– Мне ничего не обещали. Сказали через неделю зайти.

– И когда эта неделя кончится?

– Сегодня понедельник?

– Красиво живешь. Завтра.

– Ну, значит, завтра. Дайте мне денег на проезд.

На следующий день в баре никого не оказалось, администрация в лице той блондинки куда-то ушла. И в следующие дни там тоже никого не было. Я просто приезжал, стучал в дверь и, пожав плечами, уходил гулять. «Ну что ж, – думал, – в следующий раз». А вечером что-нибудь выдумывал или честно говорил, что весь день прогулял. Денег не было – только 50 рублей, что я брал на проезд. Питались мы с друзьями, стреляя деньги у бездельников побогаче либо доедая за другими в «Макдоналдсе».

Спустя еще неделю говорить о своих неудачах в трудоустройстве стало уже как-то неловко.

– Что с работой? – прозвучало опять за ужином.

– Ничего. Там либо никого нет, либо меня просят еще подождать.

– Ты вообще туда ходишь или просто нас дуришь?

– Да не был он там, конечно.

– Мы даем тебе деньги, чтобы ты доехал, получил работу и вернулся обратно. 50 рублей в день. На что они уходят? Чем ты занимаешься весь день?

– Гуляю.

– У тебя же денег нет. Где ты ешь?

– Ну, в «Макдоналдсе» иногда.

– На что?

– На деньги.

– Это разговор двух идиотов. Где ты берешь деньги?

– Ну, мы стреляем там.

– Что это значит? В смысле стреляешь?

– Ходим по людям и стреляем мелочь.

Отец положил вилку.

– Ты что, побираешься?

– Нет! Так все у нас делают, ни у кого денег нет.

– Ни у кого нет, но у кого тогда стрелять?

– У тех, у кого все-таки немного больше.

– Мама родная… – Отец закрыл лицо руками. – Сын побирается, до чего я дожил.

– Ты просто утрируешь, мы не побираемся, а просто… просим. Так, ладно, спасибо, но я наелся.

– Мы тебя не отпускали.

– Мне это не требуется.

– Дурак ты просто.

– Приятного аппетита.

Я сел в комнате на кровать. Хотелось убежать, да некуда. Лучше бы я и правда нашел эту работу, меньше бы тут сидел. Может, уснуть сейчас, чтобы все пропустить? Тут открылась дверь.

– Завтра я звоню Кольцову, у которого деревообрабатывающий цех на заводе, и ты идешь к нему работать грузчиком. Есть вопросы?

– Какие уж тут воп…

Дверь закрылась, и еще долго слышалось ворчание за стеной. Так я нашел первую работу.

Шесть утра. Мама включает свет, и тот режет глаза.

– Подъем, – стараясь улыбаться, пропевает она, – первый рабочий день, ура!

– Ура.

Утренние оладьи не лезли в горло. В телевизоре гундел Сергей Дружко из «Необъяснимо, но факт». Как они такое показывают в такую рань? Неудивительно, что у всей страны едет крыша.

– Я бы поела на твоем месте, еще успеешь проголодаться.

Мы едем на рассвете вдоль бесконечного забора из красного кирпича, который отделяет бескрайнюю территорию ЧТЗ от остального мира. В одних местах забор поврежден или даже пробит насквозь, в других на нем увековечены признания в любви или, наоборот, угрозы или оскорбления. Завод, этот город в городе, просыпается, пыхтя трубами, вдалеке включаются лампы в помещениях цехов, проходные впускают в свои пасти людей и никого не выпускают до конца рабочего дня.

Мама паркует машину у входа.

– Сегодня я тебя провожу. Завтра тебе придется уже самому добираться. И, пожалуйста, не обижайся на отца, просто пойми.

– Хорошо.

Мы прошли через турникеты и переход, стены которого были выложены пожелтевшей плиткой. Вместе со строем серых лиц, спешащих на работу, мы с мамой прошли через блоки заброшенных и еще не начавших работу зданий и наконец добрались до нужного цеха. Несколько помещений, стоящих на отшибе всей этой огромной территории; внутри тянутся ленты, по которым едут опилки и сваливаются в огромные воронки, падают сквозь них на землю и образуют желтые горы. Сильно пахнет свежеспиленным деревом и лаком. Там, где почва еще не совсем отравлена, растут жесткие, грубые сорняки – другие растения здесь просто не выживут.

Даже в кабинете у начальника пахло деревом. Там было чисто и по-советски просто: портрет Путина на стене, стол со стеклом на крышке, календарь, телефон, толстый блокнот. Сквозь древесный запах немного пробивался запах духов Kenzo – их очень любят местные начальники. Сам Кольцов – свежий и чистый мужчина лет пятидесяти – был одет в светлые брюки, в которые заправил рубашку, и не выпускал из рук барсетку. Хорошо учился, наверное, был пионером, потом арендовал у завода кусок земли и открыл здесь цех. Лет сто назад был бы, наверное, кулаком.

– Ну, привет. Как, готов работать?

– Если бы еще поспал, то смог бы ответить вам увереннее.

– Что поделать, привыкай. Ну, у тебя и помощь будет, мой племянник, Кирилл. А с Пашей и Андреем ты еще успеешь познакомиться. Как Кирилл придет, оформим вас в смену, а потом начнем работать.

Солнце поднималось над заводом, начинался рабочий день.

Племянник начальника был долговязым носатым парнем с вьющимися волосами, которые с утра он старательно укладывал назад, и уже к обеду они приобретали форму шапки. Начальство выдало нам перчатки и секаторы, чтобы постричь сорняки на территории. Мы копались в грязной земле, в которой как-то что-то смогло вырасти, и вырезали все живое. Жизнь сопротивлялась как могла, щипалась и обжигала колючими стеблями, от которых на руках вздувались волдыри. Кирилл к такому не привык, постоянно пыхтел и вздыхал. Мне же в первый раз начали платить за то, что дома я делал каждый день бесплатно – рвал траву. Неподалеку укладывали в грузовик огромные стволы деревьев: позже их освежуют и распилят, и станут они ящиками для овощей, табуретками или могильными крестами.

Закончили мы к середине рабочего дня, сложили поверженные сорняки в мешки и выкинули на черном пепелище. Тут как тут появился начальник.

– Ну что, работнички, справились? Смотрите, Андрей и Паша сейчас будут разгружать грузовик с бревнами, идите к ним, помогите.

– Бли-и-ин, – протянул Кирилл, плетясь к грузовику.

Андрей и Паша были братьями. Оба были с задержкой развития и в свои двадцать пять лет соображали и общались на уровне пятнадцатилетних. Но им нравились мои шутки, что не могло не радовать.

– О-о-о, парни, здарова! – крикнул Паша и протянул руку в замызганном рукаве. Он был ниже своего брата, но, как и у Андрея, лицо у него было в грязи, пыли и немного в соплях. – Давайте, залезайте в кузов, а мы с Андрюхой будем принимать.

– Блин, Паш, – протянул Андрей, – может, мы будем подавать?

– Ты дурак? – прошипел брат в ответ. – Принимать же проще.

Ссутулившись, мы с напарником взялись за дело, хватая бревна и подавая их братьям вниз. Солнце палило сверху, и пот струился под грязной робой. Руки саднило. Минут через сорок грузовик был пуст.

– Все, вылезайте, сейчас еще подвезу, – сказал водитель.

Андрей и Паша о чем-то спорили внизу.

К обеду я вернулся домой, сбросив в ящик вонючую форму.

– Ну, работник, – хитро улыбаясь, спросил отец, – как первый рабочий день?

– Никаких открытий.

День шел за днем. Вставать в шесть со временем стало проще. Я приучился вести себя так, чтобы время шло быстрее (для этого, например, нужно было не смотреть на часы, больше слушать музыку и стараться не думать вообще), и понял, где ходить, чтобы начальник не привлек к работе. Изображать деятельность тоже нужно уметь.

Так прошла неделя или две. Я вставал, завтракал, смотрел с утра «Необъяснимо, но факт», по дороге думал о призраках и гномах, лысине Сергея Дружко, на проходной показывал пропуск, шел в рядах других работяг, надевал перчатки, выполнял задание, терпел тупую рожу Кирилла. Самое неправильное, что можно делать в ситуации, когда работа неизбежна и до конца рабочего дня еще долго, – думать о том, зачем ты вообще здесь и зачем ты это делаешь. Просто делай – и все. Будешь много думать – с ума сойдешь.