И боже меня упаси снова становиться между Поттером и смертью. Его точно кто-нибудь спасет, но мое участие может навредить моей шпионской деятельности: если я не смогу получать сведения о планах Лорда из первых рук, то война, скорее всего, будет проиграна.

Но, с другой стороны, я не могу стоять в стороне. Я пал до такой степени, что хочу помочь ему подняться с пола на уроках окклюменции. Мне претит понимание того, что он смертен и уязвим. Меня выводит из себя его крестный, к которому мальчишка бежит за помощью и на которого смотрит преданным щенячьим взглядом. Чертов Блэк не сделал ничего, чтобы заслужить хоть каплю той безграничной преданности, того невероятного по силе уважения, которые Поттер демонстрирует при каждом удобном случае. Он пойдет за ним на край света, стоит только этой дворняжке вильнуть своим плешивым хвостом. Я его спасал не для того, чтобы он угробил свою жизнь на слепое почитание идиотов.

Я перевел дыхание, убивая на корню желание подойти к Поттеру и вбить эту мысль ему в голову. Как показывает опыт, он отрицает любое знание, полученное извне, которое не подходит под его идеологию. Жаль, что под нее подходит только бесполезные навыки полета на метле и зубоскальства с преподавателями. Ладно, полеты оказались не такими уж и бесполезными. Что, впрочем, не меняет сути.

Он никогда не видел во мне профессора, Поттер воевал…пыжился воевать со мной на равных, но я должен был признать, что я тоже никогда не видел в нем простого студента. Слишком сильно он напоминал о моих школьных годах, олицетворяя собой одновременно и любовь, и ненависть всей моей жизни. Мне было сложно. Мне сложно до сих пор.

— Профессор, пергамент закончился, — раздалось с задней парты. Я посмотрел на него и встретился взглядом с зелеными, как смертельное заклятье, глазами.

Холод пронесся по позвоночнику, я замер не в силах пошевелиться.

Мне было хорошо находиться с ним в одном кабинете, я не хотел его отпускать.

— Идите, Поттер, — вопреки всему прохрипел я.

Шестой курс

Я с нежностью и горечью вспоминал те дни, когда мне хотелось убить Поттера или добиться его исключения. О, да даже те, когда мне просто его не хотелось. Это неуемное желание, собственническое чувство по отношению к студенту, неуместные эмоции, рождающиеся при виде его возлюбленной, сводили меня с ума. Мне отчаянно хотелось уничтожить свое, как оказалось, вовсе не ледяное сердце.

Мальчишка нарывался на отработки всеми своими силами: он игнорировал школьные правила активнее, чем в прошлые годы, бродил ночами по коридорам замка, следил за Малфоем, разнюхивал тайны с азартом охотничьей собаки. Почему именно сейчас, когда мне сложнее, чем когда-либо, было выносить его присутствие, его идиотизм разыгрался с новой силой? Мой разум был занят проблемами куда серьезнее, чем глупые чувства, что мешало в должной степени их контролировать. Мне было некогда заниматься собой, я просто игнорировал любые порывы и старательно отводил от него взгляды и назначал отработки за провинности. В основном, конечно, с Филчем, но сегодня он должен был провести вечер со мной. Я не хотел признавать того, что я ждал минут, проведенных наедине. Взамен, я пообещал себе, что это будет последняя отработка со мной.

В дверь раздался стук.

Я выпрямился на кресле и глубоко вздохнул. Мне нужно было собраться.

— Войдите, Поттер, — холодно ответил я, вперившись нечитаемым взглядом в точку, где скоро должна была появиться лохматая голова.

Юноша, на удивление, легко открыв дверь, твердым шагом вошел в кабинет. Мне было жаль, что тот страх и трепет, которые он демонстрировал на своей первой отработке, канули в Лету. Чудные были времена: предсказуемый Квиррел, почти послушный Поттер, детские опасности, приятная ненависть.

— Добрый вечер, — процедил он, в его глазах плескалось презрение.

Наглый, нахальный мальчишка, и чем старше, тем наглее и нахальнее. Впрочем, стоит заметить, что с Джиневрой Уизли он становился податливее теплого пластилина с нацепленными сверху очками.

Я хмыкнул и откинулся на спинку кресла.

— Признаюсь, удивлен, что вечер в компании слизняков вы считаете добрым. Впрочем, готов продлить вам удовольствие на неопределенный срок.

— Ни один вечер, проведенный в вашей компании, сэ-эр, — язвительно протянул он, — не будет для меня ни добрым, ни приятным.

— Тогда выказывайте необходимое уважение к своему преподавателю, если не хотите испортить нам еще несколько вечеров, — отрезал я, отчетливо ощущая, как скручивается тугая пружина внутри меня от его слов.

Поттер заскрежетал зубами.

— А если преподаватель не заслуживает уважения, что тогда?

Я приподнял обе брови. Мальчишка потерял последние крохи разума? Что с ним сегодня происходит?

— Тогда, Поттер, мне придется вам его внушить.

— Снимете несколько сотен баллов? Да кого они волнуют, когда за стенами замка умирают невинные люди? Что вы можете сделать такого, чего уже не сделали? — Поттер сорвался на крик, гневно сжав кулаки. Зеленые глаза пылали ненавистью с силой, неведомой мне ранее.

Мерлин, он же не про Лили?

Я встал и угрожающе наклонился вперед, оперевшись ладонями о дубовый стол.

— Поверьте мне, Поттер, вы не видели и сотой части того, на что я способен.

— Могу представить, — презрительно выплюнул он, скривившись от отвращения.

Грудь изнутри резали осколки обманутых ожиданий. Как же, черт возьми, это больно. Мне захотелось окатить его фонтаном ледяной воды и смотреть, как он, растерянный и униженный, отфыркивается и дрожит.

Внезапно, перед глазами появилось видение его открытой, столь редкой в последние дни, улыбки. Я плотнее прижал ладони к столу, боясь, что он заметит их дрожь. Как мне раньше удавалось его ненавидеть? Как я мог не замечать всепоглощающего чувства, заставляющего трястись над его самыми незначительными повреждениями, как курице-наседке? Как я мог принимать желание притянуть его к себе за желание удушить? Каким идиотом надо было быть, чтобы допустить все это? Я упустил миллион намеков на мое печальное будущее, я занимался лишь наблюдением за Поттером, вместо того, чтобы предотвратить подобное развитие событий.

Я искривил губы в насмешливой улыбке.

— В самом деле?

Мальчишка открыл рот, чтобы выпалить очередную глупую тираду, но вдруг просто выдохнул и замолчал. Я удивленно ждал, что последует дальше. Наконец он оттаял.

— Что мне делать, сэр? — отстраненно-вежливым тоном произнес он, смотря куда-то над моим плечом.

— Слизни и разделочная доска на парте. Можете приступать, — проглотив колкий комментарий, спокойно ответил я.

Я понимал, что сейчас сознательно не стал продолжать наш странный спор, боясь услышать нечто более нелицеприятное, чем уже озвученное, при том, что знал: вскоре Поттер будет меня ненавидеть в сто крат сильнее и ни в коем разе не пренебрежет возможностью убить. Как иронично: то, что сейчас меня ранит, в следующем году будет казаться невозможным и, боюсь, желанным.

Поттер никогда не сможет простить мне… то, о чем умоляет Альбус. Но, пожалуй, я не буду возражать против любых его чувств, если он выживет.

Я потер глаза, чувствуя, как все внутренности сжимаются от плохого предчувствия.

Директор просил меня сегодня прийти к нему для личного разговора, и, основываясь на опыте наших приватных бесед в этом году, я не ожидал ничего хорошего. Надежда — глупое чувство, но я все же надеялся, что очередные плохие новости не будут касаться Поттера.

Я почти смирился со смертью Альбуса, приму свою как должное, когда погибнет Лорд, уверен, я не сдержу истеричного хохота, стоя над тем, что от него останется, но после Лили я не был готов принять… Я вырву жизнь Поттера из алчных лап старушки чего бы мне это ни стоило.

С другой стороны, цена одной жизни незначительна по сравнению с концом войны и будущим целого народа. И Альбус понимает это, жертвуя малым во благо большего. Он жертвует собой, мной, десятком верных ему людей, пытаясь приблизить то время, когда жертвы больше не будут необходимы. Не в таких количествах точно.