Любопытно.

— Не кипятись. Я рад, что ты здесь.

— Ты очень бурно это показываешь.

— Слушай, я чуть не умер, я имею право злиться.

— Не имеешь, особенно, если ты хотел умереть, — выдернула она руку из моей и села на свое место.

— Что ты хочешь знать? — перевел я тему.

— Обещай, что скажешь все без утайки.

— Это манипуляция.

— Да, но если ты хочешь знать правду, то придется на нее повестись. Обещаешь?

— Допустим.

— Яр!

— Обещаю, — а что еще остается. Эта девочка всегда добивается своего.

— До пожара в доме ты относился ко мне иначе, — так, начинается. — Ты намекал, что я твоя. Ты делал все, чтобы я это поняла и осознала. Ты не хотел, чтобы ко мне вообще кто-то прикасался. Но потом все изменилось.

— Мира…

— Ты обещал! Все изменилось. Ты делаешь все, чтобы не прикоснуться ко мне лишний раз. Ты делаешь все, чтобы держаться от меня подальше. Более того, ты спокойно отдал меня другу.

— Я никого не отдавал, ты сама…

— Но ты позволил!

— А какой у меня выбор! В нем я по крайней мере уверен!

— Но что изменилось? Почему ты готов был отдать меня другому, тогда как раньше готов был убить любого, кто ко мне прикоснется.

Вот и все. Назад пути нет. Она хотела правды, она ее получит.

— Потому что лучше сдохнуть от ревности самому, чем видеть, как умираешь ты.

Она облизывает губы, хмурится, выпрямляя спину. Часто дышит, от чего ее рубашка натягивается на груди. И как с ней рядом вообще можно находиться спокойно.

— Объяснишь? Потому что я не понимаю.

— Когда меня ударили по голове, я впал в кому.

— Я помню.

— Я не знал, что сплю. Мои больные фантазии сформировали свою реальность, в которой я жил все то время.

Мира сглотнула и кивнула.

— И что ты видел?

— Тот сейф. Помнишь?

— Твоя навязчивая идея.

— Да, в той реальности я нашел то, что искал. Документ, в котором говорится, что мы с тобой неродные.

— А на самом деле сейф был пустой.

— Да. Но в моем сне я был бесконечно рад, что нам больше не придется беспокоиться о крови, о родстве. Мы могли быть вместе, несмотря ни на что. И меньше всего меня в тот момент волновал твой возраст. Я показал тебе документ, я все сказал, но тебя это испугало. Ты не была готова, а мне не терпелось сделать тебя своей. Но Элиас ревновал тебя, пытался изнасиловать, а ты случайно его убила.

— Боже!

— Да, хоть роман пиши. Мы сбежали, потому что я взял вину на себя. И все бы ничего, мы бы протянули, денег нам бы точно хватило, но сдержанным я не был. И как только мы заселись в отеле, я взял тебя силой.

— Да, всегда был страх, что ты на это пойдешь.

— Ты устроила истерику, выбежала на улицу почти голая и попала под машину.

— Ярослав, Господи, почему ты столько времени держал это в себе.

— Проснувшись и увидев тебя живой, счастливой, я понял, что больше никогда не смогу подвергнуть тебя опасности.

Она облизнула губы, прикрыла глаза, из которых градом катились слезы, и вдруг аккуратно легла рядом. Я автоматически подвинулся, я так делал много раз. Но это было давно, и сейчас это кажется дикостью.

— Что?

Она вдруг поднимает лицо и тянется к губам. А я никогда не мог устоять перед таким соблазном. Вобрал в себя пухлые губы, лаская их языком, отсчитывая бешенный ритм сердца.

— Наверное, теперь, чтобы ты взял меня, придется тебя связать.

— Не шути так, Мира. Мой рассказ ничего не меняет.

— Ничего, ты прав. Зато рассказ отца изменил все.

— Что за рассказ.

— Когда тебе понадобилась пересадка почки, он не подошел.

— Почему? — сердце замирает, а ее кожа больше не кажется волшебной. Наоборот, живой, настоящей, которую хочется сжать и пробовать на вкус снова и снова. Не может быть.

— Потому что он тебе не отец, а это значит…

Я даже ждать не смог, подмял ее под себя, несмотря на боль в боку, и стал целовать настойчивее, грубее и то, как она мне отвечала, только сильнее кружило голову. Не было страха, а информацию, которую я ждал столько времени, я принял спокойно, я поверил ей не глядя. И пусть это новый бред, сон, кома, главное сейчас моя девочка со мной, безоглядно отдается слиянию губ и языков, совершенно не стеснятся того, что я коленом раздвигаю ей ноги.

— Так! — врывается в нашу идиллию голос, и я выругиваюсь. Мог ведь суть позже зайти. — Что здесь происходит. Пациент Распутин.

Я отстраняюсь, Мира вся краснущая спрыгивает с кушетки и пробегает мимо отца, который совершенно бесстрастный стоит за врачом.

Тот проверяет мои показатели, что-то причитая о развратной молодежи.

— Вы поберегите себя. Пересадка почки — это не растяжение.

— Я понял.

Врач ушел, а отец прошелся по палате, потом повернулся ко мне.

— Оправдываться я не буду. Так было лучше для всех. У Миры должен был быть выбор.

— А Нине ты дал выбор?

— Нет, — усмехается он. — Не дал. Но в отношении Миры скорее всегда решала она.

— Полагаю, с Платоном так не будет?

— Нет. Как ты? Принести что-нибудь?

— Мира, — пожал я плечами. — Сейчас я хочу только ее. Ну, в том смысле, что быть с ней.

— Я понял. Думаю, Нине это не понравится, но вряд ли это вас сейчас будет волновать. Можно сказать, что она сделала все, чтобы уберечь от тебя дочь. Ты всегда ее пугал.

— Главное, что я не пугаю Миру, а на остальных мне плевать.

— Останетесь в Москве? У тебя учеба.

— Пока не думал об этом. Но если ей предложили место в Германии, думаю, надо ехать.

— Готов дать ей шанс стать чемпионкой?

— Нельзя обрезать крылья той, кого любишь, потому что потом она будет пытаться сделать несчастными всех, кого любит.

— Не учи меня.

— Даже не пытаюсь, — я протянул руку. — Несмотря на желание врезать, я благодарен, что ты не убил меня тогда.

Отец пожал руку, оглянулся и, увидев Миру, пошел к ней. Удивительно, но обнял ее и что-то прошептал на ухо.

— Что он сказал?

— Чтобы решила вопрос с мужем, — она сглотнула, а я вздохнул. Точно. Замуж-то выйти она успела.

— Я поговорю с Ником. Он не идиот, все понимает.

— Да, ты прав и знаешь… Он сказал, что ты посадишь меня в клетку, и я этого действительно боялась, а ты…

— Еду с тобой в Германию?

— Да! Почему? Я уже готова была отказаться от всего ради тебя, потому что желание быть рядом неравноценно желанию блистать на Олимпийских.

Я приманил ее пальцем и заставил лечь рядом, хоть она и сопротивлялась.

— В этой жизни я привязан только к тебе. И я буду рядом, чего бы ты не захотела. И буду стоять рядом, когда тебя назовут Олимпийской чемпионкой.

— Думаешь, у меня есть шанс?

— Да, и для этого тебе не нужны никакие партнеры.

— Сказал тот, кто устранил всех.

— Просто я всегда верил, что ты сама способна на успех, а твои партнёры лишь костыли, от которых давно нужно было избавиться, — целую ее в губы и крепко прижимаю к себе, бросая взгляд на дверь. Не будь мы в клинике, я бы взял ее, и плевать на боль в боку.

— Яр, я люблю тебя.

— Ох, и я люблю тебя, жить не смогу без тебя.

— И не надо без меня. Только со мной.

Николас

Время подходит к вылету. Посадку уже объявили, а я все еще жду Миру. Глупо было в нее влюбляться. Нужно было оставить формат дружеских отношений с ноткой флирта. Но одобрение Яра меня смутило. Я всегда хотел равняться на его непоколебимость, стойкость, принципиальность. И сам попал в ловушку, влюбился в ту, о ком он грезил многие годы. И если у него никогда бы с ней ничего не вышло, то у меня был шанс. Разве я мог его упустить? Разве мог не попытаться? И что теперь? Ну поженились мы, а первой брачной ночи так и не было. Более того, без этой ночи наш брак не более чем фарс, чтобы заставить Яра действовать. И к чему это привело?