Все могло быть и хуже, — вот, что Гарри говорил себе. Он повторял это всякий раз, стоило только одному из интернов снова напортачить; повторял, когда Джинни забиралась в кровать и укладывалась рядом с ним; повторял, когда ему почти удавалось заглянуть Малфою в глаза, прежде чем тот успевал отвести взгляд.
Все могло быть и хуже. Гарри знал это. Но в то же время чувствовал, что могло быть и гораздо лучше.
Впервые после того инцидента ему удалось поговорить с Малфоем наедине только на дне рождении Лили. Ей исполнилось три. Скорпиус был приглашён на праздник, потому что он был другом Джеймса и Альбуса, и теперь, судя по всему, эта дружба распространялась и на их младшую сестру. Гарри, наблюдая, как они кругами носились по гостиной вместе с Розой и Хьюго, задавался вопросом: каким, черт возьми, образом судьба свела их всех вместе.
Тедди тоже был здесь, но в свои четырнадцать был убеждён, что уже «слишком стар» для глупых детских праздников, поэтому практически всю вечеринку он пытался подобраться поближе к Виктуар, чтобы незаметно подбросить ей в платье шоколадную лягушку. Что ж, уж он-то точно попал на подходящий ему факультет.
Вдвоём они оказались по чистой случайности — все остальные взрослые ушли в дом за напитками — и пока мальчишки гонялись по саду за раздражаром Альбуса, Гарри с Малфоем стояли неловко у задней двери. Зверёк обзывался и кричал, на какое-то мгновение скрывался в корне дерева, чтобы через пару секунд вновь вынырнуть на поверхность, дразня детей. Альбус безуспешно пытался поймать его, в то время как Джеймс и Скорпиус, опустив головы и перешептываясь, стояли позади, разрабатывая план.
Гарри чувствовал себя тревожно в гнетущей тишине, поэтому поинтересовался:
— Ну как, ты уже отрёкся от него?
— Астория ничего не хочет слышать об этом. Она считает, что твои отпрыски хорошо на него влияют.
Мальчики замолчали; Гарри заметил, что они поставили Альбуса у самого дерева, дав ему задание отслеживать местоположение зверька, а сами присели на корточки в ожидании, когда раздражар вылезет наружу, чтобы их подразнить.
— Джеймс — да, возможно, — сказал Гарри и сам удивился, осознав, что и в самом деле так считает. Он любил своих детей, но ожидал, что Джеймс будет… ну, больше похож на своего отца, как был похож Альбус — будет вечно влипать в неприятности и доставлять проблемы. Но вышло так, что Джеймс унаследовал от Джинни достаточно здравого смысла, чтобы держать себя под контролем, а вот за Альбусом, напротив, нужен был глаз да глаз. — Но они с Альбусом идут в комплекте.
— Не знаю, мне нравится твой младшенький. Он гораздо более приятный, чем был ты в его возрасте.
— Мы с тобой познакомились, когда мне было одиннадцать.
— Ну, когда тебе было одиннадцать, ты вёл себя так, как будто тебе пять.
— Только по отношению к тебе, — вернул ему Гарри любезность. — Что я могу сказать, Малфой — ты всегда пробуждал во мне все самое плохое.
Малфой повернулся к нему, и только тогда до Гарри дошёл весь смысл сказанных слов и как, должно быть, эта фраза прозвучала вслух. Но добавить ничего не успел, потому что губы Малфоя уже сложились в презрительную усмешку:
— Да, полагаю, что так и есть.
Он ушёл, оставив Гарри стоять в одиночестве и тишине, если не считать доносившихся из-под дерева приглушённых криков раздражара и визгов трёх мальчишек, пытавшихся его поймать. Хотелось догнать его и объяснить, что он совершенно не то имел в виду, что это была всего лишь шутка, но Малфой уже был внутри вместе с женой, и Джинни, и Роном, и Гермионой… и вместе со всеми остальными людьми, которые не были — не могли быть — в курсе того, что произошло между ними.
Это бесило, потому что впервые после того случая (инцидента — вот как Гарри называл это у себя в голове) Малфой завёл с ним разговор на обычные, повседневные темы. Конечно же, они смогут увидеться снова, и даже снова смогут заговорить друг с другом, но Малфой вновь вёл себя как прежде, избегая каждой предпринимаемой Гарри попытки обменяться с ним хотя бы парой слов. Он вёл себя так, словно боялся, что Гарри набросится на него прямо там, на глазах у всех остальных, как будто ему, Гарри, были неведомы возможные последствия. Или, может быть, Малфой полагал, что ему просто было на это наплевать.
Гарри начинал подозревать, что ему действительно скоро станет наплевать, если таким образом Малфой соизволит хотя бы, черт его возьми, с ним поговорить.
По молчаливому согласию они вернулись к своему прежнему расписанию — к квиддичу по воскресеньям. Гарри продолжал ходить туда, поскольку понимал — Малфой больше не появится на Гриммо-Плейс; Малфой продолжал приходить, потому что мог избежать любых неловких столкновений, используя отличную тактику — окружив себя членами команды и не разлучаясь с ними ни на минуту. Гарри надеялся, что квиддич — и пребывание в воздухе на протяжении нескольких часов — смогут помочь, но, если такое возможно, стало только хуже. От полетов на метле внутри вскипала кровь, в голову лезли ненужные мысли, и каждый раз, касаясь земли, он был вынужден бороться с желанием просто затащить Малфоя в душевую и толкнуть его к стене.
Ему не удавалось выпустить пар и с Джинни, потому что все, о чем он думал в эти дни — это Малфой, а даже от одной мысли о том, чтобы заняться сексом с женой, в то же время думая о сексе с Малфоем, ему делалось дурно. Так что вместо этого Гарри часто встречался с Виктором и его товарищем по команде (Димитров, наконец-то он запомнил его имя), и они вместе ходили в их излюбленный бар класса люкс, где он всю ночь заглушал свою эрекцию неприлично дорогим виски.
Прошло только несколько месяцев, но пока этот способ работал. Гарри считал, что либо рано или поздно Малфой сдастся и поговорит с ним, либо Гарри потеряет терпение и заставит его поговорить с ним. Он в самом деле хотел лишь этого — просто поговорить. А секс… что ж, можно прожить и без него. Это будет отстойно, но он справится. Проблема была в том, что если Гарри и заставит Малфоя с ним поговорить, он не был уверен, что ему удастся вовремя остановиться и сказать себе «стоп».
Они разрезали торт, Лили открыла подарки, Тедди получил по лбу от Виктуар за то, что подсунул шоколадную лягушку ей под юбку, а Гарри налил себе выпить и со стаканом в руке сбежал в сад. Лучи августовского заходящего солнца грели спину и, прошествовав мимо сарая для мётел, Гарри прислонился к растущему рядом дереву, которое хорошо скрывало его от чужих взглядов. Было непросто находиться в одной комнате с Малфоем и его женой, но видеть, как тот беседует с Джинни, играет в шахматы с Роном, смеётся над выходками Тедди было выше его сил: Гарри боялся, что он просто взорвется. Как он мог вести себя как ни в чем не бывало, когда Малфой продолжал делать вид, что его, Гарри, просто не существует — у него не нашлось для него ни улыбки, ни лишнего слова.
Вскоре ему составил компанию Рон, и Гарри напрягся. О боги, он ведь даже не подумал о том, что сделает с ним Рон, если узнает.
— Привет.
— Привет.
Гарри старался не смотреть на него, устремив взгляд куда-то вдаль. Рон, прислонившись к дереву рядом с ним, засунул руки в карманы.
— Не хочешь рассказать мне, что происходит?
Гарри моргнул и перевёл на него взгляд.
— Ничего не происходит.
Что, в общем-то, было правдой.
— Ага. Как долго мы с тобой знакомы?
Он действительно задумался над ответом, с опозданием сообразив, что вопрос ему был задан риторический, и повторил:
— Ничего не происходит.
— Послушай, — Рон, задрав голову, поглядел на небо. — Ты знаешь, что я стараюсь оставаться в стороне, потому что Джинни моя младшая сестра, а ты сам всегда был мне как брат, но не забывай, что я живу с Гермионой, а значит все равно обо всем узнаю. — Он прервался, словно почувствовав себя неуютно, но сделав глубокий вдох, снова продолжил: — Дело в том, что она о тебе беспокоится. Говорит, что ты выглядишь несчастным с тех пор, как вернулся.
— Я в порядке. — Ничего не было в порядке, но причина была совершенно в другом; она не имела ничего общего с тем заданием, которое он выполнял под прикрытием.