– Ну-с, доброе утро, Ваше Высочество, – сказал неприятный скрипучий голос, в котором Ксанди узнал главного медика королевской семьи, господина Ове. – Как Вы сегодня себя чувствуете? Ничего не болит?
Сухо поздоровавшись с доктором, Ксанди поморщился, пока холодные пальцы господина Ове ощупывали его лоб.
– Как Ваш живот? – проскрипел медик, и не дождавшись ответа, добавил: – А ну-ка, посмотрим.
Длинные ледяные пальцы резко надавили на живот и под ребра, так что Ксанди от неожиданности ахнул и раскрыл глаза. Прямо перед ним оказалось морщинистое лицо доктора. Господин Ове был высоким худощавым человеком, а также счастливым обладателем пышных усов, которыми он очень гордился и которые часто (даже слишком часто) расчесывал специальной щеткой. Как и все другие важные медики, господин Ове носил большие очки, в которых глаза казались неестественно маленькими, но чрезвычайно умными.
Как только Ксанди ахнул, все в комнате – а здесь оказалось человек пять прислуги, помимо господина Ове, – тоже ахнули и с испугом посмотрели на доктора, который хитро сощурился и совершенно спокойным голосом спросил мальчика: «Неужто так же, как вчера, болит?» Ксанди отрицательно помотал головой. Честно говоря, вчера его живот не болел, но он специально пожаловался на плохое самочувствие, надеясь на то, что его отпустят с урока географии. Однако занятие не только не отменили, но вдобавок заставили мальчика выпить целый стакан отвратительной микстуры. И тогда Ксанди про себя решил, что отныне, даже если у него по-настоящему заболит живот, он все равно никому не скажет. Уж лучше пойти на урок географии, чем снова пить эту чудовищную микстуру, от вкуса и запаха которой станет дурно даже здоровому человеку.
Доктор выпрямился, кивнул и отступил, махнув рукой слуге с колокольчиком, который тут же испарился в дверях. Ксанди умыли, с трудом зачесали назад его прямые непослушные волосы, одели и проводили в столовую. Ксанди, проснувшийся к тому моменту окончательно, сел за длинный стол, застеленный белоснежной кружевной скатертью. Стол был накрыт только на одну персону – Ксанди, – но мальчик привык, что крепкий утренний чай приходилось пить в одиночестве. Поправив салфетку на коленях, он взглянул на большие напольные часы с внушительным блестящим маятником и вздохнул: было всего семь утра. Солнечные зайчики уже смело прыгали по светлым стенам столовой и резвились в многочисленных гранях хрустальных подвесок люстры. Через полминуты в двери изящно проскользнул старый добрый Лука, ответственный за сервировку стола и подачу блюд. Несмотря на свой пожилой возраст, он настолько ловко управлялся с работой, что многие молодые слуги с восхищением и даже некоторой завистью наблюдали за его движениями. Лука всю жизнь прослужил во дворце и был ответственным за подачу блюд королю. Но почти год назад Ксанди исполнилось десять лет, и Луке был отдан приказ лично подавать блюда мальчику. Ксанди нравился Лука: он был приветлив, в его манерах никогда не читалось подобострастное желание угодить, и даже если он не улыбался губами, то в его светлых глазах всегда горел добродушный огонек. Ксанди было строго-настрого запрещено разговаривать со слугами без особой на то надобности (кроме нянюшек, разумеется), но он все равно тайком заговаривал с Лукой.
Сегодня Лука поставил перед мальчиком чайный набор из фарфора с вычурной голубоватой росписью, такой же чайник и пиалу с сухарями. Обычно к этому еще подавали вишневый джем, но в этот раз джема не было. Ксанди вопросительно заглянул в светлые глаза старика, на что тот виновато шепнул: «Не разрешено, Ваше Высочество, из-за того, что Вы вчера занемочь изволили». Ксанди снова вздохнул: больше он не будет притворяться больным, от этого одно расстройство. Уныло положив сухарь в рот, мальчик посмотрел в окно, за которым открывался вид на сад с лабиринтом из тисовых кустов и большой фонтан. И в саду, и даже в фонтане почему-то возилось много рабочих. Ксанди проглотил сухарь и, повернувшись к Луке, спросил у него, что происходит за окном.
– Они готовят дворцовую территорию к празднику, Ваше Высочество.
– И это все готовят к моему дню рождения? – удивился Ксанди, глядя на множество людей, которые стригли клумбы и газоны, чистили фонтан, перетаскивали неизвестные мальчику огромные предметы и устанавливали большой стеклянный павильон посередине лужайки.
– Не совсем так, Ваше Высочество… – тихо проговорил Лука и тут же добавил дрогнувшим голосом: – Вы же не забыли, что Ваш день рождения совпадает с Днем государственности?
Конечно, Ксанди не забыл. Наверное, это была самая большая несправедливость, которая приключилась с ним. День государственности был самым важным (и скучным, на взгляд мальчика) праздником в стране. Крупные чиновники и иностранные гости собирались на званый обед во дворце, обсуждали там совершенно неинтересные дела, вечером устраивали бал, на котором все уныло танцевали, а после этого на Главной площади с башни запускали фейерверки для народа. И все бы ничего, но по нелепой случайности Ксанди родился именно в этот день. Казалось, это был замкнутый круг: на званый обед его не пускали, так как он был слишком юн, на бал ему запрещали идти, так как он был слишком мал для танцев, а на фейерверк… Что ж, на фейерверк ему иногда разрешалось посмотреть из окна дворца. И самое унизительное – практически никто в тот день не вспоминал, что у него день рождения.
Как вы уже наверняка догадались, десятилетний Ксанди не был простым мальчиком. Ксанди – это уменьшительно-ласкательное сокращение его полного имени, которое придумала ему бабушка. В действительности же он был Александром Младшим, наследным принцем правящей династии, единственным наследником короля. Все сравнивали его с дедушкой – королем Александром, – при котором страна побеждала в войнах и процветала. И правда, юный Ксанди был внешне невероятно похож на своего прославленного дедушку, а сам мальчик всем уверенно заявлял, что станет таким же великим правителем и продолжит дело деда. Хотя… Глубоко в душе Ксанди не был столь уверен в том, что хочет становиться его копией. Наоборот, он бы многое поменял и начал бы с того, что передвинул бы или даже отменил ненавистный День государственности.
После завтрака мальчика одели в теплое колючее пальто, и в сопровождении трех лакеев и главной нянюшки Мегги Сью, он отправился на утреннюю прогулку в парк при дворце. Мегги Сью, чопорная англичанка средних лет, всегда неотступно шла позади Ксанди, и когда длинный подол ее шерстяного коричневого платья неприятно ударялся о ботинки мальчика, ему приходилось ускорять шаг. Мегги Сью была по-своему доброй и отзывчивой, но очень ограниченной женщиной. Она считала, что все в мире делилось на добро и зло и между этими двумя понятиями существовала бездонная пропасть. Если вы сделали что-то неправильно, по ее мнению, бесполезно было искать оправдания – вы плохой человек, и как любой мерзавец, вы обязаны понести наказание. Именно поэтому она, зачастую не разобравшись в ситуации, обвиняла Ксанди во всех смертных грехах, не удостаивая вниманием его попытки объясниться, требовала извинений, наказывала и жаловалась на него учителям.
Мальчик не любил Мегги Сью, боялся ее и при любой возможности, односложно отвечая на ее докучливые расспросы, старался сделать вид, что чрезвычайно занят каким-то делом, лишь бы она поскорей от него отвязалась. Утаить что-либо от длинного любопытного носа Мегги Сью было практически невозможно. Ксанди до сих пор с содроганием воспоминал, как однажды нянюшка обнаружила на его письменном столе личный дневник, в который он любил записывать свои мысли и который он по глупости забыл спрятать под подушку, и тут же прочитала его от начала до конца. Войдя в свои комнаты после уроков, он увидел довольно странную картину: Мегги Сью стояла очень бледная, опершись кончиками тонких пальцев о спинку деревянного стула, ее огненно-рыжие волосы, забранные на затылке в строгий пучок, пылали ярче обычного, а зеленые глаза были широко распахнуты. На письменном столе перед ней лежал дневник Ксанди. Она резко отчитывала двух несчастных служанок, над которыми у нее была безграничная власть. Завидев мальчика, она тут же приказала им выйти. Служанки поспешно выбежали, оставив Ксанди наедине с нянюшкой. Обратив на мальчика свой ледяной взгляд, она тихо сказала: «Неделю без прогулок и сладкого». После этого она всю неделю не разговаривала с Ксанди, демонстративно игнорируя его.
