— Что ты имеешь в виду в особняке?

Рука Тины тянется к предплечью Питера, и у Венди напрягается челюсть от этого движения.

Интересно.

— Я думаю, что твой отец пытается сказать, — начинает Тина. — Это то, что это последнее место, где мы ожидали тебя увидеть, — ее глаза переходят на мои. — И с последним... человеком.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но Венди опережает меня, моя рука падает с ее плеча, когда она наклоняется вперед, ее глаза стреляют лазерами.

— И почему это так удивительно видеть меня здесь? Потому что мне не было дано прямого разрешения?

Питер прочищает горло.

— Маленькая Тень...

Венди бросает на него взгляд, и от ее ярости меня охватывает возбуждение.

— Может быть, ты не помнишь, папа, но я часто приходила в такие места вместе с тобой.

Питер оглядывается по сторонам, все взгляды устремлены на вспышку гнева его дочери.

— И для протокола, — продолжает Венди, ее щеки розовеют. — Я никогда не нуждалась и не заботилась о мнении Тины по любому поводу, особенно в отношении того, где она ожидает меня видеть.

Тина разевает рот.

Я ухмыляюсь над вспышкой Венди, по моему телу разливается тепло от того, насколько она привлекательна, когда кипит от ярости.

— Неужели тебя не интересовало, где я была, когда твоя новая охрана не нашла меня?

Моя рука ложится на застежку ее чокера, мои пальцы проскальзывают под застежку и дергают ее, напоминая о необходимости следить за ее ртом.

Брови Питера поднимаются.

— Так вот что это такое? Ты убегаешь, потому что тебе не нравится, что я пытаюсь обеспечить тебе защиту?

Венди насмехается, накалывая салат вилкой.

— Контролируй свою спутницу, — шипит на меня Тина.

Я ухмыляюсь, откинувшись на спинку стула.

— И зачем мне это нужно?

Это восхитительный поворот событий. Я не ожидал, что она так расстроится из-за него.

— Венди, сейчас не время и не место, — голос Питера резкий, властный, как будто он наказывает ребенка. — Может, нам нужно куда-нибудь пойти и поговорить наедине?

Ее глаза переходят на меня. Я не двигаюсь, желая увидеть, что она сделает, если представится возможность.

Она поднимает подбородок, глубоко вдыхая, и качает головой.

— Нет. Нам больше не о чем разговаривать.

Удовольствие от ее послушания струится по мне, как из протекающего крана, и мне приходится напоминать себе, что она не та, кого я должен награждать за хорошее поведение. Она предательница.

Хотя, это странно, как она общается со своим отцом, как будто они не в хороших отношениях.

Его глаза надолго задерживаются на ее глазах, между ними происходит что-то невысказанное, прежде чем Тина вклинивается.

— Итак, как вы двое познакомились? — она размахивает своим бокалом с шампанским между нами.

Я делаю глоток виски. Потому что ты послал ее в мой бар, жалкая свинья.

— Он уже рассказал тебе, не так ли? — Венди качает головой. — Он сорвал мою вишенку.

Вокруг стола раздаются вздохи, и я давлюсь жидкостью из своего напитка, прижав руку к груди, чтобы подавить кашель.

— Венди, — шипит Питер.

Она широко улыбается.

— В чём дело, папа? Вдруг решил, что тебе не всё равно?

Смятение накатывает на меня.

Я понимаю ее злость на то, что он не знал, что ее больше нет — честно говоря, мысль об этом немного раздражает, — но я не могу представить, что она от этого получит. Они уже работали вместе, чтобы уничтожить меня. То, что мы встретились, не должно быть сюрпризом.

Если только они и не догадывались.

Мой желудок сводит судорогой, а мое израненное сердце скручивается от этой мысли.

— Я думаю, более важный вопрос, — продолжает Венди. — Как вы двое познакомились? — она указывает вилкой на своего отца, а затем на меня.

Питер подносит руки ко рту, откинувшись в кресле.

— Ничего интересного. Мы встречались коротко по делам.

Я хихикаю, кончиками пальцев поглаживая шею Венди, мои внутренности сжимаются с каждым движением против ожерелья. Мой знак собственности. И GPS-трекер, но это ни туда, ни сюда.

— О, не будь таким скромным, Питер, — говорю я. — Мы более чем знакомы. На самом деле, я полагаю, ты был хорошо знакомы с теми, с кем я ближе всего общаюсь. Думаю, было бы справедливо, если бы я оказал тебе ответную услугу.

Уголки глаз Питера напрягаются, и он кивает, его губы раздвигаются, чтобы показать сверкающие белые зубы.

— Да, это правда, — он оглядывается вокруг. — И где они сегодня вечером?

Мое тело напрягается, ярость проносится сквозь меня, как ураган. Лицо Венди поворачивается ко мне, ее глаза бегают вверх-вниз, а затем возвращаются к отцу, слегка сужаясь. Она роняет вилку, и звук ее удара о тарелку бьет по моим барабанным перепонкам. Ее рука тянется ко мне, прижимаясь к моей груди и поднимаясь, пока ее ладонь не касается моей челюсти. Шок от ее прикосновения достаточен, чтобы рассеять красную дымку, застилающую мои глаза.

Она наклоняется, прижимаясь поцелуем к моей щеке.

— Сделай глубокий вдох. Люди начинают пялиться, — шепчет она.

Мои легкие расширяются, когда я беру себя в руки.

Венди откидывается на спинку кресла и устремляет взгляд на отца.

— Что это значит?

Моя грудь напрягается от ее вопроса. Потому что, если бы она была частью плана Питера, то она бы точно знала, что это значит.

— Венди, это был простой вопрос, — Питер вздыхает.

— Все в порядке, — я улыбаюсь, притягивая Венди к себе, моя рука гладит ее волосы. — Я нашёл гораздо более заманчивую компанию.

Челюсть Питера сжимается, и он наклоняется, его глаза умоляюще смотрят на дочь.

— Ты даже не представляешь, с кем ты сидишь рядом.

Ее челюсть напряглась.

— Я точно знаю, кто он. Я начинаю сомневаться только в тебе.

Мое сердце замирает, его фраза подтверждает то, о чем я догадывался последние несколько минут.

Она не знает о своем отце.

А это значит, что она вообще меня не предавала.

32.ВЕНДИ

Остаток ужина проходит в напряженных взглядах, ничего, кроме скрежета столового серебра и людей, которые выступают на сцене, поэтично рассуждая о том, как решить несправедливость в мире, устраивая вечеринки за миллионы долларов с местами за тысячи долларов.

Но мои внутренности бушуют.

«Разве ты не должна быть в особняке?»

Он даже не знал, что я там нет. Меня похитили, а он даже не знал, что я пропала.

Я месяцами твердила себе, что должна признать, что он не тот человек, которого я помню, но именно в этот момент кусочек моей души, за который я цеплялась, наконец, ломается, падает на пол и разбивается на сотню осколков.

Он даже не знал, что я пропала.

Но, конечно, он может появиться здесь.

Не дай Бог, чтобы его имидж пострадал. Его публичный имидж, то есть. Теперь мне ясно как день, что ему все равно, каким я его вижу.

И что-то происходит с другом Крюка, Ру. Тихий разговор с комиссаром, то, как его имя выводит Крюка из себя, а теперь мой отец насмехается над его пропавшими друзьями — мои нервы взвинчены и находятся в состоянии повышенной готовности.

Я знаю, почему Крюк держит меня здесь, это стало совершенно очевидно, но я не могу понять, почему мой отец насмехается над ним.

Почему он вообще имеет дело с таким человеком, как Крюк.

Если только он не тот, за кого себя выдает.

И это, как ничто другое, заставляет меня чувствовать себя самым глупым человеком на планете. Потому что как можно жить с кем-то, как можно годами дышать одним воздухом, поклоняться каждому его шагу, любить его всем сердцем и не знать, кто он на самом деле?

Это осознание пронзает меня насквозь и ломает замок на всем том, что я позволила себе не сказать, на всех тех случаях, когда я хотела нанести ответный удар, но вместо этого кивала и улыбалась. Я знаю, что Крюк, скорее всего, разозлится на меня за вспышку гнева, но я не могу найти в себе силы на беспокойство от этом. Наконец — наконец — возможность высказать свое мнение освобождает меня. А когда Крюк не только позволяет, но и поощряет это, я чувствую, что у меня есть кто-то, кто меня прикрывает.