Литмир - Электронная Библиотека

Но частная жизнь Панкорво была окутана тайной. Во всяком случае, никому так и не удалось побывать в его особняке.

Панкорво был знаком со всем Парижем, если под «всем Парижем» понимать посетителей театральных премьер и скачек, но при этом близко не сошелся ни с одним порядочным человеком.

Полученная от друга информация давала так мало оснований для подозрений, что Сервон даже подумал, что пошел по ложному пути.

Тем не менее виконт решил продолжить свое расследование и установить слежку за господином де Панкорво.

Перед тем как пуститься в это забавное, хотя в действительности весьма опасное предприятие, он решил научиться изменять свою внешность, что, как известно, является основой профессии сыщика.

Сервон достаточно хорошо знал театральный мир и был близко знаком с некоторыми актерами. Он обратился к одному из них, признанному знатоку искусства гримирования, и напросился к нему в ученики. При этом он воспользовался весьма неуклюжим предлогом, уверив актера, что хочет принять участие в домашнем спектакле.

Виконту понадобилось несколько недель, чтобы научиться наклеивать брови, делать морщины, изменять форму носа, увеличивать рот и менять выражение глаз.

Еще он научился приклеивать разнообразные бороды и приобрел большое количество разных париков.

Через какое-то время Сервон решился выйти из дома в измененном обличье и в целом остался собою доволен.

Постепенно к нему пришла уверенность, и в конце концов он начал получать такое большое удовольствие от жизни в стиле принца Родольфа из «Парижских тайн», что уже ни за что на свете не согласился бы отказаться от своих планов.

На новое увлечение приходилось тратить много времени, тем не менее виконт старался ни в чем не изменять своим привычкам и каждый вечер неизменно проводил в клубе.

Актер, обучивший виконта искусству перевоплощения, предоставил в его распоряжение комнату. В ней Сервон переодевался, а когда завершал прогулки в каком-нибудь новом обличье, вновь надевал свою обычную одежду.

Через два месяца подготовка была завершена, и Сервон решительно приступил к намеченным действиям.

Господин де Панкорво проживал на улице Валуа-дю-Руль в чудесном маленьком особняке с садом и двориком.

Напротив въезда в усадьбу располагалась лавка виноторговца, единственное торговое заведение на этой аристократической улице. Винную лавку облюбовали в качестве места встреч все служивые люди в округе.

Однажды чудесным зимним утром, накануне Рождества, какой-то здоровенный малый с повадками кучера, служащего в приличном доме (а это был не кто иной, как виконт де Сервон), появился у стойки папаши Лабриша и потребовал рюмку абсента.

Папаша Лабриш сам когда-то служил лакеем у маркиза и от прежней профессии сохранил величественный вид, хотя это не очень вязалось с его нынешним занятием.

Кроме того, у виноторговца остались прочные связи в домах знатных людей, и никто лучше него не мог бы помочь устроиться на хорошее место безработному повару или оставшемуся не у дел кучеру.

Его клиентура почти целиком состояла из разного рода прислуги, и он пользовался безграничным авторитетом у этой публики.

Сервон заранее навел справки о господине Лабрише и надеялся, что виноторговец, хорошо знающий всех жителей этого элегантного предместья – как господ, так и их слуг, – может оказаться для него полезным.

– Ну и холодина, господин Лабриш, – сказал виконт, вежливо поприветствовав виноторговца, восседавшего с королевским достоинством за своей стойкой. – Здесь у вас куда лучше, чем на облучке с вожжами в руках.

– И то верно, дружок, – ответил величественный торговец, подавая абсент незнакомому клиенту. – Сдается мне, что вы нечасто бывали здесь. Что-то я вас совсем не припоминаю.

– Да я же Антуан, господин Лабриш… Антуан… Ну тот, что служил у маркиза де  Ванса, который раньше жил на улице Берри. Припоминаете? Неудивительно, что вы позабыли, как я выгляжу. С тех пор как помер мой маркиз, я все путешествовал с одним американцем, а тут оказался впервые за три года. До чего же мне хочется опять сюда вернуться, а то служить у этих американцев, видите ли, не для такого человека, как я. Может, вы знаете, господин Лабриш, нет ли где местечка для меня?..

– Поглядим, дружок, поглядим. А что до американцев, то вы правы на все сто. У нас завелся один такой в особняке напротив. Говорят, миллионов у него не счесть, а держит только одного камердинера.

– Да быть того не может!

– Точно вам говорю. Кучером у него негр, которого он привез из своих диких краев, а в помощниках держит какого-то пьяницу ирландца.

– Но говорят, что на конюшне у него аж шесть лошадей.

– Так и есть. За ними два конюха присматривают, а уж какие эти конюхи – страх один! Два здоровенных бородатых мазурика. Не хотел бы я с такими встретиться в глухом местечке. И говорят они на каком-то тарабарском наречии, так что никто их не понимает. Их денежки мне знакомы…

– Ну в этом каждый разберется.

– Но вот их речи никак не пойму.

– Может, они немые, а, господин Лабриш?

– Да говорю же вам, что они лопочут на тарабарском наречии.

– Ах да, точно!

– Они каждый вечер заходят сюда и выпивают целую бутылку водки. Если бы вы их увидели, то, как и я, подумали бы, что тут что-то нечисто. Приходят они, значит, платят вперед, каждый выдувает пол-литра крепкого зелья, и куда-то уходят по своим делам.

– Куда же они ходят, господин Лабриш?

– Вот это я и не могу уразуметь. Жизнь у них, что говорить, совсем чудна́я. Посудите сами: тому уже два месяца прошло, как одного притащили чуть живого. Он три недели носа не высовывал из конюшни, а другой его врачевал какими-то своими снадобьями. Даже не дал позвать к нему доктора.

– А из какой они страны, господин Лабриш?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. А кто ту страну назовет, тот будет враль бессовестный. Но вы вовремя тут оказались… Вон они, выходят с двумя рыжими жеребцами американского милорда.

Наш новоявленный кучер немедленно оглянулся и посмотрел на улицу.

Действительно, из ворот принадлежавшего Панкорво особняка выводили двух чистокровных арабских скакунов. Их держали под уздцы два кошмарно выглядевших индивида.

Странного вида конюхи были одеты в жокейские куртки английского покроя. Из-под козырьков их клетчатых шапочек виднелись неотесанные, сильно загорелые, дубленые ветром лица с усами, ощетинившимися, как у тигров.

Физиономии этих господ совершенно не вязались с их одеждой. Казалось, что в ливреи обрядили калабрийских бандитов.

– Что верно, то верно, недобрые у них лица, – сказал лжекучер. – Ну да все равно, больно мне это любопытно, я бы пошел к этому американцу… Вот что, папаша Лабриш, если услышите, что он собирается нанять лакея или камердинера, сделайте милость, дайте мне знать.

– Такое возможно, дружок. Я поговорю с их управляющим, когда он зайдет ко мне выпить грогу. Они его величают господином Педди. Ну а вы загляните на этой неделе…

– Да уж конечно зайду, и тогда, надеюсь, вы окажете мне честь и позволите вас угостить. А сейчас мне надо бежать к себе, аж на Тернскую заставу, и времени у меня в обрез. Ваше здоровье, папаша Лабриш!

– Спасибо, Антуан, всегда к вашим услугам.

Господин Антуан расплатился, пожал руку почтенному виноторговцу и ушел.

Сведения, которые Сервону удалось раздобыть, не только не развеяли, но даже усилили его подозрения.

Похоже, что конюхи господина Панкорво были вполне способны потрошить прохожих. А что касается их хозяина, человека хорошо известного в свете, то выглядело по меньшей мере странно, что среди его прислуги не было ни одного француза.

Виконт решил, что на сегодня ему удалось собрать достаточно сведений.

Он ограничился тем, что обошел вокруг особняка и заметил в углу садовой ограды низкую дверцу, которая выходила в пустынный переулок.

Если заокеанский джентльмен действительно был главарем шайки бандитов, то эта низенькая дверца была ему вполне кстати и могла использоваться для ночных вылазок.

10
{"b":"797515","o":1}