Я поняла, что он собирается меня поцеловать, но не стала сопротивляться ему.

Макар провел губами по моей щеке, и я прикрыла глаза, сделала вдох. Мной овладевало какое-то невероятное, ни на что не похожее чувство. Наши губы встретились, и мое сердце сделало сальто, замерло и совершенно растаяло.

Никто и никогда меня еще так не целовал…

Власов сел вместе со мной в такси. Обнимая меня, он водил губами по моей шее, целовал, лаская мой язык своим, и мне хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. Я проводила пальцами по его лицу, по скулам, по густым волосам, по плечам. Привычный жар лишал меня дыхания, плавил мои мысли и тело, он снова был здесь, но чувствовался по-другому, еще сильнее, еще лучше, потому что я не сопротивлялась ему.

Потому что это было не только желание.

— Ева, — прошептал Макар, и мое имя на его губах что-то со мной сделало.

Машина остановилась по какому-то незнакомому адресу, через богатый вестибюль элитного дома Власов проводил меня к одному из застекленных открытых лифтов, и мы поднялись в нем до пентхауса. Сквозь его панорамные окна открывался прекрасный вид на горящий всеми огнями мегаполис, на набережную Москвы-реки, извивающейся лентой уходящей вдаль, таинственно поблескивающей в неярком свете поздних сумерек.

В спальне он снял с меня верхнюю одежду, платье, и я осталась в одном нижнем белье. В этот момент что-то шевельнулось в моем сознании ‒ я поняла, что не должна позволять ему этого. Так далеко зашла, зайду ли еще дальше?

— Макар… — я словно просила его остановиться и отпустить меня или сказать, почему это не ошибка.

Эти поцелуи были такими сладкими, до невозможности, они не оставляли места мыслям и рассуждениям. И вот я в его доме, сижу на его постели, но у меня по-прежнему есть множество причин не доверять ему.

Он разделся сам, и я увидела его полуобнаженным. Мой взгляд скользнул по его рельефному животу, грудным мышцам и сильным рукам; невероятно красивый ‒ серо-стальные глаза, обрамленные густыми ресницами, скулы, прямой изящный нос. Я была им заворожена, наверное, я не смогла бы ему сопротивляться в этот момент, даже если бы захотела.

Макар приблизился ко мне, его руки снова коснулись моего тела. Наверное, это просто должно было случиться рано или поздно, не знаю, я уже ничего не знаю… Легко проводя ладонями по моей коже, он полностью раздел меня по пояс, уложил на кровать, начал ласкать губами мою грудь. Ощутив на себе его язык, я застонала, все мое естество пронзил сумасшедший электрический разряд. Боже…

Он слегка отстранился, чтобы снять с меня трусики.

— Я девственница, — прошептала я.

Макар улыбнулся:

— Не бойся.

Не знаю, могла ли я по-настоящему бояться, когда все, чего я хотела, это почувствовать его внутри себя, хотела безумно, с каждым прикосновением все сильнее. На что это будет похоже? Может ли быть еще лучше, чем все, что было раньше?

Макар нежно коснулся пальцами того чувствительного места между моих раздвинутых ног, где рождались самые приятные ощущения, и я вздохнула, негромко застонала, выгнулась дугой от удовольствия. Горячим ртом он провел снизу вверх по моему животу, по шее и начал целовать меня в губы, страстно и глубоко. Его грудь прижималась к моей обнаженной груди, руками он водил по моим бедрам.

Почувствовав давление, я поняла, что все произойдет именно сейчас, и раскрылась ему навстречу. В этот момент я ощутила, как он проник в меня. Было больно, но одновременно так хорошо, что я и описать бы это не смогла. Словно помимо воли с моих губ сорвался стон, негромкий, откровенный, непристойный.

Макар вошел в меня до конца, он прижимался ко мне всем телом, и я чувствовала себя наполненной им. Я знала, что некоторые девушки не могут сдерживать криков и стонов во время секса, но не представляла, почему это с ними происходит. А просто потому, что беззвучно такое ощущать невозможно.

— Больно?

— Не больно, приятно, продолжай… — выговорила я, скрестив ноги за его спиной и с силой прижав его к себе руками.

Он начал двигаться во мне. Я продолжала чувствовать давление, меня словно распирало изнутри, и эти движения вызывали такие ощущения, что со стонов я перешла на крики.

— Нравится? — улыбнулся Макар.

— Да! — простонала я.

Он ласкал мои бедра, грудь; эти крики звучали все жалобнее и протяжнее. В какой-то момент напряжение начало нарастать в геометрической прогрессии, удовольствие стало нестерпимым, и мое тело сотряслось в невыносимых конвульсиях. На какое-то время я совсем опьянела и даже словно потеряла сознание.

Власов перевернул меня на живот, раздвинул мои бедра руками, снова вошел в меня, и это начало ощущаться немного иначе, но, наверное, я могла бы заниматься этим вечно. Я почувствовала усталость уже после первого оргазма, но ощущать его в себе было так… приятно, горячо, и этими прикосновениями, движениями я еще не насытилась.

Скоро меня настигла следующая волна пронзительного удовольствия. Власов снова повернул меня лицом к себе, его темп становился быстрее, а я уже совсем обессилила. Я смотрела на него полуприкрыв глаза, его торс покрывали капельки пота, руки, плечи и грудные мышцы напрягались с силой.

— Ева, скажи мое имя.

Мой голос прозвучал как нежный шепот:

— Макар.

Он прижал меня к груди. Последнего оргазма я достигла в одно время с ним, и он получился особенно пьяным и будто бы трепетным, наполненным чувством.

Макар лег рядом со мной, ласково провел ртом по моей шее, поцеловал меня в губы и обнял одной рукой. Засыпая, я подумала, что он, наверное, все-таки хороший человек после всего этого.

Утром меня разбудил свет еще только начинавшего восходить солнца; он бил мне в глаза сквозь незнакомое панорамное окно с двух сторон обрамленное темно-синими шелковистыми шторами. Откуда-то доносилось печальное посвистывание первых птиц, обычно начинающих петь еще в предрассветной тишине ‒ довольно неожиданный звук для московского центра.

Повернув голову, я увидела Макара, мирно спящего рядом лицом ко мне. В моем мозгу крутились обрывки воспоминаний о его ласках, поцелуях и объятиях, и на осознание произошедшего у меня ушло совсем немного времени.

Переспала с Макаром Власовым…

Мой живот пронзило ощущение горячего стыда и ледяного ужаса. Я переспала с парнем, которому не доверяла, которого так и не простила, с ненавистным, презираемым мной парнем. Дала ему то, чего он хотел, проиграла спор с самой собой, позволила ему сделать еще одну зарубку на кровати. Но что самое невыносимое…

Я изменила. Изменила тому, кто все это время помогал мне, уважал меня, поддерживал, с тем, кто относился ко мне с пренебрежением, ни во что не ставил, смеялся надо мной. Я пала так низко, ниже некуда. Изменила. Предала дорогого мне человека.

Почему я не вспомнила о Вите этим вечером? Когда перебирала в голове причины, почему то, что я делаю ‒ ошибка, почему я не подумала о той, самой важной причине, почему не должна была позволять Макару делать это с собой?

«Мне с тобой так повезло, что даже не верится иногда! Ты такая красивая и милая, и яркая, и умная…»

Мое сердце пронзило болью, чувством вины настолько чудовищным, что какое-то время я и вздоха не могла сделать. Мне захотелось умереть. И я чувствовала, как умираю изнутри.

Знала я девушек, которые изменяли своим парням и без стыда мне об этом рассказывали. Такой была моя вторая подруга, Ника. Не то чтобы я сильно осуждала ее за это, хоть и понимала, что сама не могу доверять ей до конца после таких признаний. Изменяет, значит, может предать. Предает, значит, на нее нельзя положиться.

Не осуждала, но знала точно ‒ я не такая, я не предаю, не бросаю друзей в беде, не совершаю низких поступков. Знала, что жить не смогу с таким грузом на совести.

Что же я наделала?..

Взглянув еще раз на Макара, я осторожно и неслышно выбралась из постели. Мне захотелось как можно скорее оказаться дома, как будто от перемены места все произошедшее могло стать неправдой. Похватав свои вещи, раскиданные по комнате тут и там, я вышла в вестибюль пентхауса и беззвучно прикрыла за собой дверь.