- Спасибо, – чуть слышно прошептал Рома, глядя вдаль остановившимся взглядом. Нижняя губа, прокушенная до крови, заживала на глазах. – Не знаю, что сейчас сказать. И стоит ли что-то говорить, – он устало выдохнул, прикрывая глаза.

- Ты, конечно, можешь ничего не говорить, – осторожно начал Антон, прикуривая сигарету. – Но мне сегодня на работу возвращаться, материалы дописывать, которые я глубоко сомневаюсь, что дописаны. И завтра на работу идти, совещание проводить. Как думаешь, он мне сначала морду набьёт, а потом рапорт швырнёт, или наоборот? – меланхолично спросил он, затягиваясь горьким дымом.

- Я не мог ничего ему рассказать, – тихий, безжизненный голос резанул как ножом – столько в нём было застарелой горечи. – Нам не запрещают встречаться с людьми, если мы хорошо себя контролируем. Но раскрывать нашу тайну нельзя. Я не мог ему объяснить, почему мне приходится иногда не ночевать дома. Он чувствовал неискренность, и воспринимал это на свой счёт. Я не сказал ему, что увольняюсь. Просто перед этим приехал и сказал, что всё кончено. Если я больше не буду принадлежать себе, я не мог продолжать обманывать его ещё и в этом…

Антон отстранённо кивнул, сосредоточившись на очень медленных, размеренных вдохах и выдохах. После знаменательного пробуждения в клубке из голых тел после полнолуния, с первоклассным стояком, пришлось немного пересмотреть свои взгляды на ориентацию. Потому что он прекрасно почувствовал абсолютно одинаковое влечение и к женской части этого «клубка», и к мужской. И пытаться строить из себя убеждённого традиционного гетеросексуала стало немножко нечестно. И пытаться изображать на чужие негетеросексуальные отношения привычную для традиционного постсоветского общества презрительную реакцию он не стал. Не перед кем изображать.

- А у вас это… серьёзно? – ему пришлось слегка прочистить горло, чтобы голос звучал не так задушенно. Всё-таки, не так просто оказалось принять не совсем обычную ориентацию Славы, прошедшего не одну «горячую точку», и проработавшего с ним бок о бок пять лет.

- Мы познакомились, когда я устроился в прокуратуру, – Рома бледно улыбнулся, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. – Четыре года уже. Мне он сразу понравился. И я почувствовал… что он тоже хочет. Только у него нет нашего обоняния, поэтому он бы долго ходил кругами, не решаясь на активные действия. Я немного ускорил его, – с кривой усмешкой, Рома перевёл блестевший от непролитых слёз взгляд на настороженно замершего Антона. – Для меня всё было почти идеально, все эти годы. За исключением того, что я не мог открыть ему половину своей жизни. Когда я понял, что его это сильно напрягает, я ушёл. Потом каким-то чудом собрал силы и сказал ему, что всё кончено. Он заслуживает честности, которой я не смогу ему дать.

- Ты поэтому спрашивал, как на моё обращение дали разрешение? – Антон чуть не обжёг пальцы догоревшей сигаретой от неожиданной догадки. И тут же исправился, – Можешь не отвечать, если не хочешь!

Молчаливого кивка и двух мокрых дорожек из-под зажмуренных век ему вполне хватило.

- Господи, – Антон тяжело выдохнул, проведя руками по лицу, – Ну что же ты нормально-то не спросил?! Есть же способы, если подумать! У нас райотделов куча! Переведём его куда-нибудь начальником розыска и обратим спокойно! Он довольно давно замом работает, начальника вполне потянет…

Рома печально усмехнулся.

- Надо же… Какой простой вариант. А мне даже в голову не пришёл. – Он тяжело вздохнул, откидываясь на спинку лавки. – Только уже слишком поздно. Я очень… резко всё обрубил. Наговорил ему много всего. Чтобы он не копался в причинах, и не винил себя. А после сегодняшнего, он вообще в мою сторону смотреть не захочет. И правильно. Прости, что тебя втянул в это.

Антон подавился вдохом, медленно повернувшись к замершему на месте Роме. Тот сидел, безнадёжно опустив плечи и безжизненно глядя под ноги. В открытом ментальном поле плескалась горечь и чувство вины, приправленное сожалением от потери.

- То есть, ты это подстроил? – севшим голосом спросил Антон, закрывая всю свою всколыхнувшуюся возмущением энергию под жёсткие стены контроля. Стоило раньше сообразить, что просто так Слава вряд ли припёрся бы сюда посреди рабочего вечера. Не за ним же поехал.

- Ему нужно было что-то. Какое-то подтверждение, что я шлюха неблагодарная и не стою никаких отношений, никакого доверия. – Он тяжело сглотнул, прикрывая глаза.

- Да, хороший ход, – ровным голосом продолжил Антон, заставляя себя не показывать ни капли ярости, которая плескалась в душе. – Только я не могу подобрать для себя подходящих определений в твоём маленьком спектакле. Как думаешь, мне тоже подойдёт «шлюха неблагодарная» или надо что-то более экспрессивное? Про подонка, который все эти годы втирался в доверие, изображал из себя друга, а на самом деле потихоньку поёбывал на стороне человека, с которым у него были серьезные отношения? В перерывах между секс-марафонами, обсуждая с тем, какой слепошарый дурак у нас Слава, да?

Знакомый солоноватый запах резанул по его носу, но Антон даже не обернулся к беззвучно сидящему рядом Роме. Руки чесались просто встать и уйти, с каким-нибудь едким пожеланием «удачи в личной жизни», но на фоне такого ментального фона, пропитанного горькой безнадёжностью и отчаянием, это было бы слишком жестоко.

- Что ты собираешься дальше делать? – Он заставил себя отбросить лишние эмоции, и задать вопрос ровным голосом. Достаточно боли и жестокости для этого дня. – До завтра ты должен определиться с альфой-покровителем. Определился?

Рома с трудом поднял на него больной взгляд и чуть покачал головой.

- Чем Надя тебя не устраивает?

- Она… занята. У неё и так двое бет, – прошептал Рома, опуская взгляд. – У всех нормальных уже есть… Кроме тебя.

- Кроме меня, – жёстко усмехнулся Антон, доставая сигарету. – Польщён, что ты меня относишь к «нормальным». Хотя да, я подхожу даже для театральных постановок на импровизации, надо будет взять на заметку. Когда меня уволят из органов за драку с заместителем на рабочем месте, пойду в театр работать. Или сразу в цирк, как думаешь?

Он заставил себя замолчать, чтобы не накалять ситуацию. Всем хватило сегодня эмоций. Глубоко вздохнул, выравнивая мысленную «вздыбленную шерсть».

- Если ты не против, то я тоже. Я тебя сегодня одного не оставлю, не надейся. Или говори, кому тебя передать, или соглашайся на меня. Несмотря на то, что ты меня хорошо так подставил, в таком состоянии я тебя не оставлю.

Рома безразлично пожал плечами и тяжело поднялся на ноги, опустив голову.

- Мне всё равно, – прошелестел он, едва слышно. – Только это нужно делать не в общественном месте.

- Это долго? – Антон нахмурился, прикидывая в голове, сколько у него ещё есть времени, чтобы дописать отказные.

- Нет. Если ты не захочешь… большего.

- В смысле? – Антон перевёл на него озадаченный взгляд, который с каждой секундой тяжелел, наполняясь догадками. – Кем ещё ты меня считаешь? Бесчестной сволочью, это я уже понял. Насильником? Маньяком? Живодёром? – Он прикрыл глаза, в очередной раз выравнивая бешено подскочивший ментальный фон. – Станешь тут с вами, пожалуй. Беты, блядь, покорные и почтительные. – Пошли, если не передумал. Это не приказ. – Он резко поднялся и пошёл к машине, на ходу соображая, кому из руководства звонить, если не пойдёт. Но в машину они сели почти одновременно, так что проблема выбора отпала сама собой.

*

Для разнообразия, в десятом часу вечера отдел встретил Антона удивительной картиной прилежно работающих оперов. Он даже глазам не сразу поверил. Слава молча сверкнул на него угрюмым взглядом и вернулся к сортировке материалов по списку, не удостоив припозднившегося начальника даже кивком.

- Как дела? – осторожно поинтересовался Антон, подходя к компьютеру. – Как минимум, он ожидал пустых кабинетов, как максимум, быть сходу избитым собственным замом. Ну, или, как вариант, увидеть на столе рапорт на увольнение из-за такого козла-пидораса начальника. Но всё оказалось на удивление тихо и спокойно. Очень обыденно и привычно, не считая подчёркнуто-отстранённого Славы, который не позволил себе ни одного лишнего слова, кроме односложных ответов на прямые вопросы. Очень вежливых и корректных ответов.