А потом позвонили с неизвестного номера. Жизнь научила в таких случаях не отвечать, но в этот раз я зачем-то изменил принципу.

– Роман?

– Да.

– Вам звонят из бара «ЧПЗ», вы оставляли свой номер. К сожалению, у вас такой возраст, что работу официанта мы предложить вам не можем.

– Я почему-то так и подумал.

– Но мы ищем промоутеров.

– А вечерняя смена есть?

– Да, после обеда.

– Тогда я заеду к вам завтра поговорить.

Так я устроился на вторую работу. Рыжий менеджер с козлиной бородкой выдал мне оранжевую футболку с логотипом «ЧПЗ», в которой тело сильно потело и не хотело дышать, и пачку флаеров. Каждый флаер – в виде сторублевой купюры.

– Правила такие: флаер – это возможность получить второе пиво бесплатно после покупки первого. Одно пиво – один флаер. Ты должен говорить следующее: «Приходите в бар „ЧПЗ“, второе пиво с флаером бесплатно». Сможешь повторить?

– Приходите в бар «ЧПЗ», второе пиво с флаером бесплатно.

– Молодец. Вперед.

Теперь после работы на ЧТЗ я приходил работать в «ЧПЗ». С утра таскал бревна и опилки, а после обеда ехал в центр, надевал футболку цвета «Фанты» и шатался по центру, бормоча:

– Приходите в бар «ЧПЗ»… Второе пиво с купоном бесплатно… В баре «ЧПЗ» акция… С купоном бесплатно пиво второе… Второе пиво бесплатно с купоном в баре «ЧПЗ»… «ЧПЗ» пиво бесплатно второе…

Иногда мужики вставали в очередь за этими купонами, а иногда был полный голяк, и тайком я выбрасывал купоны в урны.

– Че это? – спрашивали меня на улице.

– Это флаер. С ним вам второе пиво дадут бесплатно.

– А первое надо купить?

– Ну, вообще да.

– Не наеб?

– Нет.

– Ну смотри мне. Дай два купона, а?

Раздав купоны, на закате я возвращался домой. Летние каникулы продолжались.

Дождь лил как из ведра уже который день подряд. Тучи затянули небо, землю под ногами размывало, и черви, выползшие из жирной земли, тут же погибали под ботинками. Я вошел в цех, где сильно пахло мокрыми опилками и сыростью, и стряхнул с себя воду. Начальник тут же меня и поймал.

– Ты пришел? У нас затопило подвал, побежали.

– Доброе утро, кстати.

Это плохо, когда у тебя бизнес по производству деревянных изделий и тебя топит. Кольцов это понимал и согнал нас ни свет ни заря на работу. Маленький подвал и правда залило по колено: почти ушли под воду свежесколоченные ящики, табуретки и могильные кресты. Андрей и Паша пожали мне руку при встрече. Дождевиков на них не было, и они промокли почти до нитки.

– Вот это пипец, Ромыч. Держи ведра, на, щас будем черпать!

В полусогнутом состоянии мы черпали мутную воду железными тарелками, кастрюлями, плашками, сливая в ведра. Со временем она сдалась и отступила. Подвал был чист. Дождь тем временем продолжал бить по крыше. На часах не было и восьми утра. Андрей с Пашей потащили ящики и кресты в сушильню – мрачную темную комнату, где у огромных батарей сушились доски и пахло древесной смолой.

Не успели мы толком перевести дух, как нам дали две огромные лопаты и сослали в другой подвал – сырой, темный и душный. Наши ноги утопали в сырых опилках, а над головой тянулись старые трубы, через стены двигались широкие черные ленты, по которым опилки направлялись в воронки. Опилки нужно было сбрасывать на ленты и расчищать пол.

Вот как я тут оказался.

Мы посмотрели друг на друга и молча всадили лопаты в горы опилок под ногами. Желтый свет лампочки над головой тускло освещал подвал, стоял запах дерева и пота. Через час работы мы сбросили футболки, перестав чего-либо стесняться. Пот стекал по лбу и щипал глаза. Руки ныли, а опилки все никак не кончались. Работая, потихоньку начинаешь понимать, как и сколько положить на лопату, чтобы было не так тяжело, и как правильно согнуть руки в локтях, чтобы снизить напряжение, – такая себе математика. Кидаем на ленту это говно, оно уезжает куда-то за стену, тяжело дышим, и ни слова не прорезает тишину.

На секунду я откладываю лопату.

– Ладно, – говорю я, – а тебя дядя на нормальную работу устроить не мог?

– Не знаю. Предложил мне вот так на компьютер зарабатывать.

– Ты хотя бы сам сюда пришел.

Ближе к обеду закончили. Пол был очищен, а мы провоняли деревом и потом. По грязным ступенькам мы поднимались наверх, глубоко вдыхая свежий воздух. По пути я задел локтем гвоздь, торчащий из стены. По руке размазалась кровь.

– Еще не хватало от заражения крови у твоего дяди на работе помереть.

– Я все слышу.

– А я знаю.

А на следующий день подвал снова завалило опилками. Мы на что-то отвлеклись, и лопату Кирилла зажевало между двумя лентами. Те, ворча и скрипя, медленно сминали ее. Кое-как выковыряв останки лопаты, мы выбросили их в кусты, договорившись никому не рассказывать.

Снова еду домой с завода, солнце бьет в окна маршрутки, но веселее не становится. Хочется быстро поесть дома, недолго посмотреть мультики перед тем, как ехать на вторую работу, – хоть какая-то радость. Обычно я успеваю ко времени, когда еще крутят «Губку Боба». Если успеваешь посмотреть только «Дикую Семейку Торнберри» или, того хуже, «О чем говорит Джинджер», то, считай, день не удался. Раньше записывал «Губку Боба» на кассеты, но год назад папа купил DVD-плеер, и все это стало не нужно.

Девочка в маршрутке морщит нос. Бабушка наклоняется к уху и говорит:

– Я поняла. Это от мальчика так пахнет. Я все думаю, чем пахнет, а это мальчик.

Поскорее бы доехать домой. За окном проносится бесконечная красная заводская стена и трубы, трубы, трубы.

Вечером в центре города душно и лениво, солнце медленно уходит в закат. Флаеры никто не берет. Люди неторопливо идут с работы, никуда не торопясь, другие просто бездельничают на лавочках. Мужики во вьетнамках и майках-сеточках пьют пиво, девчонки ходят туда-сюда, дымя тонкими сигаретами. Летом в городе красивых девчонок полно – куда они деваются в другое время года? Улетают, наверное, в места теплее или сидят в интернете и из дома не выходят. Я в дурацкой оранжевой футболке раздаю свои флаеры и понимаю, что в ближайшие несколько лет мне девочка точно не светит: денег нет, живу на окраине, еще и эти прыщи. Но очень хочется хотя бы погулять с девочкой, посмотреть кино или, на худой конец, выпить с ней пива. А больше хочется сейчас только пить, баночку холодной колы бы сейчас, чтобы горло заморозило, больше ничего не надо, как же сушит глотку в этой духоте. Но деньги на день я уже потратил, не хватает рублей двух-трех, как всегда.

– Приходите в бар «ЧПЗ», – сухо говорю я прохожему мужику, – второе пиво бесплатно.

– А, а? Чего, че?

– Вы с этим купоном можете получить второе пиво.

– Да ладно! Так, класс. Слушай, брат, а продай мне штук десять таких купонов, а? По-братски. Я заплачу тебе даже.

– Хотелось бы, но не могу.

– Почему?

– Запрещают.

– Ну, дай хотя бы штук пять.

– Ладно, держите.

Дал ему купонов – так и день быстрее кончится. Осталось еще штук семьдесят до конца рабочего дня. Дальше начал раздавать по два-три на руки, лишь бы отделаться.

Перед тем как вернуться домой, заглядываю в бар, где все уже упиваются с этими купонами. Кто-то успел уснуть за столиком. Бармен еле успевает пиво разливать.

– Ты там охуел, что ли? – встречает он меня. – Ты сколько купонов на руки выдаешь?

– Иногда больше одного.

– Это сколько – больше одного?

– Ну, как-то раз выдал пять. Всего один раз.

– Чего? Этот хуй сидит уже упитый, на купоны твои он десять бокалов выжрал. Хорош так делать, слышь!

– Мне жаль, прости. Налей воды, пожалуйста.

Он налил, поставил передо мной неполный бокал.

– Сто рублей.

– Смешно.

– А я не шутил.

Я допил и вернул стакан.

– До свидания! – И вышел вон.

Работать на пепелище было весело, даже странно, что за это платили нам, а не наоборот. Мы скидывали в кузов грузовика разный хлам, запрыгивали туда же, в эту кучу, и ехали с ветерком до пепелища – большого выжженного черного куска земли. Там мы сбрасывали мусор на землю, собирали в кучу, опоясывали горючей черной лентой, сделанной из гудрона и смолы, и кидали спичку. Потом долго смотрели, как черный густой дым взвивается вверх, и глаза наши слезились, и першило в горле.