Стены давят на меня, как же тут тесно… Даже в больничной палате было просторнее и намного больше воздуха.
Без конца корю себя за то, что не сделала тут ремонт, пока у меня была такая возможность. Всё было зря. Деньги, которые я каждый месяц давала маме на жизнь, она откладывала на чёрный день, а потом отец нашёл их и благополучно спёр, после чего ушёл в запой, и месяц мы его не видели. Я ничем не улучшила ни их, ни свою жизнь. Наоборот, всё стало только хуже.
Если раньше у меня был хотя бы шанс выучиться и найти хорошую работу, то теперь и его нет. И пока я слабо себе представляю, как смогу всё исправить.
Подружки из прошлой жизни первое время часто звонили мне поболтать. Сочувствовали. И советовали скорее найти другого спонсора. Даже помощь в поисках предлагали. Но всё что я сделала – это перестала с ними общаться. Лучше всю жизнь буду прозябать в нищете, чем ещё хоть раз себя кому-то продам.
Мама возвращается с балкона с продолговатым контейнером для рассады, запуская в квартиру холодный воздух. Пересекает комнату, оставляя на линолеуме мокро-грязные следы от тапочек. Я приподнимаю с кровати край покрывала и пытаюсь залезть под него, чтобы согреться.
Целую неделю дома… Я тут с ума сойду…
8
Допив чай, ставлю кружку на подоконник и перемещаюсь в лежачее положение, натягивая покрывало по самые уши. Мама развела прямо на полу посреди комнаты возню с горшками и землей, а на меня напала какая-то слабость – невыносимо хочется просто закрыть глаза и уснуть. Но, к несчастью, мне не удаётся. Когда сознание уже почти проваливается в желанное забытье, тишину квартиры внезапно разрезает пронзительный дверной звонок. Я вздрагиваю, вырванная из дрёмы, и приподнимаюсь на локте. Господи, хоть бы ошиблись дверью! Или соседка за солью пришла, или из управляющей компании какие-нибудь подписи собирали… Только бы не отец. Меньше всего сейчас хочется слушать его пьяную ругань и дышать запахом перегара.
– Ну вот, неужели припëрся… – недовольно бурчит мама, вытирая грязные руки о фартук.
После чего кое-как поднимается с пола и идёт открывать.
Я напряженно прислушиваюсь, но из прихожей не доносится ни звука.
Мама возвращается через минуту.
– Иди, Макс этот твой притащился, – хмуро бросает она мне.
У меня всё холодеет внутри. Зачем?! Что ещё ему от меня надо? После всех гадостей, что он мне наговорил!
– Мама, ты можешь сказать, что меня нет?
– Я уже сказала, что ты дома.
Тяжело вздыхаю. Маме не объяснишь. Ей вообще лучше ничего не знать. И потому я встаю с кровати и обреченно плетусь в прихожую, преодолевая мерзкую слабость в ногах.
Макс стоит у порога с огромным букетом лилий в руках. Как-то я упоминала при нём, что люблю эти цветы. И, наверное, была бы в полнейшем восторге, принеси он мне такой подарок до того, как я узнала о слитом в сеть видео.
Но сейчас я совершенно не понимаю, что происходит. На мгновение решаю даже, что всё-таки, наверное, уснула, и мне снится какой-то совершенно идиотский сон.
Вот только происходящее вполне реально. Дома всё так же холодно, а от Макса несет знакомыми приторными духами, которые раньше даже нравились мне, а теперь вызывают лишь приступ тошноты.
– Таечка, прости меня… – вдруг начинает мямлить мой бывший парень с виноватым видом, а я окончательно теряю дар речи.
Так и стою истуканом, не в силах вымолвить ни слова.
– Я козёл, мудак и последняя тварь, – вновь звучит его гнусавый голос. – Я поступил с тобой, как свинья. Прости меня, пожалуйста.
И только сейчас я замечаю припухший синяк на носу Макса. И нездоровые отеки под глазами. Его что, избили?
Да какая мне разница. Плевать.
– Пошёл вон. – Это всё, что мне удаётся выдавить из себя.
– Тая, выслушай меня хотя бы. Я ведь попросить прощения пришел.
Плотно закрываю дверь в комнату, чтобы мама не услышала наш разговор, и перехожу на шёпот:
– Ты серьезно думаешь, после того, что ты сделал, я смогу тебя простить? Я неделю назад на коленях умоляла тебя удалить то видео, что ты мне ответил?!
– Я удалил! Клянусь, можешь проверить, я всё удалил! – с выпученными глазами заверяет меня он, вгоняя в ещё больший ступор. – Я вообще везде удалил, даже с телефона стёр, клянусь тебе! Можешь проверить, ты его нигде не найдешь!
– Да? – с сомнением переспрашиваю я. – С чего вдруг такие перемены?
– Просто прости меня за то, что я сделал. Вот, возьми, это тебе, – протягивает он мне цветы, но я выхватываю их и яростно швыряю обратно ему в лицо.
– Да никогда я тебя не прощу! Пошел вон отсюда, я тебя ненавижу за твою выходку, понятно?!
Меня начинает трясти. Понимаю, что должна контролировать себя. Понимаю, что наверняка эта сволочь не удалила на самом деле видео отовсюду и, разозлившись, может с легкостью вернуть его обратно, а может сделать ещё хуже и отправить его моим друзьям, например… Я понимаю это, только ничего не могу поделать со своей жгучей обидой, с ненавистью, которая говорит сейчас за меня.
Но на удивление Макс совсем не злится. Наоборот, он выглядит каким-то потерянным, испуганным, на миг мне кажется даже, будто он побледнел.
– Тая, они убьют меня, если ты не простишь, – произносит он приглушённо, будто сообщает какую-то страшную тайну. – Хочешь, я на колени встану? Только скажи им, что простила меня, пожалуйста!
И он правда встаёт на колени.
Я окончательно перестаю что-то понимать. Но потом меня осеняет.
– Ты под кайфом, что ли?!
Макс опускается на четвереньки, подползает к моим ногам и вцепляется в них мертвой хваткой, утыкаясь лбом в колени. Всхлипывает, будто собрался рыдать.
А я только беспомощно вскидываю вверх ладони, не понимая, что делать.
– Да под каким кайфом, ты же знаешь, я никогда не употреблял, – жалко гнусавит он. – Прости меня, пожалуйста, Тай. Я сволочь и свинья, я каюсь, честное слово, каюсь! Если бы можно было вернуть всё назад, я бы ни за что, слышишь, ни за что! Прости, пожалуйста, Тая! Или не прощай, хотя бы просто скажи им, что простила!
Я кое-как освобождаюсь из его хватки, брезгливо отступая назад.
– Кому им?!
– Только не надо делать вид, будто ты ничего не знаешь! Тем, кого ты ко мне подослала! Почему ты мне сразу не сказала, что у тебя есть такой покровитель? Я бы сразу все стёр! Зачем было устраивать это всё?!
– Так… – Я делаю судорожный вздох, подбираю букет с пола, открываю входную дверь и вышвыриваю цветы в подъезд. – Поднимайся давай и вали отсюда, – указываю ему направление движением головы.
– Ты скажешь им, что простила? – с тупым упрямством спрашивает Макс, глядя на меня исподлобья.
– Если ты сейчас же не свалишь, я возьму что-нибудь тяжелое и сама тебя убью.
– Ты же добрая девушка, Тай. Я всё везде удалил. Нигде больше нет ни одного ролика с тобой, клянусь. Ну прости. Прости. Вот… – Он вдруг лезет в карман куртки и достает оттуда пачку неаккуратно свернутых купюр. – Возьми. Это за моральный ущерб. Всё, что у меня есть… Если мало, я найду ещё. Только прости.
– Ты свихнулся совсем?
– Ты не понимаешь, такие люди словами не разбрасываются. Они ведь правда меня убьют. Я поступил, как свинья, но ты правда хочешь, чтобы меня за это убили?
– Тебе что, серьёзно кто-то угрожал?
– А ты думаешь, я шучу, что ли?
– Но кто?
– Я не видел их лиц. Шел вечером по улице, меня в машину кинули, привезли куда-то, я не знаю, куда, избили. Сказали, чтобы всё удалил и молил тебя о прощении. А если ты меня не простишь, то всё, конец мне.
– Чудеса какие-то… – выдыхаю я, глядя на Макса в полном неверии.
– Так ты скажешь, что простила меня, или нет?
– Если ты действительно всё удалил, – рассеянно произношу я. – Если это видео никогда нигде не всплывёт…
– Удалил, клянусь, Тая. Никогда нигде не всплывёт.
– Тогда живи.
Макс поднимается с колен, кладёт деньги, которые я так и не взяла из его рук, на полочку у входа.