Когда она вошла в гостиную, миссис Флеминг недовольно покосилась на нее и, плюхнувшись на диван, произнесла резко:

– Ты что, бесстыдница, полы под ковром не мыла?

Анна, поставив поднос на круглый столик перед носом своей сердитой хозяйки, как можно непринужденнее ответила:

– Ну что вы, миссис Флеминг! Каждый сантиметр выдраила несколько раз подряд! – она бросила на нее хитрый взгляд и намеренно сделала глупое лицо.

Миссис Флеминг противно кашлянула в пухлый кулачок и с подозрением посмотрела на свою горничную. Она сообразила, что Анна в душе насмехается над ее проверкой, да и над ней самой.

– Погладишь сейчас мои вещи, – сухо произнесла она и кинула на свою служанку ликующий взгляд. Она всегда найдет, как отомстить своей прислуге. Даже если при этом нет поводов для изощренного наказания.

– Но я вчера все прогладила, – в голосе Анны послышались недовольные нотки.

– Даю слово, если сейчас проверить за тобой – обязательно найдется какая-нибудь невыглаженная складка! – ухмыльнулась миссис Флеминг. Ее полные губы растянулись в презрительную гримасу. – И вообще, в последнее время ты стала непростительно наглой! Кто тебе позволял разговаривать?.. Ты должна молча принимать мои указания и тут же выполнять их! Или забыла все правила, предписанные для слуг? – она победоносно взглянула на свою горничную и принялась пить чай с чувством выполненного долга.

Анна слегка поклонилась и вышла из комнаты. Миссис Флеминг всегда оставалась в выигрыше. Да, между ними была негласная борьба уже много лет – «чья возьмет», называлась она. Миссис Флеминг могла бы выгнать Анну за то, что она иной раз слишком иронично отзывалась на ее просьбы, но в душе понимала, что такой горничной у нее больше никогда не будет. До Анны им прислуживала неряшливая тридцатилетняя Сьюзен, которая вечно прожигала под утюгом одежду и плохо убиралась в комнатах. Один раз она чуть не спалила их дом, из-за неправильно заложенных в камине дров.

Анна пошла за утюгом, который хранился в кладовке, и вдруг опустила взгляд на ноги. Ее коричневые ботинки так разносились из-за непрерывной беготни по лестницам и комнатам, что напоминали бесформенные лапти. Теперь придется раскошелиться на новую обувь и на чулки, ведь она порвала старые. Жалованье было мизерным, но рабочее платье, чулки и обувь горничные покупали сами. «Нищета – самое жуткое, что может произойти с человеком», – подумала она. Достав утюг, она пошла в гардеробную. Там было небольшое круглое оконце – Анна увидела, как солнце стало заползать за крыши домов.

Скоро закат окрасит их город в яркую палитру розовых, оранжевых и алых оттенков. «Нужно поторопиться, чтобы успеть добраться с Мэри в таверну до того момента, когда улицы окончательно опустеют и погрузятся в непроглядную тьму!» – испугалась она и с жаром принялась за работу.

В таверне Анна и Мэри застали оживленные споры. В пивной зал натолкалось столько людей, что она с большим трудом смогла протолкнуться к отцу. За окнами – темнота, поэтому на столах и подоконниках зажглись все восковые свечи и масляные лампы.

Томас сидел у последнего стола с кружкой эля и внимательно слушал собравшихся, но не принимал участия в их разговоре. Его длинное и худое туловище согнулось над столом, будто дуга, а на густых каштановых волосах играли золотистые блики – отблеск от зажженного камина, находящегося в нескольких метрах от него. Когда в толпе он увидел дочь – безумно обрадовался, морщинка между бровей разгладилась, лицо сбросило суровое выражение.

– Отец, что происходит? – спросила с удивлением Анна и присела рядом с ним на длинную грубо сколоченную скамью. Мэри тут же последовала ее примеру – ноги отекли и гудели от стоячей семнадцатичасовой работы, нужно дать им отдых. В другой раз она ни за что на свете не переступила бы порог подобного заведения – где собираются дамы сомнительных качеств и подозрительные мужчины, напоминающие разбойников с большой дороги, но сейчас, когда в городе орудует кровожадный маньяк, она посчитала глупостью обращать внимание на такие условности.

Томас опорожнил свою кружку, крикнул Элис «еще пинту пива» и спросил серьезным голосом:

– Ты уже слышала, что бедняжка Джоанна стала его новой жертвой? – когда Анна кивнула головой, он продолжил: – Так вот… сегодня ее отец, Филип Слэнди, поклялся отомстить за смерть дочери.

Анна тут же взглядом выловила в толпе высокого тучного мужчину в белой рубашке и серых холщовых штанах. Он, разгорячённый пивом и смертью дочери, собирал желающих на опасную охоту. В одну секунду, несмотря на вес, он ловко вскочил на ближайший стол и, чтобы завладеть вниманием всех присутствующих, громко гаркнул:

– До каких пор мы будем позволять убийце хозяйничать в нашем городе? – его густые рыжие брови сомкнулись на переносице – будто упрек завсегдатаям таверны. – Сколько еще должно погибнуть людей, чтобы мы, наконец, поняли – выход только один: поймать и свершить свой суд над подонком!

Гаррис оживленно кивнул головой и произнес твердым голосом:

– Филип прав! Мы должны хотя бы попытаться отыскать убийцу; пока он бродит на свободе, наши близкие каждый день подвергаются огромному риску, – при этом он бросил быстрый взгляд в сторону сына Виктора и маленькой дочери Кейт, которая пугливо обнимала за ногу мать: ему было что терять.

Толпа возбужденно загудела. Молодые парни с особой радостью собирались на охоту, беспечно полагая – это что-то вроде развлекательной прогулки, но мужчины постарше ясно осознавали опасность предстоящего мероприятия. Все начали наперебой спорить, что лучше взять на охоту – вилы или топор? В это же время пожилой дед с короткой седой бородкой вдохновленно бренчал на мандолине2 и громко напевал, стараясь перекричать остальных: «Идем тебя, мерзкая тварь, убивать!.. Больше тебе в нашем городе не гулять! Расчленим тебя на куски – пусть сожрут твои останки наши псы!». Несколько человек, сумевших расслышать в общем гуле его слова, одобрительно похлопали в ладоши. Кроме них, уличному музыканту с энтузиазмом подвывала черная дворняга, будто узрела смысл слов из этой песни. Это была Нелли – собака Виктора: она все время ошивалась здесь в надежде на подачку с какого-нибудь дружелюбного стола, где каменщик, получивший зарплату, собирает друзей отметить это важное событие. В такие моменты ей всегда что-то перепадало.

Люди заранее приволокли в таверну охотничий арсенал: кто-то притащил ружье, кто-то молоток, кое-кто похвастался огромным разделочным ножом. Разнообразие поражало воображение – светловолосый парнишка лет семнадцати притащил с собой гигантский молот. Его тут же окружили и с удивлением поинтересовались, каким образом он, худой заморыш, смог дотащить эту тяжесть сюда?

Парнишка хвалился своей физической силой, обещал накостылять этим молотом убийце, но с него все дружно посмеялись.

– Неуместно брать это с собой! – сказал прагматично Гаррис. – Нужно брать то оружие, которое не станет тебе обузой! Которое ты с легкостью сможешь пронести через весь город!

– Да-да, все верно! – вставил свое слово мясник Слэнди. – Мы ведь собираемся обойти все улицы, все закоулки: необходимо учесть это.

Анна внимательно всмотрелась в его круглое лицо: там проступали все оттенки горя – осознание потери, злость на судьбу, желание выплеснуть несчастье в какое-нибудь важное дело, а главное – жажда мести. Но, несмотря на беду, наведавшуюся в его дом, Филип держал себя в руках. Дома его ждала жена и двое маленьких сыновей. Если что-то случиться и с ними – он себе никогда не простит бездействия.

– А что же ты, отец? – с тревогой спросила Анна, вглядываясь в его мрачное лицо.

– Я полчаса назад уже дал свое безоговорочное согласие на участие в этом важном деле. Это мой долг – защитить тебя, да и других беззащитных девушек.

Виктор, сын трактирщика, сидевший за соседним столом, хихикнул и заметил многозначительно: