Пьер выпрямился и сквозь текущие слезинки посмотрел на мужчину.
– Папа вёз меня учиться… Математике, химии, астрологии…
Фауст, занёсший было ногу над ступенькой повозки, замер. Затем медленно повернулся к парнишке.
– Математике?
Быстро подойдя к юноше, учёный написал веткой на земле несколько цифр.
– Умножь на семь.
– Восемьсот шестьдесят один.
– В уме считаешь?
– Да.
Вынув из кармана маленький клочок пергамента, Георг что-то написал на нём и протянул мальчику.
– Вот, это адрес моего друга, пойдёшь к нему и скажешь, что я тебя прислал. И вот ещё…
Вынув из внутреннего кармана мешок с монетами, учёный кинул его Пьеру.
– Это на учёбу, не трать без смысла. И скажи моему другу, что его тяжёлая ноша – под новым деревом у часовни. Но больше никому об этом!
– Да, месье.
– Запомнил?
– Да, месье.
Изумлённый парнишка развязал мешочек, пересчитал монеты и уставился на странного господина.
– Спасибо вам, месье…
– Фауст. Георг Фауст. К вашим услугам, господин школяр.
– Да, месье Фауст… Конечно… Я буду молиться за вас!
Алхимик остановился и повернулся к мальчугану.
– За меня не нужно молиться. Ни мне, ни богу не нужны молитвы, этому миру вообще не нужны молитвы, ему нужны дела.
Запрыгнув на козлы, учёный шлёпнул по крупу лошадь и направил повозку в сторону чёрных ворот.
* * *
Дорога освобождает. Она помогает человеку отпустить иллюзии, которые он считает стабильностью. Фауст не просто любил дорогу, он жил ею. Это было удивительное предвкушение нового и потрясающее чувство прощания с прошлым.
«Ты волен как ветер, ты лёгок как пух,
В стремлении к высшей свободе
Себя потеряв, обретаешь ты дух
И силу в грядущем походе…»
Вспомнив строчки своего учителя, Георг улыбнулся. Мастер был склонен к артистизму. Впрочем, это было всего лишь маской. Маской великого ума.
Для учителя все люди делились на две категории: те, кто может, и те, кто стонет. Последних было, само собой, большинство. По его мнению, только 5 % всех живущих на Земле занимаются своей жизнью, остальные – обслуживают чужие интересы. Из этих пяти процентов лишь пять процентов готовы стать учениками. И только пять процентов от этих пяти дойдут до конца. На чём основаны были вычисления и что было взято за основу этой теории, оставалось Фаусту не совсем понятным, поэтому он несколько скептически относился к формуле учителя. Хотя – некоторая доля истины здесь всё же была.
Занятый размышлениями, учёный не заметил, как надвинулись сумерки. Остановив лошадь, он привстал и огляделся. Его обступали только тёмные леса. Хотя… Неподалёку от опушки он заметил тусклый огонёк. Развернув повозку, учёный медленно тронулся в сторону света. Метров через пятьсот он остановился и спрыгнул на землю.
– Кто вы?
Голос из-за дерева возле дома был не особенно дружелюбным.
– Простите, я обычный путник. Я еду в Прагу из Трира…
– Поздновато для путешествий!
– Задумался, знаете ли, а время в мыслях летит незаметно…
– Вы кто?
Из тени выступила мужская фигура с фальшионом. Фауст уважительно качнул головой, глядя на оружие.
– Великолепный образец! Это у вас, я так понимаю, последняя модель?
– Я смотрю, вы разбираетесь в оружии?
– Немного, герр?..
– Ханс Шмидт.
– Очень приятно, Георг Фауст.
– Вы подвергаете себя опасности, герр Фауст. Лесная дорога опасна, особенно по ночам. Та короткая, к которой вы ехали, сейчас вообще заброшена. По рассказам, там орудует какая-то шайка. У нас сейчас очень неспокойно.
– Спокойствие – иллюзия тех, кто верит в смерть и не доверяет жизни.
Хозяин распахнул калитку и по-дружески протянул руку путнику.
– Простите, не понял? – удивлённо приподнял брови Ханс.
– Всё – иллюзии и страх тоже.
– У вас речь образованного человека!
– Я вырос в Баварии. Скажите, а нет ли поблизости какого-нибудь трактира или постоялого двора?
– Боюсь, он будет далековато отсюда. Вы можете остаться у меня, сегодня я один. Жена с детьми уехали к родственникам.
– Благодарю вас, герр Шмидт. Я вам заплачу за неудобства.
Хозяин распахнул обе створки ворот и загнал повозку во двор. Расседлав животное, мужчина отвёл его к корыту с водой.
– Хорошая кобыла, герр Фауст, а вот телега ужасна.
– Да, согласен с вами. Я купил её у одного несчастного француза.
– А-а-а…
– Да, он повредил себе спину, и я выручил бедолагу и его сына.
– Вы добрый человек, герр Фауст.
– Зовите меня Георг. А что есть доброта, уважаемый Ханс?
– Не знаю, Георг… Вы умный человек, это сразу видно, вы и скажите!
Мужчины вошли в дом, и хозяин закрыл дверь. Чистый уютный домишко являл собой образец немецкой аккуратности. Белоснежные занавески на окнах и кружевные салфетки на столе вызвали у Фауста невольную улыбку.
– А чем вы занимаетесь? – осведомился он у хозяина.
– Чем может заниматься человек с фамилией Шмидт?
– Ах, ну да, – рассмеялся гость, – значит, мы с вами в некотором роде коллеги.
– Вы тоже кузнец, герр Фауст?
– Почти – я учёный, а последнее время занимался сплавами.
– О, это очень интересно!
Услышав про сплавы, хозяин радостно закивал головой и, заговорщически подмигнув гостю, достал небольшой графин с зелёной жидкостью.
– Значит, нам есть о чём поговорить, Георг!
– Да, а это, позвольте узнать, что такое?
– Шнапс, моего собственного приготовления! Настоян на восемнадцати травах Баварии!
– Потрясающе!
За накрытым столом Фауст пустился в рассказы о своих странствиях по миру, не забывая упоминать о качествах и свойствах металлов в разных странах. Особенно хозяина поразил рассказ об индийском железном столбе, который стоит уже больше тысячи лет и не ржавеет.
Слушавший с большим интересом все рассказы хозяин дома в конце повествования, когда Йорг упомянул нержавеющее железо, скептически улыбнулся и покачал головой:
– Нет, простите, герр Фауст, при всём уважении, но этого не может быть… Железо – оно и в Индии железо.
– Да, дорогой мой Шмидт. Вопрос только в том, как его выплавлять. И возможно ли сделать железо так, чтобы в него не попал воздух при плавке…
– Да. И при остывании тоже.
– Именно.
– То, что вы рассказываете, – крайне интересно, но многие из этих историй я уже слышал…
– Историй?
Георг наклонился и достал из-под стола свой походный чемоданчик. Порывшись, он извлёк из него небольшой толстый клинок. Нажав на кончик лезвия, он легко согнул его и тут же отпустил. Лезвие мелодично взвизгнуло и, секунду подрожав, встало на место.
Протрезвевший от такого зрелища кузнец поражённо уставился на нож. Фауст, улыбаясь, протянул его хозяину и налил в рюмки шнапс.
– Вот так, герр Шмидт! А вы говорите – истории…
Опрокинув рюмку, учёный подмигнул ошалевшему Хансу.
– Как вам?
– Это… Этого не может быть… Лезвие такой толщины не может вот так…
– Вот интересно устроен человек. Ему проще отрицать очевидное, чем признать свою ошибку или осознать невежество. А ведь это верный путь в тупик, уважаемый. Казалось бы, чего проще. Увидел опровержение, понял, что ошибся, – и начинай осваивать новое! Так нет же, всё существо человеческое этому сопротивляется!
– Герр Фауст, я не понимаю…
– Я тоже, дорогой мой, я тоже…
– Как лезвие такой толщины может вот так…
Ханс проделал ту же манипуляцию с ножом, что и гость, и всё с точностью повторилось.
– Как?!
– Просто, друг мой, – улыбнулся Фауст, – утех, кто это делал, не было знаний, что этого сделать нельзя.
Обалдевший от услышанного и, в первую очередь, от увиденного, бедолага Шмидт чуть не протёр ладонью дыру у себя на голове. Взяв в руки клинок, мужчина пришёл в крайнее возбуждение. Он то ковырял лезвие, то пробовал его на зуб, то принимался стучать им по столу. Уставший от дороги и созерцания ополоумевшего кузнеца Фауст зевнул и огляделся.