж юный гений прорыва. — Можно любое кино, которое идёт по телевизору записать на кассету и пересматривать когда захочется! Вот до чего технический прогресс дошёл. Скоро придумают такую штуку, что носишь её с собой в кармане, захотелось кино посмотреть, пока в автобусе толкаешься, достал этот экранчик и зыришь. О как!

— Враньё! — Сдал друга Коля Свистухин. — Никаких таких экранчиков никогда не будет. Да и это кассетные японские магнитофоны, чтобы Моцарта и Сальери слушать в оригинале. То есть я хотел сказать как на концерте.

— Жаль, что не видеомагнитофоны. — Поцокал языком продюсер Миша.

— Кстати, родилась песня, — усмехнулся я. — Техника чудес, воплощенье грёз можно смотреть с улыбкой, но лучше всерьёз.

— Давайте на две минуты остановимся, — предложил Плоткин с бегающими и горящими даже в полумраке глазками, которые выдавали то, что он что-то задумал. — Успеем до «Домодедово». Витя притормози, — обратился он к водителю. — Иван выйдем, поговорим, — сказал он уже мне.

На улице, где на небе высыпали яркие звёзды, продюсер, зябко поёжившись, сразу же перешёл к делу:

— Сколько хочешь за магнитофоны?

— Договорился сдать в Горьком за 1800 рублей каждый, — не стал скрывать я.

— Даю 1900 и по рукам, расчёт на месте, — подмигнул хитрый малый.

— Ты на что намекаешь, продюсерская сомнительная личность? — Наехал я. — Хочешь, чтобы в Горьком музыку не на чем было слушать? Чтобы значит, Моцарт и Сальери никогда не добрались до Советской глубинки? Не дождёшься! Две тысячи, расчёт на месте и тогда по рукам.

— Грабёж, — застонал Плоткин, но за пазуху за деньгами полез. — Доллары все потратили? — Очень тихо спросил он, пересчитывая сотенные бумажки.

— На них и купили, — ещё тише ответил я, посмотрев по сторонам, так как за доллары в СССР по головке никто гладить не будет. Скорее наоборот, могут дать от трёх лет до полного отрицательного воскрешения. — Да не тряси рассыпишь. — Я выхватил пачку денег у продюсера, посмотрел на неё одним глазом и мой очень поумневший голос в голове сообщил, что до сорока тысяч не хватает ста рублей. — Сотни не хватает, к тарологу не ходи. У меня глаз даже в сумерках алмаз.

— Ну, скоро вы?! — Вылез из автобуса тренер Игорь Борисович Чистовский. — Самолёт ждать не будет.

— Спокойно Борисыч, без нас не взлетит! — Улыбнулся я, пряча пачку денег во внутренний карман пуховика. — Вот так Михаил и живу, только прилетел, сразу улетаю, только отыграл, и по новой на лёд.

— Когда снова за «бугор»? — Спросил продюсер, уже пересчитывая заметно похудевший остаток.

— В марте в ФРГ, в Швецию и в Финляндию, но пока без конкретных дат. Если, конечно, всё будет хорошо. — Тяжело вздохнул я, так как Всеволод Бобров, который прямо из аэропорта уехал к жене и детям в свою московскую квартиру вызывал опасения, точнее та ситуация, что сложилась вокруг него.

— Поверь, всё будет хорошо, — улыбнулся Миша и протянул мне недостающую сторублёвку. — Завяжешь с хоккеем, иди в бухгалтеры. На глаз определил сумму денег, кому расскажу — не поверят.

— А ты поменьше говори, целее будешь. Давай, родной, самолёт же без нас улетит! Двигай булками! — Похлопал я в ладоши.

***

Очень неприятное известие догнало меня уже в Горьком на следующий день во вторник 15-го февраля. Половину дня я отлёживался, кормил котов, никого не трогал, точил коньки, гладил Фокса, как вдруг за мной на спортивную базу «Зелёный город» приехал персональный водитель Иван Иваныча Киселёва директора родного горьковского автогиганта. А у себя в кабинете уже Иван Иваныч сообщил, что Всеволода нашего Боброва сняли с занимаемой должности тренера сборной СССР по хоккею.

— Сегодня утром мне позвонил мой хороший знакомый из Москвы, которому эту новость сообщил его очень хороший знакомый из спорткомитета. А может это к лучшему? — Спросил меня доверительно директор автогиганта. — Нервотрёпки меньше, деньги те же.

— По вашей логике, Иван Иваныч, лучше вообще пить пиво на пенсии и играть в домино. — Я отстранил чашечку с кофе и нервно встал, после чего прошёлся по просторному кабинету директора завода и спросил. — А кого назначили вместо Боброва?

— Пока окончательно не решили, рассматривают кандидатуру Аркадия Чернышёва. Заседание Федерации хоккея состоится лишь 29-го февраля. Ты мне Иван вот что скажи, — тяжело вздохнул директор, — доиграть достойно чемпионат сможете? Не уступим ЦСКА первое место?

— Если 17-го ЦСКА расколошматим, то точно первые будем, — я вновь сел за длинный стол, быстро про себя соображая, что же предпринять. — А у нас теперь и выхода другого нет, Иван Иваныч. Обязательно 17-го приходите во дворец спорта. Надолго эту игру запомните, гарантирую. — Я вскочил, пожал руку директору, и хотел было уже бежать, как Иван Иваныч меня остановил.

— Иван, а может, не поедешь в Москву в следующем сезоне? — Спросил он. — Ты что думаешь, я ничего не знаю? Ты в команде сейчас самый большой авторитет, да и в сборной тоже. Игру команды поменял. Болельщиков на трибунах каждую игру битком. Оставайся в Горьком, все бытовые вопросы решим за месяц. А в Москве, ну ты сам видишь, сегодня ты на верху, тренер сборной, а завтра и не нужен никому. Как можно было так с Бобровым поступить, после выигрыша Олимпиады?