Вариант, что его мог бы отбить единственный альфа, к которому его глупое сердце почему-то тянулось, он давно не рассматривал даже в бреду – он слишком хорошо понимал, кто и когда может бросить вызов Гери. И с каким результатом – при всей своей мафиозной структуре, верхушка клана Сосновского держала свою власть очень жёстко. Всех, кто так или иначе мог представлять опасность – устраняли.

Свои короткие моменты наедине с Женей он хранил как драгоценности в самом укромном уголке памяти. Несмотря на личную метку, Трунов не стеснялся напоминать бетам их место – вещей, и периодически одалживал их знакомым и соратникам. В карты разыгрывал. И Женя, как не последний управляющий в московском филиале ВТБ, не стеснялся этим пользоваться, когда подворачивалась возможность. Хотя каждый раз после этого, они оба понимали – Трунов жёстко перебивал чужой запах на своём бете очередной порцией пыток и насилия.

Но всё равно, за те короткие моменты с Женей – когда он мог почувствовать себя не грязной шлюхой, а почти человеком, у которого есть личность, достоинство, которого можно любить… ради таких моментов он с радостью был готов проходить через этот ад снова и снова.

Он знал его номер наизусть. Но не заносил в память телефона – ещё не хватало, чтобы Трунов когда-нибудь увидел. Они только в крайних случаях могли обмениваться короткими сообщениями в Телеграме, сразу же очищая всю историю. Никаких звонков – мало ли, Трунову придёт в голову посмотреть детализацию…

Поэтому звонок по обычной сотовой сети Костю насторожил. Но он ответил на вызов без колебаний – чувствовал, что просто так Женя бы не позвонил.

- Ты где?

Костя моргнул и подошёл к окну – вид со своего восемнадцатого этажа его всегда завораживал.

- Дома, – он прочистил горло, не привыкшее к разговорам в последние несколько дней. – Что-то случилось?

- Я сейчас приеду. Никуда не уходи.

Костя застыл на месте, не в силах сделать ни шага. Чувство тревоги, странное, необъяснимое – разлилось жалящим холодком где-то в шее. Если бы он был в звериной форме, у него бы шерсть поднялась на загривке. Не было ничего на свете, чего бы он не желал так сильно, как услышать такие слова от Жени. Но он слишком хорошо понимал, что не всё так просто в их жизни. И слишком дорого им приходилось платить за те краткие моменты счастья. Не то, чтобы он жалел хоть об одном таком моменте, впрочем.

Знакомые руки сжали его в объятиях прямо с порога. Он только задушенно охнул от резкой боли в не до конца заживших рёбрах.

- Прости, прости, – шептал Женя, тут же ослабив захват, и с ходу покрывая поцелуями его шею. Костя только беспомощно всхлипнул, доверчиво раскрываясь ему навстречу, и осторожно обнял в ответ.

- Что…

- Его больше нет. Он проиграл в поединке и ему не сохранили жизнь, – Костя смотрел в лихорадочно блестящие глаза Жени и не мог уложить в голове его слова. Понимая, всем сердцем, всей своей сущностью – что это правда. Но не мог поверить.

Он заставил себя осторожно отстраниться от такого желанного тепла и тихо спросил, сморгнув глупые слёзы:

- Кто?

Было лишь два возможных варианта, кто мог победить Гери клана в поединке. Либо Фреки, либо сам Сосновский, по каким-либо причинам пожелавший наказать второго волка в стае. Никто другой даже не имел права вызвать его на поединок, не говоря уже о том, чтобы реально победить – он слишком хорошо понимал, насколько тот был силён. И оба варианта для бет проигравшего влекли примерно одинаковый исход – в общие беты клана. Либо, если победитель пожелает, мог оставить кого-то себе. На примерно таких же условиях, так что Костя совсем не разделял всплеска энтузиазма у своего единственного друга по этому поводу.

- Ты удивишься, – усмехнулся Женя, накрывая его губы своими в жадном, но нежном поцелуе.

*

- Екатерина Петровна, позвольте занять пять минут вашего времени.

Екатерина резко развернулась и смерила жёстким взглядом двух московских волков, с которыми совсем не желала вести никаких бесед, справедливо полагая, что всё, что была должна этому городу и своему клану, заплатила с лихвой. В последний момент успела подобрать шлейф своей силы, раскрывшийся на полную, как тогда, в актовом зале МВД – открытый вызов альфам и требование подчинения от бет. Она не настолько нервная истеричка, чтобы с ходу бить агрессией совершенно незнакомых волков, даром что местных, в общественном месте. Ну, кроме того случая, когда нужно было отплатить зарвавшемуся отморозку за его дела.

Молодой альфа с модно зачёсанными тёмно-каштановыми волосами в светло-коричневом пальто не позволил себе ни всплеска эмоций в ответ на её неприкрытую враждебность, а застывший рядом бета в простом джинсовом костюме и лёгкой ветровке с небольшим рюкзаком за плечом не поднимал взгляда от пола, почтительно склонив голову.

Тихо рыкнув, она кивнула в сторону лифтов – разговаривать в холле отеля, на виду у людей, она явно не собиралась. Альфа коротко кивнул бете на диван и пошёл за ней один – несмотря на чересчур красноречивый взгляд парня, которого это очевидно задело. Всю дорогу до номера незваный гость хранил молчание, потихоньку подогревая в Екатерине желание отбросить вежливость к чёрту и хлестнуть по нему чистой энергией. Ничего хорошего от разговора с местными волками после убийства их Гери она не ждала, и готова была повторить вызов за малейший выпад на эту тему – видит Луна, она была в своём праве!

*

- То есть, ты думаешь, – прошипела Екатерина в лицо альфе, представившемуся Евгением, и упорно не желавшему давать ей повод для очередного вызова – из-за надёжных ментальных щитов не прорывалось ни капли чужой силы, – что я буду подбирать что-то за этим вашим отморозком? Мне бет не хватает, по-твоему?!

- Он не «что-то», – тихо проговорил Евгений, подняв на неё прямой взгляд. – Он – человек, которому сломали жизнь, и сейчас у него появился хоть какой-то шанс…

- Да ты что! – презрительно фыркнула она, – Вы позволили этим фашистам захватить власть и установить такие порядки. Вы спонсируете эту мясорубку, которая перемалывает вас же самих, своими деньгами! И не рыпаетесь против своей верхушки, что бы с вами ни делали! С вашими родными, близкими! Вы позволяете этому происходить. Значит, вам такой порядок нравится, разве нет?! С чего ты взял, что нас можно использовать как службу спасения для избранных, пока вы, альфы, будете продолжать сидеть на жопе?! Во что вы превратились! Ты даже не можешь за него выйти на поединок?! Что тебе мешает самому…

- Слишком много желающих… «подобрать что-то за тем отморозком», как вы выразились, – он устало потёр глаза, – вы вправе поливать меня презрением, я заслуживаю ещё и не такого. Как и все наши альфы. Кроме Соколова и той горстки смельчаков, пожалуй, – он невесело усмехнулся, так и не подняв на неё взгляд. – Я реально оцениваю свои силы. Я могу победить одного, двоих, троих… Но никто не позволит мне, без какого-либо высшего ранга в верхушке, забрать себе бету, который принадлежал Гери клана. Меня просто убьют, в поединке или нет, это здесь не важно. Он достанется или Фреки, или всем желающим, как общий. Моя смерть ничего не изменит.

- Какое потрясающе логичное оправдание трусости!

- Можете думать и говорить что угодно, я знаю своё место в этом городе. Я прошу вас помочь тому, кто сам защитить себя не может. Это не потребует от вас никаких расходов…

- Ты ещё мне деньги тут предложи! – возмущённо вскинулась Екатерина. – Я, по-твоему, нищая?!

- Прошу прощения, если мои слова были неверно поняты, – ровно проговорил Евгений, осторожно поднимая на неё взгляд. – Я хотел сказать лишь, что у него есть финансовые активы, которые позволят ему обеспечивать себя и вносить необходимые платежи в пользу клана. Я не хотел оскорбить вас.

*

Костя замер на месте, когда Женя указал ему на диван, запретив идти за ним. Сердце пропустило удар – вот сейчас, когда он только начал верить в то, что его жизнь изменится, что все перестанут обращаться с ним как с пустым местом… И Женя – первый – походя, вернул его с небес на землю! От унижения у него подогнулись колени, и он без сил опустился на диван. Пора было уже привыкнуть и не удивляться, когда его мнение никого не интересует, и даже самый близкий сердцу человек распоряжается им как вещью, не считая нужным даже позволить ему присутствовать при разговоре, который касается его судьбы. Из каких бы лучших побуждений это ни было сделано – сути это не меняло.