– Мне там нечего читать.
– Ну и ничего, сходишь послушаешь, потом что-нибудь принесешь. Я позвоню Жене, узнаю, когда там следующее собрание.
Мама взяла телефон и вышла в соседнюю комнату. Через несколько минут, улыбаясь, она сказала, что встреча будет завтра, 17.00, ДК ЧТЗ, 103 кабинет.
ДК ЧТЗ. Старое, ветхое здание тридцатых годов в стиле конструктивизма. В старинных, давно не ремонтированных коридорах пахнет пылью и плесенью. В помещениях проводят самые разные занятия: от танцев живота до ушу.
Кружок собирается в одной из таких комнат, похожей на классный кабинет. Огромные пыльные окна, старые исцарапанные столы, древний паркет. Все это появилось здесь еще задолго до моего рождения, а возможно, еще до рождения моих родителей. Во главе, как учитель, сидел Женя и курил.
– Так, ну ждем еще пять минут, пока все соберутся, и начнем.
Он отвернулся к окну и задумчиво выдохнул дым. За стеклом проезжали машины, куда-то шли люди, дождь только-только смыл с дорог пыль: было самое начало осени.
Спустя несколько минут он затушил сигарету, хлопнул по столу и обвел нас взглядом. Аудитория собралась странная: старики, странно одетые персонажи, одним словом, фрики. Каждый перебирает листы своих текстов, с жадностью смотрит на Женю.
– Ну что, всем еще раз здравствуйте. В этот раз как-то людей больше собралось, чем в прошлый, постараемся успеть всех послушать. Кто-то хочет первым выступить?
Руку поднимает долговязый парень в старом сером костюме. Жидкие черные волосы спускаются на плечи, трехдневные усики.
– Д-должен сразу п-предупредить, мой рассказ немного ж-жестокий, но, в общем, смешной. Мой рассказ называется «Алкоголик Семенов».
Алкоголик Семенов
Семенов очень долго пил. Он выпил сначала одну бутылку. Потом Семенов выпил вторую бутылку. Потом Семенов выпил третью бутылку. Потом у Семенова не осталось денег, и он пошел просить денег у своего собутыльника. Тот ему денег не дал. Так что Семенов взял первую бутылку, уже пустую, и разбил другу по голове. Друг, оттого что ему дали бутылкой по голове, умер сразу от удара бутылкой по голове. А Семенов у него денег взял и четвертую бутылку купил. Еще и уши его забрал и поменял на сухари.
Семенов вышел на улицу, и его ударили бутылкой по голове. Семенов упал на землю, ударившись своей семеновской головой об землю. Потом его начали бить ногами по голове и раздавили по земле семеновский мозг. А потом еще долго прыгали по Семенову, но уже без его головы.
Так Семенов перестал пить.
КОНЕЦ
Раздались хлипкие недоуменные аплодисменты.
– Гхм. Ну, это уже какой-то Хармс, – смущенно потирая нос, сказал Женя.
Я сидел без движения и старался не дышать.
– Кто-то еще?
Руку подняла женщина, похожая на молодую Аллу Пугачеву. Рыжая кудрявая шевелюра, кожаная косуха, лицо человека, который повидал жизнь. Она бы отлично дополнила состав группы «Комбинация».
– Да, Анна, вы хотите что-то прочесть?
Редактор уже забил пепельницу до отказа.
– Да, у меня есть стих, – басом прогудела Анна и затопала сапогами в сторону редакторского стола.
Закуривая в очередной раз, Женя тоскливо смотрел в стол и ни о чем, наверное, не думал.
– Так вот, я его посвятила вот этому подсолнуху. – И Анна достала двухрублевую открытку, купленную, вероятно, где-нибудь в переходе.
Ода подсолнуху
Как солнце ясное, ты желтый,
И черные все семена твои.
Стоишь ты в поле такой гордый
И радуешь глаза мои.
Подсолнух, я тебя люблю
И стих сей посвящаю.
– Что ж, Анна, спасибо, – промямлил Женя, – было очень… мило. Очень… добрые стихи, да… очень добрые. Есть комментарии?
Аудитория молчала. Я царапал ногтями стол.
– Так, ну и давайте, Елена Алексеевна, вы, кажется, хотели выступить?
Моя соседка по столу, старушка, которая все это время перебирала листы текста, напечатанные на старой желтой бумаге, встрепенулась. Целая пачка была вручную напечатана на машинке. Целый роман, который никому не нужен и который никто никогда не прочтет.
Елена Алексеевна поднялась, поправила подол платья, схватила свою рукопись и зашаркала к месту для выступающих. У стола редактора она положила пачку бумаги и разъяснила:
– Я написала роман. Этот роман о нескольких бабушках, которые отправились в санаторий отдыхать. И у них там были разные приключения…
Я закрыл глаза.
– Итак, зачитаю отрывок, – сказала она и сняла резинку, которой была обмотана рукопись. В пачке было листов семьсот.
Бабули в санатории
– Меня зовут Валя.
– А меня Нина!
– А меня Надя.
– Я – Вера, – сказала я.
– Вера, а ты не храпишь? – спросила меня с недоверием Валя.
– Нет, а ты?
– Нет!
– А вот я храплю, – сказала Вера.
Еще час мы в полной тишине слушали отрывки из неизданного романа про старух, стихи о несчастной любви и рассказы о пьянстве и работе на заводе. Потом все закончилось. Убедившись, что Женя отвлекся, я схватил рюкзак и выбежал прочь.
В маршрутке до дома снова не оказалось сидячих мест. Я стоял пригнувшись и бился головой о потолок, когда машина наезжала на кочки. За окном проносились заправки и пустыри. Один из пассажиров, похожий на Хэнка из «Царя горы», пил коньяк из маленькой бутылки и утирал ладонью капли с пасти.
– На следующей, ёбаный компот!
– Мужчина… – почти шепотом обратилась к нему сидящая рядом старушка, – тут же дети, мужчина…
– Ну я же сказал «ёбаный компот», а не «ёбаный в рот»! Ком-пот! Ёбаный компот, на следующей! – снова прокричал он.
– Да слышу я, – злобно ответил водитель.
– Ну и все, нахуй.
В стеклянных глазах мужика была пустота. Он отхлебывал коньяк и разговаривал сам с собой. Сидящие рядом с ним жена и маленький сын смотрели в окно. Они молчали, и я молчал. Еще один день в Челябинске прошел.
В столице
В сентябре родители обняли меня в последний раз и посадили на поезд. Я забросил сумку на верхнюю полку, расстелил матрас, постелил белье, поменял обувь, надел легкую одежду и лег на кровать. Глядя на верхнюю полку, где надо мной спал будущий сосед по комнате, я думал о том, какая теперь будет жизнь. Чем я буду заниматься в университете? Где бы хотел работать? До этого я почти не задумывался, где работают в Москве журналисты. Ну, Первый канал, Второй. Журналы – ну, «Русский Репортер». Да, «Русский Репортер» – это класс. А больше я ничего не знаю.
Через два дня поезд приехал в столицу. Я вышел из вагона и вдохнул воздух, собравший в себе сотни ароматов – от пота и машинного масла до беляшей и сигарет. Столица.
С соседями по плацкарту мы поймали на вокзале такси, загрузили в него свой скромный скарб и поехали в общежитие. Все были взволнованы: как мы будем жить? С кем поселимся? Как обустроим свой быт? Жизнь в общежитии мне виделась в красках: как и у всех ровесников, мое детство прошло вместе с сериалом «Универ». Когда такси наконец остановилось и мы выгрузили багаж, мы впервые увидели общагу вживую: огромное здание шестидесятых годов в виде книжки, шестнадцать этажей, на которых живут тысячи студентов. Здесь они ночуют, пьют, любят друг друга, учатся.
А порой сбрасываются с балконов, не выдержав стресса.
На входе выстроилась огромная очередь: всех этих людей с клетчатыми сумками сейчас досмотрят, проверят бумаги и отправят на оформление. Там, в холле, выстроятся три длинных ряда: в первом кабинете ставят печать, которая допустит во второй кабинет, во втором ленивая старуха поставит отметку, что ты можешь идти в третий, где тебе сделают пропуск.
– Я позову! Я сказала, выйти всем из кабинета, я позову! Вас много, я одна! – доносится из дверей.
