– Да, милая, ты уже дала своё согласие, помнишь? – мать играла не по правилам. Она говорила заученно, когда я вникала впервые. – Елисей заберёт тебя, но мы всегда будем рядом. Это лето пройдёт незаметно. Зато ты поправишься.
– Кто такой Елисей? Тот, кто сбил меня?! – воздуха не хватало.
– Не совсем так. За рулём был его сын.
– И ты так просто отдаёшь меня этим преступникам?!
Мама спешно бросилась объяснять, что по закону виновных нет. Именно Вета нарушила правила, когда выбежала на дорогу. Именно я спровоцировала аварию, внезапно оказавшись рядом с ней. А недобрые люди вполне «порядочные» и готовы оплатить лечение, пусть не обязаны. Стоит принять их великодушие, а в случае выздоровления чуть ли не поклониться. Всё казалось таким простым, как дважды два, однако справедливость между её строк не приживалась.
– Э-этого не будет! – отрезала я. – Нет и ещё раз нет!
– Софа, мы уже всё решили…
– Уходите! – мой голос прорезался. Игнорируя боль, я сжала кулаки вместе с простынёй. – Пошли вон! Обе!
* * *
Спустя несколько дней эмоции подавила липкая безысходность. Нет ничего хуже, чем стать абсолютно подневольной. Вот тебе поправляют подушку и натягивают пижаму, а вот тебя везут в туалет на инвалидной коляске и безустанно повторяют, что всё обойдётся. И все, от кого ты зависим, узнают в тебе не танцовщицу, и даже не человека, они видят лишь несчастного инвалида.
Ночами я трогала ноги, уверенная, что вот-вот вытяну элегантный носок. Касалась их пальцами, с остервенеем щипала кожу до красноты, но эта боль была тупой, а ближе к ступням вовсе растворялась. Я будто трогала пустоту.
Седовласый врач пояснял, что курс усиленной терапии исправит ситуацию. Они все повторяли одно и тоже. Раз за разом, как заклинание. С таким же успехом я когда-то умоляла кукол проснуться. Эти мечты ничем не отличались от детских.
Но я до сих пор не чувствовала себя узником собственного тела, либо не хотела чувствовать. Я всячески блокировала чувство уныния, ибо медленно тонула в нём. Приучалась заново верить в сказки.
В один из следующих дней госпитализации ко мне явился Елисей – тот самый волшебник с чувством вины. Я узнала его по костюму и глубокому тембру голоса.
– Добрый день, София, – коротко кивнул он. – Не помешаю?
– Разве мой ответ вас становит? Я знаю, кто вы. Знаю, зачем вы здесь.
Мужчина явно не ждал приветственных поклонов, но моя резкость его также смутила. Выпрямившись, он поправил шёлковый галстук.
– Единственное, что ты должна знать, так это то, что я способен тебе помочь. Так и будет, обещаю. Понимаю, сейчас это звучит нелепо, но, пожалуйста, не отказывай мне. Просто доверься.
Отвернувшись, я посмотрела на бездвижные ступни, торчащие из-под покрывала, и закусила губу. Моё упрямство было бессмысленным.
– Зачем вам это? – уже мягче спросила я. – Мама ясно дала понять, что вины вашего сына нет… Так к чему благородство? Оставьте заботу для кого-то другого.
Елисей заметно занервничал, будто сгорал от желания разорвать мой отказ на куски, но тем не менее оставался сдержанным.
– В первую очередь я виню себя за то, что многое ему позволил. – По всей видимости, он говорил о сыне. – Не будь я так равнодушен, этой аварии не случилось. Во-вторых, он действительно виноват, несмотря на рамки закона. Но поверь, моё предложение – это не только желание загладить вину. Я помогу в любом случае.
* * *
День выписки наступил незаметно. Однако радость вырваться из больничных стен таяла с каждой минутой. Пока Божена возилась с моими волосами, я безустанно спрашивала её о странном мужчине в красивом пиджаке. Как выяснилось после, Елисей был и остаётся главным благотворителем детского дома, в котором мама трудилась заведующей. Того детского дома, где я и Вета прибывали с младенчества. Того жуткого места, откуда Божена нас забрала.
– Так вы знакомы? – спрашивала я, морщась от её неаккуратных движений.
– Уже долгие годы. Едва ли Елисей стал бы помогать незнакомцам.
– Значит, не такой уж он и милосердный?
– Напротив, – мама туже затянула хвост, отчего я пискнула. – Он очень щедр, в отличие от других показушников. Тебе стоит ему доверять. Ты скорее не помнишь, но именно он подарил тебе первые пуанты. Боже, как смешно ты в них скакала, – мечтательно улыбнулась она, но тут же прокашлялась. – Не переживай, милая. Ты в хороших руках… Мне нужно переодеться. Я позову к тебе Иву.
Ждать Вету не пришлось, она неукротимым ураганом ворвалась в комнату. Опустившись на колени рядом со мной, подруга сдула выбившиеся кудри с лица.
– Я потеряла ребёнка, прикинь? – бессердечно выпалила она.
Мне пришлось проглотить пуд воздуха, прежде чем сказать:
– Боже…
– Ага. Первичное обследование показало, что беременность исключена. Странно, а ведь меня так часто мутило. Так и знала, что лучше не налегать на уличную жрачку. После неё и сам чёрт померещится.
– Ч-что?
Я была готова убить Вету за её инфантильность. За всё то, что в итоге произошло. Не веди она себя как ветренная чудачка, шанс оказаться в инвалидном кресле свёлся к минимуму. Но как только я приготовилась выругаться, послышался стук каблуков, и Вета пригрозила мне пальцем.
– Божене про это ни слово, ясно? – предупредила она, поднявшись на ноги и отряхнув юбку. – Всё будет хорошо, Софка. Тебе правда помогут.
В двери показалась мама с двумя санитарами. Она держала сумки с вещами и широко улыбалась. Тогда я заметила на ней новенькие туфли с брендовой печатью, наверняка безумно дорогие, выходящие за рамки нашего бюджета.
– Нас ждут, девочки. Выходим.
Меня катили по коридору с горьким осадком в груди, с пониманием, что я стою не дороже красивой пары обуви. Елисей купил их всех.
1.3
Комнату озаряют ранние лучи солнца, а я не замечаю времени. Перечитываю строки с интересом, всё чаще задумываясь о фатальной концовке. Ещё больше будоражит тот факт, что Софа не располагала истинной. Тогда и всегда она обвиняла меня.
Ты ведь не станешь отрицать, что стал виновником аварии?
Не стану. Но и ты не отрицай, что виновна!
Забавно, ведь твоя жёлтая «Ауди» пострадала куда меньше. На ней и царапины не осталось. Но страшит меня не это. Я всё чаще задаюсь вопросом – кара это или благодать? Скорее, второе. Даже сейчас я не могу заставить себя злиться на тебя. И мне дико это признавать. Не после того, что случилось.
Не после того, что случилось? А что случилось, Соня?! Ты предала меня!
Вот так ирония, правда? Едва ли ты со мной согласишься.
Эта девушка всегда оставалась загадкой, безумно сложным ребусом, который не подвластен логике. Но сейчас она перегибала палку. Мы всегда говорили на разных языках, жили на разных планетах, были теми, о ком говорят «противопоказаны». Однако как принять то, что никак не вяжется с правдой? Она лгала, что абсолютно бессмысленно, потому что мы оба знали правду.
Знаешь, тогда в больнице я проснулась с жутким ощущением ненужности. Миг, и все прошлые стремления стали ничтожными. Мать так долго просила меня не переживать, что мы справимся и всё вернётся на круги своя, что я вовсе потеряла надежду. Её глаза говорили об обратном, они кричали, затмевая голос.
Уже тогда я понимала, что ничего не будет как прежде.
Тот день изначально не заладился. Сначала этот мерзкий секрет, что омрачил весь праздник, отмена кастинга, а потом и роковая авария.
Сжимаю пальцы в кулаки, до хруста. Мне хочется лишится их, ведь я не раз пожимал мерзавцу руку. Тому, кто стал главной причиной её секрета. Почему ты молчала, Соня? Почему не сказала раньше? Даже сейчас я готов разорвать подонка на куски. Его спасение, если он не зашёл слишком далеко.
Удар. Больница. Приговор. И вот ты не в силах изменить что-либо.
Как вдруг, твой отец пообещал мне излечение. Он говорил так уверенно, а я была готова поверить любому, кто не смотрел на меня с сочувствием, как на ту поломанную куклу. Чуть позже это станет самым большим обманом моей жизни.