Крылья, черт возьми.

— Поттер, ну где вы там? — Снейп обернулся и посмотрел на меня. Я замер на месте, завороженный плавным взмахом его волос, резкой точностью движений, идеальной формой приподнятой брови. И как под гипнозом пошел вперед, влекомый его взглядом.

— Что-то с вами сегодня не так, Поттер, — произнес он, пытливо вглядываясь в мое лицо. — Не поделитесь?

— Все хорошо, профессор. Я просто рад вас видеть, — это ведь была правда, чистая, искренняя, но такая неполная.

Я влюблен! Мерлин, как же я влюблен! И как я раньше умудрялся этого не замечать?

Снейп только хмыкнул и продолжил идти, будто знал куда, а я и не спрашивал, шагал следом и только на одном повороте неловко дернул его за рукав пальто.

— Нам сюда, профессор, — выпалил я, заглаживая очередную за сегодня неловкую паузу. Но разве я мог быть спокойным и уравновешенным, когда был пленен близостью его теплой кожи. Я почти коснулся его кисти и теперь ужасно сожалел, что лишь «почти».

— Мистер Поттер, — выдохнул Снейп, и я нерешительно поднял на него взгляд. Темные глаза впивались в мои так, словно хотели заглянуть прямо в душу, и я снова, в который раз был пойман в их ловушку.

— Мы уже близко, — почти прошептал я и вдруг заметил, что все еще держу его за рукав пальто. Я резко отдернул руку, удивившись, что Снейп не сделал этого раньше, и торопливо пошагал вперед. Было бы совершенно некстати, если бы он заметил мои странные, неловкие, ненужные ему чувства.

Как мы дошли до моего дома, я уже и не помню. Я чувствовал его присутствие рядом и сходил с ума от волнения, удовольствия, страха. И когда он оказался на моей маленькой кухне за столиком, стоящим боком вплотную к стене, с кружкой чая в руках, я уже был просто переполнен, только и мог, что сидеть напротив и мечтать, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда.

Снейп был таким уютным, таким нужным, правильным здесь, я наслаждался тем, как вытягивалась, открываясь, его шея, когда он заинтересованно склонял голову набок, как он машинально, совершенно рефлекторным движением заправлял мешающую прядь за ухо, как чуть вытягивались его губы, когда он дул на чай, боясь обжечься.

Я думал, как удивительно открывается человек, когда ты в него влюблен. Ведь стоит только это осознать, как ты вдруг открываешь целый новый мир, неизученный, переполненный, и ты впитываешь в себя, коллекционируешь незначительные факты, как ценнейшее сокровище.

Снейп ушел через час. Даже не ушел — сбежал, хмурясь, сложив руки за спиной и торопливо отступая от меня. А я только и смог, что пробормотать смущенно:

— Профессор, уже поздно, вы можете остаться у меня. Я вам постелю в спальне?

Крылья носа Снейпа затрепетали, когда он глубоко вдохнул, но промолчал, замотав головой. И только спустя паузу смог заговорить:

— Мне пора, Поттер, я… — тут у него неожиданно закончились слова, он прикрыл глаза и отвернулся, скрываясь за ширмой волос, но на мгновение мне показалось, что его лицо исказила мука, почти как тогда, в парке, и мое сердце сжалось в ответ. — Я должен идти, — наконец произнес он, не глядя на меня и сбежал, просто сбежал, схватив с вешалки свое пальто и совсем позабыв подаренный мной шарф.

А я остался стоять на месте, закрыл глаза и тихо пережидал дрожь, охватившую тело. И удивительно ею наслаждался.

После этого вечера встречи наши ежевечерние снова возобновились. И дни потекли сплошной чередой. Я уже и не помню, как учился, писал контрольные, встречался с друзьями. Помню только, как ждал вечера. Как лихорадочный, проверял время, готовый бежать на улицу в поисках Снейпа, и думал, каждый раз думал, что неплохо было б обговорить с ним место встречи, но стоило только его увидеть, как я наполнялся кипучим волнением и с трудом выговаривал первые слова, завороженно глядя на него. А потом словно прорывалась плотина, и я делился с ним всем, мне хотелось узнать его мнение буквально по каждому поводу и высказать свое. Я все еще обожал с ним спорить.

А по ночам после возвращения в свою квартиру я словно лунатик бродил по комнатам, летая в облаках, потом обнаруживал себя оперевшимся на косяк двери в кухню, с умильной улыбкой пялящимся на стул, где совсем недавно сидел Снейп. Я представлял, что было б, пригласи я снова его к себе. Придет? Снова просто выпьет чай и как можно скорее отправится к себе? Или же примет мое гостеприимное предложение остаться на ночь, и я буду почти до утра крутиться на неудобном диване, борясь с желанием посмотреть на спящего Снейпа, а потом сдамся, прокрадусь к двери, приоткрою ее, и тут он объявится позади меня и грозно-грозно, как в школе, спросит, что я намеревался сделать. Конечно же, я покраснею до корней волос и промямлю, что думал, не пора ли готовить завтрак, мол, хотел проверить, спит ли мой гость. И тут Снейп изогнет свою бровь и вкрадчиво скажет:

— В четыре утра, мистер Поттер?

Я зажмурюсь от страха и волнения, а он положит мне на плечо свою теплую-теплую ладонь, прошепчет:

— Пойдем спать, Гарри, — и уведет меня в спальню…

И тут мои мысли всегда обрывались, потому как я не представлял его с собой. Себя с ним — запросто, а вот он… Как Снейп, профессор, мужчина, посмотрит на меня так? Это ведь противоречит правилам, устоям. Он же был моим учителем столько лет, разве я смог бы сломать этот барьер в его голове, разве возможно, чтобы он пошел против своих убеждений?

Тогда я отрывался от косяка и плелся в свою спальню, сворачивался клубочком посреди огромной постели и думал, что я никогда не был так одинок.

И если каждая новая встреча поднимала меня на вершины счастья, то следующая за ней ночь — сжимала в тисках тоски, и я загибался, не уверенный, что это — то, чего я хочу на самом деле.

Герои, они ведь… максималисты. Победа или смерть. Любовь или одиночество. А не вот эта вот загадочная недодружба на туманных улочках Лондона.

И нет ничего удивительного в том, что посреди декабря я просто остался вечером дома. Сидел на скрипучем кресле, держал в руках книгу, смотрел в окно и чувствовал почти мазохистское удовольствие от боли, с которой сжималось сердце при мысли, что Снейп сейчас там совсем один. И может, у него больше, кроме меня, никого нет, и эти встречи нужны ему, пусть и не так, как мне, но нужны. Я нужен.

А я сидел с непонятной книгой в руках и смотрел в окно.

Воображал, как Снейп врывается ко мне домой, останавливается на пороге комнаты, вздыхает так сильно, с облегчением, и взрывается ужасно ехидной тирадой о моем поведении, а потом садится на корточки подле меня, берет мои холодные руки в свои, тихо хмыкает — так, как умеет только он, — а потом наклоняется и жарко дышит, согревая. И все мои печали в этот миг будут казаться мне такими детскими, такими надуманными.

Я воображал картину за картиной и не верил ни одной.

Где Снейп — и где я?

«Мальчишка!» — шипел он все мое детство, и разве что-то изменилось оттого, что он вот уже два месяца проводит каждый вечер со мной?

А в окно на меня смотрела желтоокая луна, и тоска все прочнее обосновывалась в сердце.

Я не выходил по вечерам из дома больше недели, упиваясь своим глупым одиночеством, пока, наконец, как-то за обедом после сдачи экзамена Гермиона не обронила, глядя куда-то сквозь окно на дождливую улицу Косого переулка:

— Знаешь, Гарри, в любви нет слова «я».

Мы тогда с Роном переглянулись недоуменно, а через секунду я подумал, что она права. И Снейп встал перед глазами, как живой. Я лелеял свои страхи, эгоистично убаюкивал себя глупыми мыслями, наслаждался тем, что мое отсутствие может хоть чуть-чуть сделать ему больно, пока он маялся неизвестностью.

Какой же я был гад! Совсем как Снейп, но разве…

К черту!

Я будто все это время ждал этого толчка.

Я тогда вскочил из-за стола, сделал шаг в сторону выхода, но потом порывисто обернулся и обнял понятливо заулыбавшуюся Гермиону — и откуда она только все знает? — и побежал, полетел вперед так, словно за спиной вновь раскрылись те самые невидимые крылья, что дарил мне Снейп.