- Среди… них? – Виктор еле слышно повторил, отчётливо расслышав, как Вячеслав на этой фразе запнулся.

И тот не заставил себя долго ждать – криво усмехнулся, прикрыв глаза, и с усталым выдохом уточнил:

- Среди нас.

- Так. – Виктор тупо моргнул, переваривая окончательное подтверждение, что он ещё не впал в маразм, и немного соображает. Пусть и поздновато. – Получается, это я по адресу попал, – задумчиво протянул Виктор, оглядывая Вячеслава с ног до головы уже другим взглядом. Цепким. Внимательным. – А… вам… можно, получается, о таком рассказывать? Как у вас все устроено?

- Раньше нельзя было, – усмехнулся Вячеслав. – Потом, когда в Москве совсем с катушек слетели и раскрыли нас перед всем миром, руководители кланов поменяли позицию. По крайней мере, в нашем городе, – Он пожал плечами. – Люди о нас узнали. А раз так – пусть лучше они узнают нас настоящих, а не стереотипы из сказок.

*

После того недолгого, но ошеломляющего разговора с Вячеславом, Виктор долго не мог прийти в себя. В голове крутились какие-то обрывки мыслей: кадры из того злосчастного выпуска новостей, выдержки из газетных статей и телепередач, в которых тема оживших сказок резко стала главной, опасливо-недоуменные разговоры в курилках, туманные намеки знакомого со срочной службы Лукьянова – командира местного казачьего отряда про какие-то «Отряды охотников»… И Сотников. Молодой парень, который год работал с ним плечом к плечу. И неплохо работал. Не подставлял, в отгулы отпускал, премию годовую полностью на всех распределил!

Не получалось его представить в таком удобном образе страшного монстра-оборотня, которого надо отлавливать и уничтожать.

А некоторые его знакомые опера всерьёз пошли на сходку к Лукьянову – там целый кружок «охотников» уже собрался. Терентьев с тяжелым вздохом покачал головой и затушил докуренную сигарету. Перспективы вырисовывались какие-то совсем не радостные.

Он раздражённо выругался, и резко вывернул из собирающейся вечерней пробки во дворы – Иру надо было забрать из больницы до шести.

- То есть, я не понял… – Терентьев прокашлялся, пытаясь собрать расползающиеся мысли в кучу, непонимающе глядя на усталую женщину внушительных форм в белом халате. – Рак?

Это маленькое слово несло в себе слишком много. Лично для него и для его семьи. Когда в прошлом году скоропостижно скончалась его жена от быстро развившегося рака, они с дочерью очень тяжело это переживали, и еле-еле пережили. Но жене было за сорок лет, и от здоровья у неё, за двадцать лет работы на химическом производстве, мало что осталось.

Но вот сейчас, когда его пятнадцатилетняя дочь свалилась в обморок прямо утром перед первым учебным днем, он подозревал что угодно – переутомление, волнение, беременность, в конце концов! Но в таком возрасте… рак?

- Мне очень жаль, – устало выдохнула врач, передав ему выписку из медкарты. – Мы проверили на два раза. Четвёртая стадия. Химиотерапия будет убивать её вместе с раковыми клетками, но они будут размножаться быстрее. – Она пожала плечами. – Мы можем оставить её в отделении безнадежно больных, но если хотите провести с ней последние дни, лучше заберите домой. Пусть поживет нормально.

Обратно он ехал как пришибленный. Ира почти сразу заснула на заднем сидении, а у него всё расплывалось перед глазами от эмоций, которых было слишком много за этот бешеный день.

- Чего тебе? – устало рявкнул Терентьев, когда в десятом часу вечера к нему домой заявился Лукьянов, в своей нелепой казачьей гимнастёрке – клоун недоделанный.

- Поговорить надо, Вить, – заговорщически прошептал он, оглядываясь по сторонам, и Виктор, сплюнув в сторону, вышел к нему на площадку.

- У меня дочь болеет. Спать легла, – хмуро ответил он. – Что такое?

- Ты чего на кружок не пришёл? Нас знаешь сколько собралось! И ваших много, из милиции! Нам надо планы составлять, а тебя не было!

- Да нахрен мне ваши планы не сдались! – прошипел сквозь зубы Терентьев, мельком оглядываясь по сторонам. На площадке была еще одна квартира, но хозяева уехали в отпуск. И по-честному, не хотел он связываться с этим дерьмом, которое они затевали. – Заняться нечем – собирайте свои собрания! А у меня работа есть. – Он обернулся, было к двери, но Лукьянов грубовато удержал его за руку.

- Вить, опомнись! – прошипел он ему в лицо, – Нашу родину твари дьявольские заполонили! Богоугодное дело – землю от нечисти очистить! Батюшка сказал…

- Срал я на вас и на вашего батюшку! – Виктор резко вырвал руку из захвата и оттолкнул Лукьянова, с фанатично блестящими глазами, от себя. – Ваш бог нихера не сделал, когда моя жена умирала! А что он делает, когда дети раком болеют и умирают? Когда дети инвалидами рождаются?! Нихера он не делает! Ни твой бог, ни твой батюшка! Хочешь засирать себе мозги – засирай, а от меня отстань! – Он резко закрыл за собой дверь на все замки и пошёл на кухню – руки тряслись, как курить хотелось.

*

Разбудил его телефонный звонок, в два часа ночи. С неожиданной тревогой – сбор через полчаса.

Пока ехал на работу, с удивлением услышал по радио про взрыв в крупном медицинском центре почти в центре города. С красноречивой надписью красной краской на полуразрушенной стене: «Смерть нелюдям!».

В отделе было не протолкнуться – толком не проснувшиеся сослуживцы нервно отмечались в ведомости и торопились по местам – сбор был только у оперативных подразделений, и не учебный – выстраиваться на плацу по всей форме никто не требовал. В кабинете оперов было непривычно многолюдно, только начальника почему-то не было, остальные вроде все собрались.

Гул стоял неимоверный – все со всеми обсуждали произошедший взрыв в клинике, принадлежащей заявившемуся публично как главному у местных оборотней – Никитину. Там же работала и Екатерина Шольц, и Александр Федоренко, которые также публично выступили в интернете как оборотни.

Зеленая молодёжь в основном одобряла такой радикальный способ избавления мира от чудовищ.

- Да их всех, нелюдей, расстреливать надо! Чего толку по ночам взрывать?! – возмущался молодой стажер, когда в кабинет тихо вошел Сотников. Он выглядел непривычно уставшим, с тёмными кругами под глазами.

- Расстреливать? – негромко переспросил он, обводя притихших оперов каким-то долгим взглядом, с тенью горечи и разочарования. – Хотите?

- Ну а чего… – незадачливый стажёр осёкся на полуслове, когда Сотников медленно подошёл к нему и положил на стол перед ним пистолет.

- Расстреливай, – он демонстративно развел руки в стороны, стоя прямо перед замершим от шока мальчишкой, и обвёл прямым взглядом застывших в гробовой тишине оперов. – Там под завалами погибли двадцать три человека. Пациенты неврологического отделения и дежурная медсестра. Если хотите убивать «нелюдей», как там «народные мстители» выражаются, то делайте это так, чтобы не задевать посторонних. Ну что, будешь стрелять? Избавлять мир от плохого страшного оборотня? Давайте, не стесняйтесь, если считаете, что это правильно – стреляйте.

Терентьев раздражённо фыркнул, посмотрев на ошарашенных новостью ребят, взял пистолет со стола и сунул его в руку спокойно стоящему посреди комнаты Сотникову.

- Закругляйся, артист, – он сплюнул в сторону и подошёл к окну, прикурив сигарету. – не мог до утра подождать, каминг-аут устраивать. – Терентьев криво усмехнулся, вспомнив модное словечко, которым фонтанировал телевизор в последнее время – когда известные артисты и певцы один за другим устраивали показательные признания – кто в ориентации, прости господи, кто – в оборотничестве.

- Меня не спрашивали, когда тревогу объявляли, – вяло огрызнулся Вячеслав, проводя руками по лицу, и подошёл к окну, прикуривая сигарету рядом с Виктором.

Опера молча переглянулись и потихоньку подтянулись к ним. Такие новости надо было перекурить.

*

Дима Селезнёв чувствовал, что от очередной безумной затеи Яны ничего хорошего не выйдет. Но всё же пошёл за ней, когда она демонстративно повернулась к нему спиной и решительно направилась в сторону школы. С тяжелым вздохом, он, под умоляющими взглядами Лены, Арины и близнецов всё-таки сдался и разрешающе махнул рукой, уныло потянувшись за сумасбродной девчонкой. Ладно, мелочи было бы интересно побегать-попрыгать по такому большому удобному спортзалу, соревнуясь, кто круче – но им-то с Яной уже по шестнадцать лет! Вырасти пора бы.