— Чё это он — чудило? — Обиделся Коля Свистухин.

— А то, — ответил ему Иван. — Жадность фраера сгубила. Теперь у мужика нет ни плаща, ни денег, которые он отдал за покраску, ни девушки, которую он должен был покорить. А так же вся страна знает, как зовут этого дурака. Вот — сварщик такого-то завода Сорокин.

— Проще нужно быть и девушки к тебе потянутся, — добавил друг Тафгая Боря Александров.

— Так-то да, глупо, — согласился Свистухин. — После пары дождей краска с плаща всё равно слезет.

«Выселяться, — грустно улыбнулся Саша Скворцов. — А меня мандраж колотит, аж зубы стучат. Вдруг я с Викуловым не сыграюсь? Вдруг напортачу? И вылечу из команды в три счёта».

— Чего ржёте? — В раздевалку вошёл Всеволод Бобров, который сейчас в судейскую относил заполненный протокол. — Что за газета? — Спросил он у Тафгая.

— Да вот завалялась у меня в бауле, я её в коньки запихал против влаги, — улыбнулся Иван. — Михалыч, предматчевая установка будет или как обычно, там ваши ворота их нужно защищать, там ворота соперника, в них нужно забрасывать?

— Пошути у меня! — Бобров погрозил кулаком Тафгаеву и вытащил из папки лист бумаги, где была начерчена таблица из четырёх строк и четырёх столбцов. — Нам предстоит в турне провести четыре матча. В строчки я записываю наши пятёрки, сверху в столбцы наших соперников. Пропустит шайбу пятёрка, получит себе минус, забросит — плюс.

— А если будет ничья? — Влез с вопросом Свистухин. — Не нашим и не вашим?

— Тогда пятёрка получит себе знак умножить, — ответил Валера Харламов и весь народ в раздевалке согнулся от хохота и главный тренер Сева Бобров тоже.

— Посмеялись, и хватит, — смахнув слезинку, сказал Всеволод Михалыч. — Первая пятёрка у нас — Тафгаева, вторая — Петрова, третья — Свистухина и четвёртая — Федотова. По результатам таблицы я буду решать — кто поедет в Японию, а кто нет. Нас сейчас двадцать два человека, а нужно на Олимпиаду двадцать.

«Ну, вот — защитника Гордеева отцепят и меня, — тяжело вздохнув, подумал про себя Саша Скворцов. — Но я ещё поборюсь».

— Михалыч, а у меня есть встречное предложение, — встал со своего места Иван Тафгаев. — Оценка по пятёркам не даёт полной и ясной картины обо всех хоккеистах сборной.

— Не умничай Тафгай! — Прикрикнул на Ивана второй тренер Игорь Борисович Чистовский.

«Аха, так Тафгай и послушает, — ухмыльнулся Скворцов. — Он прежнего тренера Прилепского за несколько дней из команды убрал и привёз Всеволода Михалыча. И правильно сделал, сейчас бы ковырялись в самом низу турнирной таблицы и Олимпиаду смотрели бы только по телевизору».

— Умничать не имею привычки, я объясню всё по-простому, как аборигенам из Папуа — Новой Гвинее, на пальцах, — отмахнулся Тафгаев и продолжил. — Для полной картины нужна серьезная статистика. Первое, напротив каждой фамилии должно быть записано, сколько шайб забросил, сколько отдал передач. Причём считаться должны и первая, и вторая передачи, и даже случайные рикошеты. Например, защитник Куликов отдал пас Александрову, Боря пробежал половину площадки и сделал передачу на Мальцева. Саша обвёл вратаря и положил шайбу в пустые ворота. Значит, Куликов получает в графу гол+пас 0+1, Александров тоже 0+1 и Мальцев 1+0. Далее все игроки пятёрки, которые находились на льду, получают себе +1 в графу полезность. И наконец, должно быть подсчитано общее время для каждого хоккеиста, которое он провёл в игре. Да и ещё полезность при заброшенной шайбе в численном большинстве не засчитывается, а вот при пропущенной ставится минус один. И плюс если удалось забросить в меньшинстве.

— И кто же это всё должен считать? — Сева Бобров почесал затылок, оценив общий объём работы.

— Второй тренер больше некому, — усмехнулся Тафгаев, кивнув на Чистовского. — А что касается статистки по пятёркам, то игроки ведь могут переходить из одного звена в другое. Не годится такие расчёты, Михалыч.

«Опять Тафгай умней всех оказался, — подумал Саша Скворцов. — И откуда он только такие идеи берёт? Странно, всё странно, что с ним связано».

***

Первая товарищеская игра в Хельсинки вечером в четверг 20 января с Финляндией началась «весело». Сперва я серьезно поругался со вторым тренером Игорем Чистовским, которому роль статистика показалась ругательной и не достойной его «дворянского» происхождения.

— Кому упёрлась твоя тупая идея? — Шипел недовольно он, когда уже вовсю кипели страсти на льду. — Плюсики и минусики всякие рисовать, я тебе не бухгалтер! Я тренер, мать твою! И без плюсиков ясно кто тащит команду, а кто нет!

— Борисыч отвянь, пожалуйста! — Не выдержал я. — Представь, вся пятёрка работает на одного бомбардира и все передачи делают ему в крюк на чистый лёд под бросок. Он нет, нет, да и забросит. Ему значит все лавры, а остальным что, которые в защите пашут, у бортов шайбу выцарапывают, все косяки за бомбардиром подтирают, им что?

— Смена! — Крикнул персонально мне Сева Бобров.

— Всё равно идея херня! — Тут же бросил в спину Чистовский.

И так меня второй тренер завёл, так издёргал мои нервы, что весь первый период в игре ничего не получалось. То пас отдам не туда, то шайбу бессмысленно потащу на двоих или на троих финских хоккеистов, то из убойной позиции по воротам не попадаю. А когда вторая пятёрка Володи Петрова открыла счёт, то Чистовский насел на меня с удвоенной силой:

— Ну, где твои плюсы и минусы? У Харламова уже одна шайба, у Петрова и Михайлова по одной результативной передаче, у защитников Васильева и Гусева на плюс один подросла полезность, а где ваша игра? Ты — игрок, твое дело не думать, а играть, как скажет тренер!

— Борисыч, — заревел я как медведь. — Отойди от греха пока клюшкой случайно не зацепил прямо в темечко!

— Идея всё равно херня! — Фыркнул Игорь Борисович и отбежал на другую сторону нашей скамейки запасных, зная, что в запале я себя не всегда контролирую.

А после того, как Сева Бобров на розыгрыш лишнего игрока, отправил пятёрку Петрова, а не нас с Мальцевым и Александровым, нервы мои закипели, как разум возмущенный. В довершении моих моральных страданий через минуту большинства Володя Петров сделав счёт 0 : 2, наградил новыми балами за результативность снова Харламова и защитника Валеру Васильева.

— Если так дело дальше пойдёт, наша первая пятёрка станет опять второй, — заворчал Саша Мальцев.

— Иван, не психуй. Идея твоя — во! — Показал мне большой палец Боря Александров. — Глянь, как Петровская пятёрка первым делом побежала смотреть свою статистику. Нагоним ещё.

— Разберёмся, — пробурчал я, чувствуя вину за свой вспыльчивый характер.

Но полностью я пришёл в себя лишь в перерыве после первой двадцатиминутки. Первый период же закончился со счётом 1 : 2 в нашу пользу. Минусы в графу полезность получили игроки пятёрки Свистухина: Шалимов, Александр Якушев, Паладьев и Ляпкин. И простая мысль, что кому-то в этот момент гораздо хуже, чем мне, меня и успокоила. Кстати, Игорь Чистовский больше не заикался, что идея вести свою обширную статистку плоха. Наоборот, когда Сева Бобров посмотрев на листок с нашими действиями за период, сказал, что толково придумано. Игорь Борисович тут же поддакнул, что такой учёт полезен и в чемпионате для нашей команды.

«Какого же хрена все нервы вымотал?» — бросил я в сердцах.

***

— Мужики, Саша, Володя, — зашептал на скамейке запасных Викулову и Федотову Александр Скворцов, когда начался второй период. — Давайте разыграем вход в зону с разгона со сменой флангов, как мы это делаем в «Торпедо». Я сам разгонюсь со своего левого края на правый и привезу шайбу к финским воротам. Вот так. — Скворцов начал руками показывать московскому армейцу Викулову его манёвр.

— Что-то как-то мудрёно, — покачал головой Володя Викулов. — Можем получить обрез в середине площадки.

— Не бзди, — цыкнул центральный нападающий Саша Федотов. — Сделаю как по нотам.

— Пока спартаковцы с минусами бегают, мы должны заработать свои первые плюсы! — Чуть ли не выкрикнул Александр Скворцов.