Они поселились в нашем доме, заняли две гостевые спальни, стали частью нашей жизни и каждый день меня раздражали. Элиас тем, как начал смотреть на формировавшуюся Миру. Да, я тоже замечал все нужные бугорки и холмики, но никогда не придавал этому значения. Для меня Мира была бы желанной в любом обличии. Можно даже сказать, ее красота мешала. Отвлекала ее от меня. Привлекала слишком много внимания. Каждый раз, когда она смеялась или случайно обливалась, Элиас рассматривал капли, текущие по коже, грудь, видневшуюся под влажной тканью. А может быть, я просто сходил с ума и не понимал, что лишь я замечаю подобные мелочи, а Элиас только смотрит на внешнюю оболочку.

— Я почему-то был уверен, что вы с Оливией нашли общий язык, — вдруг заговорил отец, когда мы месяц спустя принимали на заводе новое оборудование. На самом деле здесь, сейчас и всегда я видел, что можно сделать с этим комбинатом, как можно вывести его не просто на уровень страны, а на уровень мира. В том числе речь шла о переплавке металла, а значит, избавления от части мусора. Меньше всего я любил свалки. Но отцу не нужны были изменения. Он и на это оборудование согласился спустя три года, после того как я предложил.

— С Оливией? — странно было это слышать, учитывая, что только что мы обсуждали паровую обработку металла. — А ты уже стал рассматривать ее как будущую невестку?

— Нет, меня не особо волнует, на ком ты женишься и женишься ли вообще, — верно. Его волновало только, чтобы я все знал о заводе и следовал традициям. — Просто заметил, как она на тебя смотрит. А ты даже внимания не обращаешь. Тебе шестнадцать, и я не уверен, что стоит говорить о том, что происходит между мальчиком и девочкой.

Мне хотелось рассмеяться. Впервые рядом с отцом. Я был уверен, что на подобный разговор его надоумила Нина. Ведь она же и с Мирой разговаривала. Она пересказывала мне этот диалог, и мы неплохо так поржали, обсуждая пестики и тычинки.

— Ты правильно заметил, мне шестнадцать. Так что я все сам знаю.

Мне даже показалось, что отец вздохнул.

— Ну и отлично. Это правильно, что ты сам все узнал.

И тут мне в голову пришла идея, пока отец находится в относительно спокойном состоянии.

— Отец, а когда вы с Ниной познакомились?

— На весеннем празднике в девяносто втором.

В следующий момент он опомнился, потому что я поднял брови.

— А разве Нине не было шестнадцать в том году?

— Именно так.

— А тебе…

— Ты чего хочешь добиться? Подробностей ты все равно не узнаешь…

Да мне было и не нужно. А вот дата, так тщательно охраняемая сознанием отца, весьма кстати.

— Я и не хотел. Просто было интересно.

В этот же вечер я планировал устроить нападение на сейф в родительской спальне. Во время ужина, когда отец в очередной раз расписывал преимущества своего комбината Элиасу, словно тому могло быть интересно, я отпросился в туалет и помчался на второй этаж. Но стоило дойти до комнаты, как сзади послышались шаги, и я обернулся.

— Оливия. Я вроде объяснил по-немецки. Могу и по-русски, если хочешь. Свалила от меня на хрен.

— Ты меня использовал! Удовлетворился, а я осталась ни с чем.

— Ты для этого увязалась с Элиасом? Рассказать, как тебе плохо живется?

— Ты везде меня заблокировал. Бросил, как последнюю девку!

— Ты придала большое значение тому случаю. Тем более я не принуждал, лишь поинтересовался, хочешь ли ты попробовать это.

— Это, это. Весь такой приличный мальчик, аж тошнит. А я знаю, почему тебя не интересую. Думаешь, не видела, как ты пялишься на свою сестренку? Элиас тоже как будто помешался на ней. Ведь она такая красивая, такая старательная, такая талантливая. Не то что я, да?

— Не стоит себя с ней сравнивать. Вы разные.

— А что, если Элиас сделает с ней то же, что сделал со мной ты?

Если до этого момента сдерживаться и просто не вломить ей было довольно легко, то одна фраза все изменила. Я сделал шаг к ней, толкнул к стене и сжал рукой горло. Тонкое. Одно движение, и так легко его сломать. Одно движение — и она сдохнет.

— Знаешь, почему этого не будет.

— Потому что ты сам хочешь это с ней сделать?

Я толкнул ее снова, отчего Оливия затылком ударилась о панель на стене.

— Нет. Потому что Мира не такая, как ты! Она никогда на это не согласится только из любопытства. Никогда не станет вставать на колени только потому, что кто-то об этом попросил. Она не курва, ясно?

— Ох, как мы ее защищаем… Как любим. Верим в лучшее, да? Только ты забываешь, что она влюблена в Элиаса, и стоит ему только попросить…

Я сжал горло сильнее, готовый в любой момент его сдавить до конца, лишить ее воздуха. Жизни. Лишь бы заткнуть и не слышать озвученные сладким голосом самые отвратительные потаенные страхи.

В следующий момент она вдруг оскалилась и поцеловала меня, пытаясь толкнуть язык в рот.

— О, ну вы, конечно, нашли место, — услышал я голос отца и в момент отпрянул.

Ловко это было, ничего не скажешь. А еще теперь отцу не докажешь, что между нами ничего нет, и мне плевать на нее.

Можно, конечно, но для этого нужно упомянуть суть разговора. А пока еще рано. Очень рано.

Но больше всего меня выбесило не то, что нас застукал отец, а светлые волосы, мелькнувшие за углом, и топот маленьких каблучков балеток.

Вряд ли сейчас кто-то бы его расслышал, но я понял, что за отцом сюда поднялась и Мира.

— Раз такая пьянка… — начал я отцу, который при всей своей сдержанности выглядел очень довольным. Еще бы знать, почему. — Ты не оставишь нас? Мы закончим…

Можно ее выгнать и продолжить то, что начал. С Мирой разберусь позже.

— Прости, сын, но пойдите лучше прогуляйтесь, не стоит заниматься этим прямо в коридоре, тем более рядом с родительской спальней.

— Борис Александрович. Вы такой мудрый, — улыбнулась дрянь, и я повел ее вниз, мимо стола, за которым все сидели, прямо на улицу. Там и оставил с открытым от возмущения ртом. — Как ты со мной обращаешься?! Ты хоть понимаешь, что теперь нас будут считать парой?

— Можешь всем сказать, что бросила меня. Или я тебя. Придумай сама. Я в этом не участвую.

Но все обернулось не так, как мне бы хотелось. В тот вечер я так и не нашел Миру. А ночью ее дверь оказалась закрыта. Окна тоже. Я бы мог разбить их. Дверь взломать или вообще выбить. Но это создало бы шум, который мне не нужен.

Странно, я должен был злиться на всех, что теперь они будут подсовывать мне Оливию при каждом удобном случае. Но это дало возможность понять, как легко можно вывести на эмоции одну маленькую девочку. Один поцелуй, а она уже разговаривать не хочет и скорее всего накрутила себя до такой степени, что уверена, что мы с Оливией поженимся, и я брошу её.

Наивная.

Теперь Мира избегала меня, смотрела волком, все чаще улыбалась Элиасу, не понимая, что почти доводит меня до стадии бешенства. До той границы, когда убийство не кажется мне слишком жестокой мерой. Особенно, когда неделю спустя после ужина, когда Оливия в очередной раз на мне висла, поцеловала Элиаса в щеку.

Будь она посмелее, она бы и в губы поцеловала, что говорит о том, что обида ее ни на каплю не уменьшилась. Наоборот, только усиливалась.

— Мира, у тебя мой плеер, — оказался я возле нее раньше, чем она успела подняться по лестнице на второй этаж. Я бы и дальше наслаждался ее ревностью, но дарить губы другим не стоит, как бы она не была обижена.

— Нет у меня никакого…

— В тумбочке, ты просто забыла… — взял ее под локоть и буквально потащил в ее комнату. Элиас и Оливия ни с чем. И вообще, пора их выживать из дома. Начали напрягать.

— Да отпусти же. Мне больно, — заныла она, пытаясь вырваться, но я вместо разговора повел ее в ванную и включил воду. — Ярослав! Ты что…

Я просто намылил ее рот и тут же смыл водой, кинув в нее полотенце.

— Сволочь! За что!?