Брун помнит, как Манфред, пообещав, сломал Зигфриду нос, когда тот в очередной раз обратился к нему на «Эй». Зигфрид, кажется, тоже вспомнил. Набычился, провожает его злобным взглядом. Глаза едва ли не пылают. Сейчас под Манфредом разверзнется земля, и он провалится прямиком в ад. Э-э-э, нет, мерзавец просто ушёл.

– Ты сейчас куда? Никаких важных дел? – полюбопытствовал Фольк.

– Так, в пару мест заскочить. Ничего особенного.

– С тобой сходить?

– Не, сам справлюсь.

– Ладно, если что, знаешь, где меня искать.

Фольк ушёл, а Брун спустился с балкона и подошёл к трону.

– Где тебя носит?

Ну вот, вся злость, копившаяся для Манфреда, досталась первому попавшемуся под руку.

– Заночевал у Гайи.

– Эта девица тебя погубит.

– Мы что, и вправду в сокровищницу Эбергарда полезем? – Брун перевёл разговор в иное русло. Не любит говорить о Гайе.

– Если заберём один меч, герцог на нас не подумает, а если и подумает, то не ополчится. Мы ведь решили проблемы с Железными, не так ли? И наконец-то можем доложить.

– Пока что не решили, и зря ты не согласился на предложение Манфреда.

– Сам знаешь, проблему с ублюдками в тоннелях нужно решать. Ты ведь даже идиотом меня назвал из-за них.

– Кто тебе сказал?

– Какая разница? Говорил или нет?

– Я сказал, что ты по-идиотски поступил и потому у нас проблемы.

– Всё я сделал правильно. Не понимаю, почему они до сих пор не передохли. Чем они там питаются, говном что ли?

В этом весь Зигфрид – сперва создаст проблему, потом найдёт решение и ждёт похвалы.

– Да там одних крыс хватит, чтобы войско прокормить. Я ведь говорил, что не сдохнут они сами. Это же умелые воины, а не шпана какая. Скажи спасибо, что они выхода не нашли.

– Ой, вот не надо только опять напыщенных баек про то, как на войне характер закаляется. И я в детстве крыс жрал, когда ничего не оставалось.

Ах да, Брун виноват перед Зигфридом за то, что пошёл на войну, и вспоминать о своём злодействе не имеет права, тем более – гордиться. И наплевать, что умения, полученные там, сослужили по возвращении добрую службу. Когда-то Брун мог убить разве что ножом в спину и потому прежний крысиный король не видел в нем угрозу.

– С нами хочет переговорить главный купец.

– Его зовут Арнульф. Ты бы запомнил, вдруг когда-нибудь самому придётся с ним встречаться.

Даже себя не убедил. Зигфрид уже месяц из убежища не вылезает.

– Утром встретил храмовника, – продолжил Брун.

– И что он, спрашивал, когда заплатим?

– Нет, но заплатить всё же неплохо бы.

– Да хрен им. Вконец обнаглели. Это ведь пожертвования, а не налог. Привыкли уже, совсем не видят разницы. Мы-то от щедрости деньги даём, а они и забыли. Думают, мы обязаны им платить каждый месяц за просто так. Обойдутся.

Немного помолчали.

О чём ещё поговорить? Да, вроде, больше не о чем.

– Ладно… пойду…

– Иди…

А ведь прежде были лучшими друзьями. Теперь Брун и не вспомнит, когда в последний раз общались нормально, без ругани и споров, а главное – не по делу.

Вышел из дворца и увидел Манфреда. Тот озирается по сторонам, придаётся ностальгии. Увидел Бруна, улыбнулся. Не от души, радуясь встречи, а будто подмечая: «Ха, и этот тут». «Этот» в ответ не улыбнулся, плюнул под ноги и ушёл. Брун, наверно, единственный вор, который в убежище почти не бывает. Кто-то же должен работать, пока король прохлаждается. Им ведь налоги не платят.

Крысы – самая могучая сила в трущобах, а гнездятся на окраине. На ночном форуме места не нашлось. Когда-то, ещё до дурной славы, тоннелями владели рудокопы, но жила быстро истощилась, да и власти возражали, слишком близко к городу. Когда строили стену, некто не без дырки в голове предложил оставить шахту снаружи, но кто-то умный подметил, что это неразумно – оставлять врагам подкоп. Да, можно её завалить, но и разобрать завал недолго. Наверно, не будь шахты, трущобы так и оставались бы за стеной.

Крысам тоннели сразу полюбились, там легко скрываться и прятать награбленное, а с тех пор, как нашли выход в канализацию, ей так и вовсе цены нет. Неправ был тот, кто сказал, что шахта больше не принесёт прибыль. Не с каждой жилы столько серебра, сколько у крыс в закромах.

На ночном форуме пусто, только спящие пьяницы по углам, да у фонтана. Двое лежат в обнимку. Наверно, уснули за душевным разговором. Норманн у себя на заднем дворе суетится. Свинью, поди, разделывает. У старой матроны тоже тихо, одна шлюха на балконе, да мальчонка с метлой.

У Вигерика из-за двери голоса и смех. У тупиц смех особый, одинаковый и фальшивый. Когда кто-то шутканул, а ты не понял, только и остаётся, что громко ржать, поглядывая на других. Все успокоились – сам успокоился. Опять заржали – и ты заржал. А если засмеялся искренне, но чуть позже других, то: «Вот тупица, до него только дошло!»

Постучал в дверь. Открыла, как обычная, немая сиротка. Впустила в дом. На первом этаже душно и мерзкий запах перегара. На дворе день, а окна плотно закрыты, царит извечный полумрак.

«А вдруг они не знают, что створки открываются?» – промелькнуло вдруг в голове у Бруна. Он уже подходил к лестнице, когда путь заслонил громила. Вырос, словно скала на горизонте.

– Ты вчера взял мой штоф?

Брун посмотрел на него, будто на говорящий камень, и ответил невозмутимо:

– Да.

– Верни.

– Ты видишь его при мне? Нет? Наверно, за спиной прячу.

– Где он?

– В канаве.

– С тебя новый штоф.

– М-м-м, вряд ли.

– Что значит: вряд ли? – не понял туповатый. – Выбросил мою вещь – возмести.

– Возмести? Откуда ты слово такое знаешь? Нет, не возмещу. Можешь страже пожаловаться.

– Лучше нос тебе сломаю.

– Уверен? Может, не стоит? Я ведь обижусь. Вообще-то, я и на угрозы обижаюсь.

Брун схватил со стола кувшин и разбил об голову дуболома. Опять какая-то бурда. Они нормального не пьют? Громила пошатнулся, но не свалился. Однако Брун уже достал клинок – у него два коротких в ножнах на спине, так что тянуться недалеко – и рукоятью врезал по носу тупице. Дружки его, придурки, пока что только наблюдали, да и теперь не спешат помогать. Один встал, остальные даже задницы не оторвали.

– Сидеть, блядь, – указал он пальцем на нервного и тот опустился на место. Теперь обратился к барану со сломанным носом: – Ну что, кретин, чем-нибудь мне пригрозишь? Может, расплатой или возмездием? Ещё одно звучное слово на «В».

– Нет, – прогундосил громила.

– Уверен? Что совсем-совсем не хочешь поквитаться? Я ведь тебе нос сломал и штоф украл.

Молчит. Видимо не такой уж тупица. Брун убрал клинок, но вторая рука наготове. Не пригодилась. Побитый уполз, а дружки с места не встали.

«Ну, никакого веселья. Вся надежда, что потом решит поквитаться. Чёрт, думаю прямо как Манфред».

Брун поднялся на второй этаж. В дальнем конце кабинет Вигерика, а перед ним просторная комната с камином и прочим уютом. Зачем оно ему? Он тут и не бывает. Жирдяй прикован к столу своим гигантским брюхом. За ним и ест, и спит, поди, тоже. А нужду как справляет? Даже думать не хочется.

Не поздоровался. Молчит, уставился на Бруна, хмурится. Неужто гордость? Разве таким немощным увальням она свойственна?

– Я, наверно, погорячился, – произнёс Брун без капли искренности. – Но ты вконец зазнался.

– Мы оба погорячились, – согласился толстяк.

– Я всё обдумал, и… это можно устроить.

– Отлично.

– Но моих парней привлекать нельзя.

– И как тогда, один что ли всё сделаешь?

– Гайя поможет.

– Чёрт, Брун, этой девке нельзя доверять.

– А выбора уже и нет, я вчера проболтался. Она что-то задумала. Утром её искал храмовник, а после она появилась с младшим братом Юсуфа.

– Твою мать!

– Это ещё ничего не значит, парень ищет убийцу брата. Если бы она ему всё рассказала, он бы за ней не таскался, да и меня бы просто так не отпустил. Я хорошо знаю Гайю, она его использует. Понять бы для чего.