И немудрено: в своем дневнике мальчик часто описывал Мегги Сью отнюдь не лестными словами, окрестив ее «носатой английской лисой». Давным-давно Ксанди случайно услышал, как двое слуг обсуждали нянюшку и называли ее именно так. Помнится, мальчик тогда пришел в восторг от столь точного описания Мегги Сью и после этого в своем дневнике обозначал ее именно так.
Утренняя прогулка выдалась довольно интересная: Ксанди, стараясь не обращать внимания на скучные предостережения Мегги Сью, забрался в осушенный фонтан, чтобы посмотреть, как его чистят щетками, а после наблюдал за тем, как стригут клумбы и кусты. Честь приводить в порядок огромный лабиринт выпала старому садовнику Гансу, который был единственным человеком, знавшим все его закоулки; неопытные молодые садовники запросто бы в нем заблудились. Но наибольший интерес у мальчика вызвал прозрачный павильон, который рабочие собирали из составных частей. В изящные колонны, выкрашенные в белый цвет, вставлялись балки, соединялись креплениями, а после этого в пространство между колоннами помещались стекла. Павильон еще только начинали собирать, но уже было очевидно, что он будет огромным и займет добрую часть парка перед дворцом.
– А что будет в этом павильоне? – взволнованно произнес Ксанди у Мегги Сью, разглядывавшей одну из установленных колонн. Не зная, что ответить, или не желая признать свою неосведомленность, нянюшка тут же строго окликнула одного из рабочих, с надменным видом спросив, для чего строится павильон.
Юноша-рабочий, испугавшись и растерявшись от внезапно настигшего его вопроса, дрожащими руками откинул волосы с грязного лба и пробормотал:
– Да как же это… Не объяснили нам… Не знаю…
Мегги Сью недовольно фыркнула и направилась в сторону дворца, давая тем самым понять, что утренняя прогулка закончилась. Ксанди без малейшего удовольствия последовал за ней, вспоминая слова юноши. В голове мальчика возникло множество мыслей и вопросов, один из которых его очень тревожил. Не желая обсуждать это с Мегги Сью, Ксанди решил рассказать все своему наставнику, занятия с которым, к слову, начинались сразу после утренней прогулки.
Учителя приходили каждое утро в девять часов, и до этого времени мальчику нужно было успеть сделать все, что ему задали. Чаще всего это были совсем простые примеры и задачки, которые не требовали много времени и усилий. Однако ранним утром даже самые элементарные задания давались сонному Ксанди с огромным трудом. Он все время зевал, порой так широко и сильно, что Мегги Сью, ревностно наблюдавшая за выполнением домашнего задания, тоже невольно зевала, стараясь сделать это как можно незаметней. Кое-как расправившись с примерами, мальчик складывал учебники и тетради в небольшой ранец и отправлялся в классную комнату, где его, как правило, уже ждал один из учителей. Мегги Сью неотступно следовала за ним. Откровенно говоря, Ксанди готов был пожизненно отказаться от сладостей и вишневого джема, лишь бы нянюшка не сидела на занятиях.
В это утро первым был урок литературы и словесности, его вел главный учитель и наставник наследника господин Хансен. Это был худощавый и очень высокий мужчина. Будучи на голову выше остальных, он сильно сутулился, словно бы пытаясь поглубже спрятаться в складках белоснежного воротника, и предпочитал смотреть вниз, когда шел по просторным коридорам дворца. Господин Хансен всегда был одет в один и тот же идеально выглаженный черный костюм, в котором был похож на большой вопросительный знак. Однако – удивительная вещь – как только он оказывался в классной комнате, в нем словно бы что-то менялось: расправив плечи и устремив мечтательный взгляд в потолок, он гордой поступью прогуливался из угла в угол, пока читал лекцию наследнику.
По всей видимости, в молодости господин Хансен был весьма хорош собой, однако с годами он растерял природный шарм, и от былого очарования осталась лишь наиприятнейшая широкая улыбка, изредка появлявшаяся на его лице. Эта улыбка, судя по всему, очаровала Мегги Сью: на каждом уроке она сидела в отведенном ей уголке классной комнаты, подперев рукой острый подбородок, и жадно ловила каждое слово преподавателя. Домашние задания по литературе и словесности она проверяла у наследника с особой тщательностью, а тетрадные листы с пометками господина Хансена она переворачивала с необычайным трепетом, будто это были любовные письма, адресованные лично ей. Каждый раз, когда нянюшка отчитывала мальчика за что-либо (а это случалось ежедневно), она приводила в пример слова или высказывания наставника. Обычно она делала это с чрезвычайно важным видом, например: «Ваше Высочество, Вы, конечно же, не правы. Вот господин Хансен (на имя преподавателя она делала особый упор) верно подметил, что…» Разумеется, Ксанди все замечал, и в такие моменты, вместо того чтобы чувствовать себя пристыженным, он еле сдерживался, чтобы не прыснуть от смеха. Безусловно, смеяться было бы невежливо, поэтому Ксанди приходилось прятать ухмылку, притворившись, будто бы он зевает или кашляет.
Войдя в классную комнату, мальчик поздоровался с господином Хансеном, который задумчиво стоял возле окна. Мегги Сью, просияв, тихонько села на предназначавшийся для нее стул у двери. Ксанди оглядел преподавателя и сразу заметил, что тот чем-то взволнован. Господин Хансен, как всегда, был в своем черном костюме, кожаные ботинки начищены и отполированы до блеска, негустые серо-коричневые волосы тщательно зачесаны назад, а большие тонкие очки сверкали в лучах осеннего солнца. Однако в ясном взгляде преподавателя читалась напряженность, которая мгновенно передалась мальчику.
«Неужели он каким-то образом узнал, что вчера я солгал про боль в животе, чтобы пропустить урок географии?» – промелькнуло в голове у Ксанди, и он тут же стал судорожно вспоминать, что могло выдать его. Вроде бы он никому не сознался в своем проступке, так что узнать об этом было невозможно. Однако на всякий случай мальчик решил принять самое невинное выражение лица и обратил на учителя фальшиво-честный взгляд.
Как уже было сказано, господин Хансен был не только преподавателем литературы и словесности, но и наставником наследника, составившим для него всю учебную программу и следившим за его успехами. Если Ксанди ленился или у него что-то не получалось, господин Хансен мог хорошенько его отчитать (только наставнику разрешалось это делать, остальные учителя были вынуждены записывать все промахи и шалости мальчика и затем передавать это господину Хансену) или даже наказать. Но несмотря на то, что Ксанди частенько доставалось от наставника, он все равно уважал и любил его больше остальных преподавателей. От господина Хансена всегда исходило добро, и это чувствовали все окружающие. Даже когда он ругал Ксанди, мальчик понимал, что наставник это делает оттого, что искренне расстроен его поведением, а не затем, чтобы показать свою значимость (как это делало большинство взрослых). Из всех людей во дворце только наставнику удавалось по-настоящему пристыдить мальчика, и когда Ксанди намеревался совершить очередную шалость, он всегда пытался предугадать, насколько сильно это расстроит господина Хансена.
– Итак, как прошел вчерашний день, Ваше Высочество? – сказал наставник тихим голосом. Это был совершенно обыденный вопрос, который господин Хансен задавал в начале каждого урока, но сегодня даже эта дежурная фраза звучала по-особенному. Мальчик поежился, вспомнив ужасную микстуру, но постарался ответить, как ни в чем не бывало:
– Благодарю вас, все было хорошо.
Господин Хансен сомкнул руки за спиной и прошелся вдоль окна, глядя в потолок.
– Как Вы знаете, Ваше Высочество, каждый год после наступления Вашего дня рождения мы с учителями устраиваем экзамены.
Ксанди незаметно поморщился: вместо того, чтобы готовиться к праздникам, ему каждый год приходилось тратить все свое время на подготовку к экзаменам по всем предметам. В назначенный день собиралась целая комиссия из учителей, возглавляемая господином Хансеном. Ксанди с неизменно дрожащими от волнения коленями вставал перед присутствующими посередине зала, и каждый учитель по очереди задавал мальчику какой-либо каверзный вопрос по своему предмету. От Ксанди требовался точный и краткий ответ строго по учебникам. Если ученик не мог дать ответ хотя бы на один вопрос, экзамен не зачитывали.
